search
main

Один глаз серый. Другой – зеленый. Один – серьезный. Другой – насмешничает. Худые пальцы тарабанят по тюремному столу. Он смотрит на меня вызывающе: “Да! Украл! Есть хотелось! Я в школе в обморок падал от запаха бутербродов с колбасой и кока-колы…” Артем отворачивается к стене. Пальцы замерли лишь на миг, а потом начали снова выбивать только ему понятную дробь. Теперь я знаю о нем почти все. С семьей ему не повезло: родители – алкаши. Артемом и его младшим братом занималась бабка. Кормила, поила, в школу снаряжала и твердила ему все время: учись, может, и спасешься. Он ненавидел свой дом – пустой, неухоженный, мать и отец – вечно пьяные, дерущиеся, по углам “добро”, подобранное на мусорках и свалках. Однажды вечером он чертил что-то в своем углу и услышал, как бабка кричит: “Не дам! Это пацанам!”. Она нажарила им картошки, купив килограмм на последние гроши перед пенсией, а пьяному отцу требовалась закуска. Бабка тянула сковороду на себя, отец – на себя. Он выдернул ее и как фокусник, перебросив с одной руки на другую, высыпал горячую картошку на голову бабке. Артем схватил кухонный нож и кинулся на отца. Бабка рванулась между ними: “Не надо, Тема”, – только успела прошептать и медленно сползла на пол. “Давно пора, совсем протухла”, – процедил сквозь зубы отец и, пошатываясь, вышел из кухни. Артем бросился на колени: как же так, он даже не прикоснулся к ней ножом? Вызвал “скорую”. “Сердечный приступ”, – сказали. Сделали укол. С тех пор бабка стала сдавать, а через год умерла, на Рождество. Артем был в одиннадцатом классе. После уроков он таскал ящики в соседнем магазине, собирал мусор в контейнеры, мыл полы в подвале, потом, купив еды в палатке и накормив младшего брата, уткнувшись в подушку, мечтал, как поступит в военное училище, наестся досыта, будет ходить в форме, а Лешку сдаст в детдом. Весной магазин разорился, и Артем потерял работу. До последнего звонка в школе оставалось три месяца. Перебивался кое-как с воды на хлеб. Младшему кое-что перепадало от оставшейся закуски родителей: недогрызенный селедочный хвост или половинка соленого огурца. Наступил апрель. Стало совсем плохо. Он не мог уснуть. У него кружилась голова, а перед глазами маячила жареная курица на вертеле. Он видел, как капельки жира вспыхивают, падая на раскаленную решетку, и протягивал руку, чтобы обжечься и убедиться: курица вот тут, рядом с ним, но рука упиралась в стену. Ему показалось, что он начинает сходить с ума от голода. Он поднялся, натянул старый ватник и вышел на улицу. Посмотрел налево – пусто. Направо – знакомый ночной ларек, где иногда помогал продавщицам. “Привет! Ящики вытащишь?” – “Вытащу”. Уходя, прихватил коробку “Вискаса” – кошачьего корма. Есть смерть как хотелось. Вернулся. На кухне снова буянили. Кто-то чужой. “Ни хрена я вам не дам! Я принес – сам и выпью! Заботчики!!! Да я сам с ним договорюсь. И денег дам”. Он не мог слушать этот пьяный бессмысленный бред и прошмыгнул в свой угол, готовясь открыть консервы. На кухне кричали, спорили, потом стихло – разливали бутылку. Скрипнула дверь, вошел чужой. Уличный фонарь освещал комнату. Артем узнал чужого – владелец местных ларьков. Тот посмотрел в один угол – там спал Артем. В другой – там Лешка. Подошел к младшему и стал раздеваться. Артем вскинулся, как пружина, колченогим стулом хватил пришедшего по голове…

Ему дали два года за кражу "Вискаса". Родители даже не заметили исчезновения старшего сына. Не помнят ни суда, ни следствия....
Реклама на сайте