На чтение: ≈ 17 мин.Обратившись к замечательной книге Лазаря Абрамовича Черейского «Пушкин и его окружение», увидевшей свет еще в 1976 году, мы находим на 218-й странице краткую характеристику Ивана Игнатьевича Лапина (30 марта 1799 – 1859). Он, «опочецкий торговец, оставивший запись в своем дневнике 29 мая 1825 года о встрече с Пушкиным в Святогорском монастыре на ярмарке, описал внешность Пушкина (в ситцевой красной рубашке, с соломенной шляпой на голове, с железной тростью в руке)». Кроме этой заметки, нам конкретно указан литературный источник, где впервые опубликован дневник: «Труды Псковского археологического общества», вып. II, 1915, с. 21-77. Но этого очень мало! Как же выглядел этот дневник и что за личность был его автор?
«Странные бывают сближения», – говорил когда-то о подобных вещах сам Пушкин, который был несколько суеверен и верил в судьбу.
Герой нашего рассказа – купец Жан Лапин – существовал на самом деле и действительно встречался с поэтом. Извлечения из его живых записок о поэте были повторно опубликованы много лет назад крупным псковским краеведом, директором Пушкинского заповедника Семеном Степановичем Гейченко, который в 60-70-е годы прошлого века составил подробный словарь деревенских друзей, соседей, знакомых поэта на Псковщине, включая святогорских иноков, родственников поэта Ганнибалов, известного «попа Шкоду» и даже никогда ранее не упоминавшихся странников, крепостных крестьян, цыган.
Из этого «псковского словаря» читатель узнает об этом человеке новые, любопытные подробности: к примеру, купец Жан Лапин был одним из двух лиц, подписавшихся в своем краю на посмертное издание сочинений Пушкина; невероятно, но факт – после кончины купца на его могиле был воздвигнут согласно завещанию такой же памятник, как на могиле поэта. Так кто же он, малоизвестный поклонник Пушкина на Псковщине?
Единственное чадо опочецкого купца второй гильдии Игнатия Григорьевича Лапина – недоросль Иван – рос в барстве. Его лелеяли и баловали все домашние. Как ни старался заботливый отец образумить его, как ни учил его жить жизнью отцов и дедов – ничего из того не получалось. Имел Игнатий известную всему уезду большую лавку, в которой было все что душе угодно: от шелка, меха и полотна до заморских вин, апельсинов и конфет собственного изобретения. Эти конфеты приводили в восторг уездных барышень и напоминали свадебные свечи, покрытые серебряной канителью. На каждой из них – «билет», на котором аккуратным почерком были написаны добрые пожелания для каждого покупателя, составленные самим предприимчивым Игнатием Григорьевичем с целью привлечения в лавку простого народа. Впрочем, такие лавки, как лапинская в Опочке, были в то время во всех уездных и заштатных городах Российской империи. В губернском же Пскове у купцов Лапиных находился большой магазин, куда регулярно свозили привезенную издалека всякую всячину.
Кроме большой лавки, купец Игнатий содержал добротный питейный дом, «ренсковый погреб» с разными заморскими винами и трактир с двумя просторными горницами: одной, побольше, для «лиц подлого состояния», то есть для простого народа – мужиков и солдат, другой – для лиц дворянского сословия – помещиков и офицеров. Для удобства последних в трактире были предусмотрены и меблированные отдельные номера.
А наследник «лапинского дела», на которого родители возлагали радужные надежды, родился весной 1799 года и был от природы необычайно живым, любознательным и довольно миловидным. Одевали его по последней моде. По-модному стригли ему волосы у местного цирюльника, долго служившего в Петербурге в гвардии. Для обучения сына разным наукам отец нанял трех учителей – пожилого чиновника Варькина, дьякона соборной церкви отца Геврасия и молоденькую француженку мамзель Веронику.
Но всему приходит конец. Молодая женщина как-то зимой заболела и скоропостижно покинула этот мир. Видно, суровый климат России не для красавиц-француженок. В дальнейшем учении молодой Лапин был прилежным и, пожалуй, неплохо усвоил все преподанные ему науки. Со временем Жан завел собственную библиотеку, в которой было все, что в то время встречалось в обычной библиотеке псковских помещиков. Страсть к чтению английских и французских романов не покидала его всю жизнь.
Однако страсть эта имела самое неожиданное продолжение. Жан стал грезить! Он завел себе шпагу, широкую шляпу с перьями, пистолет. Но, увы, не занялся фехтованием. Все это больше походило на театральные забавы. С увлечением одевался то рыцарем, то разбойником, то кавказцем. Мнил себя смелым дуэлянтом. Был немного художником. А с 15 лет – что для нас интересно! – стал вести свой дневник. Ему всюду мерещились нимфы, бахусы, бореи и морфеи. Любил музыку. Как-то научился у одного заезжего гвардейского корнета игре на флейте и теперь ходил с оною на вечеринки, городское гульбище, изображая собой Орфея, потерявшего Эвридику.
Стихи и театр вообще были его страстью. Жан не пропускал ни одного представления местного открытого театра близ магистрата в Опочке, в котором ставили комедии, и после каждого спектакля сидел по ночам перед своим раскрытым дневником. Только ему он доверял свои тайны, радости и печали своего сердца.
А сердце Жана Лапина было горячим! Он слишком рано постиг «науку страсти нежной», стремился непрерывно ухаживать за опочецкими девицами, причем этот постоянный флирт серьезно считал естественным состоянием человека, стремясь менять лишь предметы своего обожания.
Конечно же, в этом сказались в купеческом сыне типические черты провинциального молодого человека того времени. И не будем строги к нему! Вспомним же о том, что тятька и мамка не понимали Жана с его стремлением к просвещению. Они по-родственному, как водится, прощали ему шалости молодости, по-прежнему надеясь, что со временем романтическая дурь эта неизбежно пройдет, купеческий сын неминуемо возьмется за ум и станет купцом уже не второй, а первой гильдии…
В один из солнечных сентябрьских дней 1824 года у дома купцов Лапиных остановились две большие кареты. Из покрытых пылью карет слышались звонкий девичий смех и визг. Подогнав лошадей к коновязи, ездовые уверенно открыли дверцы, и из карет выскочил целый отряд молодых прекрасно одетых барышень под предводительством Пушкина.
– Эй, малой! – повелительно, по-барски, крикнул Пушкин Жану, в то время кормившему пшеном голубей у крыльца.
– Эй, ты, как тебя, места в «Надежде» есть? – продолжал кричать поэт, указывая тростью на большую цветную вывеску над самым крыльцом, – «Трактир Приятная Надежда». – Кому я говорю! Есть места для путешествующих и страждущих или нет?!!
Лапин молчал, словно воды в рот набрал. Он не мог поверить, что перед ним вдруг возник великий поэт, его кумир.
– Да ты что, глухой, что ли?
Разглядывая Жана, Пушкин увидел на нем приличное, подобранное со вкусом городское платье. Молодой Лапин пристально смотрел на него, совсем растерявшись…
Пушкин по-доброму улыбнулся.
– Этот голубок окаменел, увидев такой роскошный букет прелестных дам, – сказал наконец поэт по-французски, обращаясь с остроумным комплиментом к своим юным спутницам.
– Хм, голубок… да он просто чучело гороховое, – с пренебрежением ответила ему самая молоденькая из барышень тоже по-французски.
Подобной дерзости купеческий отпрыск еще никогда никому не спускал! Его смущению перед Пушкиным пришел конец.
– Не чучело, а псковитянин… А вы – дерзкая девчонка, не умеющая себя вести! – вдруг крикнул ей в ответ тоже по-французски Лапин. Надменная барышня от неожиданности приоткрыла свой прелестный ротик, покраснела и спешно отвернулась. Стала больше похожа на «нимфочку» или «венерку», как именовал городских девушек из народа купеческий сын…
– Каково! Вот так конфуз!.. – с нескрываемым удовольствием сказал Жану Пушкин уже по-русски. Поэт сам решительно почувствовал себя псковитянином из Михайловского, ощутил себя русским человеком:
– С кем имеем честь говорить, милостивый государь?
– Я Лапин. Жан Лапин… Это наш дом. Мы будем рады видеть в нем вас, господин Пушкин, и ваших дам.
Жан учтиво сделал поклон дамам. Поэт про себя отметил, что молодому человеку были совсем не чужды приятные манеры.
– Хм, а откуда вы знаете меня? – продолжал заинтересованный Пушкин.
– Да я вас, сударь, однажды уже видел. Это было месяца полтора-два тому назад, когда вы, барин, едучи к себе в Михайловское откуда-то издалека, остановились в нашей «Надежде» в ожидании, когда ваши родные пришлют сюда лошадей для дальнейшего следования в Святые Горы. Вы тогда расписались в книге приезжих. Обедали у нас. Смотрели мою библиотеку, даже подарили свою книжку «Бахчисарайский фонтан», который я выучил наизусть… Вы, сударь, верно, меня забыли, а я помню и не забуду никогда…
– О, тогда здравствуй, мой старый знакомец! – воскликнул Пушкин и протянул руку Лапину, крепко пожал ее и спросил: – Дорогой, нам нужна комната. Места в отеле есть?
– Для вас всегда и все в этом доме есть и будет! – был ответ Жана.
Гости уверенно вошли в дом. Потом Пушкин и сопровождавшие его приятные барышни Осиповы из Тригорского, соседки по имению, долго гуляли по Опочке. Всем им было рядом с поэтом несказанно весело. Тот много шутил, рассказывал много смешных историй из своей жизни. Были на городском валу. Собирали цветы в букет. Плели из цветков венки. Кидали в речку шляпы и венки. Загадывали желания. Купались, плескаясь в воде…
Лапин услужливо сбегал в большую лавку за фейерверками – бураками. Жгли их, и они хлопали, как пистолетные выстрелы. Резвились как дети. Водили у реки хоровод. Потом пели хором «Ленок» и «Золото». Катались на качелях. На городском базаре купили корзину спелых яблок и кидались ими, как мячиками. Пушкин умело жонглировал яблоками, как заправский циркач.
Судьба вновь сведет Лапина с Пушкиным на святогорской ярмарке 1825 года. Только странной была эта встреча. Он сразу даже не узнал Александра Сергеевича. Так изменились его лицо и внешность. «На голове у него была надета соломенная шляпа, в ситцевой красной рубахе, опоясанной голубою ленточкой», – записал Лапин в своем дневнике об этом событии.
По костюму поэт выглядел, как какой-то цыган, и был препровожден караулом в кордегардию. Позже Жан надеялся вновь увидеть поэта, но Пушкин, увы, на ярмарке больше не появлялся…
Что случилось тогда? Почему на ярмарке в тот раз поэт был не брит, не стрижен и в эдаком странном виде? А может быть, это был и не Пушкин вовсе? Так и не удалось Жану постичь эту тайну…
Жизнь в Опочке шла своим чередом. В 1828 году тяжело захворал старик Игнат Лапин. Чуя свой скорый конец, он твердо решил обженить сына. Что вскорости и произошло. После этого важного события и скоропостижной смерти родителя жизнь Жана решительно изменилась. Поэтическая полоса его романтического бытия безвозвратно закончилась. Дневник превратился в простую амбарную книгу, в которой опочецкий купец обозначал уже одни торговые обороты в лавке, сводил балансы. Мечтателя Жана больше не стало. Проснулся купец Иван Игнатьевич, лавочник из Опочки.
В 1850-х годах купец Иван Игнатьевич Лапин переехал в губернский Псков, где у него было большое торговое подворье. Там он проживал до 1859 года, до самой своей смерти. Сыну своему Александру горячий поклонник Пушкина завещал свою библиотеку, бумаги и дневник.
Псков. Богословское городское кладбище. В центре его – фамильный склеп купцов Лапиных. В нем похоронены Иван Лапин, его сын Александр и дети последнего. Над склепом – мраморное надгробие редкой работы. Странно видеть его в здешнем месте. Что оно напоминает? Надгробие повторяет черты надгробия Пушкина в Святогорском монастыре – тот же мраморный обелиск, акротерий, цокольный камень, гранитные ступени…
…Мало кто знает и другую историю. Как-то весной 1837 года купец Иван Лапин был внезапно вызван к опочецкому уездному предводителю дворянства. Предводитель спросил его, знал ли он Пушкина и читал ли что из его книг. Лапин смутился, но сказал всю правду про свою благоговейную любовь к поэту. Тогда тот объявил ему, что Пушкин скончался, и предложил подписаться на шеститомное издание сочинений Александра Сергеевича ценою 36 рублей с пересылкою. Что купец и совершил, подписавшись со всем почтением к Пушкину. В те минуты он, верно, опять чувствовал себя Жаном, романтическим мечтателем, которого добродушный Пушкин в шутку ласково назвал «господином», но не в шутку – «старым, дорогим знакомцем». Быть может, в этом разгадка того, что на его могиле, всего-то торговца из уездной Опочки, был воздвигнут такой же памятник, как на могиле великого поэта…
Выбор читателей
Комментарии