На чтение: ≈ 39 мин.Законодательная власть
Принцип разделения властей как средство обеспечения законности начал действовать в период революции в Англии в ХVII в. Впервые о нем заговорили левеллеры, а затем теоретически обосновали Дж. Локк, Ш. Монтескье и другие мыслители нового времени. Этот принцип оказался жизнеспособным и нашел воплощение в конституциях цивилизованных стран. Однако самостоятельность, независимость органов законодательной, исполнительной и судебной властей не должны абсолютизироваться. Являясь органами государства, они призваны взаимодействовать между собой, иначе невозможно нормальное и эффективное функционирование государственного механизма. В этом взаимодействии они должны уравновешивать друг друга с помощью системы “сдержек противовесов”. Взаимообеспечение их полномочий на основе конституции позволяет согласованно решать различные вопросы государственной политики.
Ш.Л.Монтескье. О духе законов
О законах, устанавливающих политическую свободу, и ее отношении к государственному устройству
О государственном устройстве в Англии
В каждом государстве есть три рода власти: власть законодательная, власть исполнительная, ведающая вопросами международного права, и власть исполнительная, ведающая вопросами права гражданского. В силу первой власти государь или учреждение создают законы, временные или постоянные, и исправляют или отменяют существующие законы. В силу второй власти они объявляют войну или заключают мир, посылают или приглашают послов, обеспечивают безопасность, предотвращают нашествия. В силу третьей власти карают преступления и разрешают столкновения частных лиц. Последнюю власть можно назвать судебной, второй простой исполнительной властью государства.
Для гражданина политическая свобода есть душевное спокойствие, основанное на убеждении своей безопасности. Чтобы обладать этой свободой, необходимо такое правление, при котором один гражданин может не бояться другого гражданина.
Если власть законодательная и исполнительная будут сведены в одном лице или учреждении, то свободы не будет, так как можно опасаться, что монарх или сенат станут создавать тиранические законы для того, чтобы так же тиранически применять их. Не будет свободы и в том случае, если судебная власть не отделена от власти законодательной и исполнительной. Если она соединена с законодательной властью, то жизнь и свобода граждан окажутся во власти произвола, ибо судья будет законодателем. Если судебная власть соединена с исполнительной, то судья получает возможность стать угнетателем.
Все погибло бы, если в одном и том же лице и учреждении, составленном из сановников, из дворян или простых людей, были соединены три власти: власть создавать законы, власть проводить в исполнение постановления общегосударственного характера и власть судить преступления и тяжбы частных лиц.
В большинстве европейских государств установлен умеренный образ правления, потому что их государи, обладая двумя первыми властями, предоставляют своим подданным отправление третьей. У турок, где эти три власти соединены в лице султана, царствует ужасающий деспотизм.
В республиках Италии, где эти три власти также соединены, свободы меньше, чем в наших монархиях. Поэтому там правительство нуждается в целях самосохранения в столь же свирепых мерах, как турецкое, о чем свидетельствуют государственные инквизиторы и ящик, куда всякий доносчик может в любой раз бросить свою обвинительную записку.
<…> Поэтому государи, стремившиеся к деспотизму, всегда начинали с того, что объединяли в своем лице все отдельные власти, а многие короли Европы – с того, что присваивали себе все главные должности в своем государстве.
<…> Ввиду того, что в свободном государстве всякий человек, который считается свободным, должен управлять собою сам, законодательная власть должна бы принадлежать там всему народу. Но так как в крупных государствах это невозможно, а в малых связано с большими неудобствами, то необходимо, чтобы народ делал посредством своих представителей все, что он не может делать сам.
Люди гораздо лучше знают нужды своего города, чем нужды других городов, они могут лучше судить о способностях своих соседей, чем о способностях прочих своих соотечественников. Поэтому членов законодательного собрания не следует избирать из всего населения страны в целом; жители каждого крупного населенного пункта должны избирать в нем своего представителя.
Большее преимущество избираемых представителей состоит в том, что они способны обсуждать дела. Народ для этого совсем непригоден, что и составляет одну из слабейших сторон демократии.
Нет необходимости в том, чтобы представители, получив от своих избирателей общую инструкцию, получили от них еще и частные указания по каждому особому делу, как это делается в Германии. Сидки (английский политический деятель) совершенно прав, говоря, что если депутаты являются представителями сословий, как в Голландии, то они должны отчитываться перед теми, кто их уполномочил; но иное дело, когда они являются представителями городов и местечек, как в Англии.
Право подавать голос в своем округе для выбора представителей должны иметь все граждане, исключая тех, положение которых так низко, что на них смотрят как на людей, неспособных иметь свою собственную волю.
<…> Представительное собрание следует также избирать не для того, чтобы оно выносило какие-нибудь активные решения – задача, которую оно не в состоянии хорошо выполнить, – но для того, чтобы создать законы или наблюдать за тем, хорошо ли соблюдаются эти законы, которые уже созданы. <…>
Во всяком государстве есть люди, отличающиеся преимуществами рождения, богатства и почестей; и если бы они были смешаны с народом, если бы они, как и все прочие, имели только по одному голосу, то общая свобода стала бы для них рабством, и они отнюдь не были бы заинтересованы в том, чтобы защитить ее, так как большая часть решений была бы направлена против них. Поэтому доля их участия в законодательстве должна соответствовать прочим преимуществам, которые они имеют в государстве, а это может быть достигнуто в том случае, если они составят особое собрание, которое будет иметь право отменять решения народа, как народ имеет право отменять его решения.
Таким образом, законодательная власть была бы поручена и собранию знатных, и собранию представителей народа, каждое из которых имело бы свои отдельные от другого совещания, свои отдельные интересы и цели.
Из трех властей, о которых мы говорили, судебная в известном смысле вовсе не является властью. Остаются две первые; для того, чтобы удержать их от крайностей, необходима регулирующая власть; эту задачу может очень хорошо выполнить та часть законодательного корпуса, которая состоит из знати. Законодательный корпус, состоящий из знатных, должен быть наследственным. Он является таким уже по своей самой природе. <…>
Исполнительная власть должна быть в руках монарха, так как эта сторона правления, почти всегда требующая действия быстрого, лучше выполняется одним, чем многими; напротив, все, что зависит от законодательной власти, часто лучше устраивается многими, чем одним.
Если бы не было монарха и если бы законодательная власть была вверена известному количеству лиц из числа членов законодательного собрания, то свободы уже не было бы: обе власти оказались бы объединенными, так как одни и те же лица иногда пользовались бы – и всегда могли бы пользоваться – и тою, и другою властью.
Свободы не было бы и в том случае, если бы законодательное собрание не собиралось в течение значительного промежутка времени, так как тогда произошло бы одно из двух: либо законодательная деятельность совсем прекратилась бы и государство находилось бы в состоянии анархии, либо эту деятельность приняла бы на себя исполнительная власть, вследствие чего эта власть стала бы абсолютной.
Нет никакой необходимости в том, чтобы законодательное собрание было бы постоянно в сборе. Это было бы неудобно для представителей и слишком затрудняло бы исполнительную власть, которой в таком случае пришлось заботиться уже не о том, чтобы выполнить свои обязанности, а лишь о том, чтобы защищать свои прерогативы и свое право на исполнительную деятельность. <…>
<…> Исполнительная власть имеет право останавливать действия законодательного собрания. Иначе последнее станет деспотическим, так как, имея возможность представить себе любую власть, какую оно только пожелает, оно уничтожит все прочие власти.
Наоборот, законодательная власть не должна иметь права останавливать действия исполнительной. Так как исполнительная власть ограничена по самой своей природе, то нет надобности еще как-то ограничивать ее. Один из главных недостатков римских трибунов состоял в том, что они могли останавливать деятельность не только законодательной, но и даже исполнительной власти, что причиняло большие бедствия.
Но если в свободном государстве законодательная власть не должна иметь права останавливать власть исполнительную, то она имеет право и должна рассматривать, каким образом приводятся в исполнение созданные ею законы; и в этом состоит преимущество такого правления над тем, которое было у Критян и в Лакедемоне, где космы и эфоры не отчитывались в своем правлении.
Но… законодательное собрание (при этом) не должно иметь власти судить лицо, а следовательно, и поведение лица, отправляющего исполнительную власть. Личность последнего должна быть священна… так она необходима государству для того, чтобы законодательное собрание не обратилось в тиранию, свобода исчезла бы с того момента, как исполнительная власть подверглась бы обвинению или была бы привлечена к суду. <…>
Цит. по: Монтескье Ш. О духе законов // Избранные произведения. – М., 1955. С. 290-297.
Вольтер. Философские письма
Мари Франсуа Аруэ Вольтер (1694-1778) – французский писатель и философ-просветитель, страстный обличитель религиозного фанатизма католического духовенства; провел много лет в изгнании в Англии. По возвращении на родину им были написаны “Философские письма” (1733), в которых пропагандировались передовые идеи английских либералов (Дж. Локка и др.), буржуазные порядки Англии. Вольтер вплотную приблизился к идее разделения властей.
Письмо восьмое. О парламенте
Члены английского парламента любят сопоставлять себя при каждой возможности с древними римлянами… Признаюсь, я не усматриваю ничего общего между тем и другим правлением; правда, в Лондоне существует сенат, членов которого подозревают (несомненно, ошибочно) в том, что они при случае продают свои голоса точно так же, как это делалось в Риме. Вот и все сходство, во всем же остальном два этих народа представляются мне в корне различными, будь то в хорошем или дурном. Риму была совершенно неведома ужасающая нелепость религиозных войн. Англичане, наоборот, готовы повесить друг друга во имя своих устоев и истребляли друг друга в боевом строю из-за споров подобного рода. <…>
А вот и еще существенное различие между Римом и Англией, полностью говорящее в пользу последней, а именно – плодом гражданских войн в Риме было рабство, плодом английских смут – свобода. Английская нация единственная на земле, добившаяся ограничения королевской власти путем сопротивления, а так же установившая с помощью последовательных усилий то мудрое правление, при котором государь, всемогущий, когда речь идет о благих делах, оказывается связанным по рукам и ногам, если он намеревается совершить зло, при котором вельможи являются гражданами без надменности и вассалов, а народ без смут принимает участие в управлении.
Палата лордов и палата общин являются посредниками нации, король – верховным посредником. Этого равновесия недоставало римлянам, вельможа и народ были там разделены между собой, причем отсутствовала посредническая власть, которая могла бы устанавливать между ними согласие. Римский сенат, исполненный неправедного и достойного кары чванства, мешавшего ему хоть чем-нибудь поступиться в пользу плебеев, владел единственным в своем роде секретом, помогавшим ему отстранять их от правления, а именно: он постоянно занимал плебеев внешними войнами. Сенаторы смотрели на Народ как на дикого зверя, которого необходимо было натравливать на соседей, дабы он не пожрал своих господ. <…>
Правление Англии не создано ни для столь величавого блеска, ни для столь мрачного конца… Народ этот ревниво блюдет не только свою свободу, но и свободу других народов. <…>
Без сомнения, установить свободу в Англии стоило недешево. Идол деспотической власти был потоплен в морях крови. <…>
Письмо девятое. О правительстве
<…> Палата общин становилась со дня на день все более могущественной, древние семьи пэров со временем вымерли, и, поскольку в соответствии с буквой закона знатью в Англии считаются только пэры, в этой стране совсем не осталось бы аристократии, если бы короли время от времени не создавали новых баронов, сохраняя таким образом сословие пэров, которого они некогда страшились, дабы противопоставить его сословию общинников, ставшему весьма ненадежным.
Все эти новые пэры, составляющие верхнюю палату, получают от короля свои титулы и ничего больше: почти ни один из них не владеет землей, имя которой он носит… Власть их сильна в парламенте и нигде больше. <…>
А.Н.Радищев.
Путешествие из Петербурга в Москву
Александр Николаевич Радищев (1749-1802) – русский революционный мыслитель, писатель, провозвестник революционных идей в России. В начале 1790 г. отпечатал в собственной типографии книгу “Путешествие из Петербурга в Москву”. Книга попала в руки Екатерины II. Хорошо известны слова, написанные императрицей на полях книги, “бунтовщик, хуже Пугачева”. По указанию Екатерины Судебная палата приговорила автора книги к смертной казни. Но через сорок дней смертная казнь была заменена десятилетней ссылкой в Сибирь.
Теоретическую основу книги составили идеи естественного и общественного договора, высказывания деятелей английской, американской и французской революций. Радищев считал, что в большом многонациональном государстве, каким была Российская Империя, невозможно осуществить непосредственную демократию, и потому предлагал создать на территории России союз небольших республик. В главе “Хотилов” Радищев рисует проект будущей союзной республиканской России.
Хотилов. Проект будущего
<…> Доведя постепенно любезное отечество наше до цветущего состояния, в котором оное ныне находится; видя науки, художества и рукоделия, возведенные до высочайшия совершенства степени, о коей человеку достигнути позволяется; видя в областях наших, что разум человеческий, вольно распростирая свое крылие, беспрепятственно и незаблужденно возносяся везде к величию и надежным, ныне стал стражер общественных законоположений, – под державным его покровом свободно и сердце наше. <…>
<…> Неизвестны нам вражды, столь часто людей разделявшие за их исповедание, неизвестно нам в одном и принуждение. Родившись среди свободы сей, мы истинно братьями друг друга почитаем, единому принадлежа семейству, единого имея отца, бога.
Светильник науки, носяся над законоположением нашим, отличает ныне его от многих земных законоположений. Равновесие во властях, равенство в имуществах отъемлют корень даже гражданских несогласий. Умеренность в наказаниях, заставляя почитать законы верховные власти, яко явления нежных родителей к своим чадам, предупреждает даже и бесхитростные злодеяния. <…>
<…> Наслаждаяся внутреннею тишиною, внешних врагов не имея, доведя общество до высшего блаженства гражданского сожития, неужели толико чужды будем ощущению человечества, чужды движениям жалости, чужды нежности благородных сердец, любви чужды братния и оставим в глазах наших на всегдашнюю нам укоризну, на поношение дальнейшего потомства треть целую общников наших, сограждан нам равных, братий возлюбленных в естестве, в тяжких узах рабства и неволи? Зверский обычай порабощать себе подобного человека, возродившийся в знойных полосах Ассии, обычай, диким народам приличный… И мы, сыны славы, мы, именем и делами словуты в коленах земнородных, пораженные невежества мраком, восприняли обычай сей; и ко стыду нашему, ко стыду прошедших веков, ко стыду сего разумного времяточия сохранили его нерушимо даже до сего дня. <…> Может ли государство, где две трети граждан лишены гражданского звания и частию в законе мертвы, назваться блаженным? Можно ли назвать блаженным гражданское положение крестьянина в России? Ненасытец кровей один скажет, что он блажен, ибо не имеет понятия о лучшем состоянии. <…>
<…> Блаженны в единовластных правлениях вельможи. Блаженны украшенные чинами и лентами. Вся природа им повинуется. <…>
Цит. по: Радищев А.Н. Путешествие из Петербурга в Москву. – М., 1973. С. 124-125, 183.
А. Токвиль.
О демократии в Америке
Алексис Токвиль (1805-1859) – политический мыслитель, социолог, либерал по своему мировоззрению. В 1831 г. изучал американский республиканский строй, с тем чтобы постичь тайны американских успехов. В связи с этим одобрительно отзывался о двухпалатной системе и о таком важном принципе, каким являлась “конституционная экспертиза”.
Законодательная власть
<…> При создании союзных властей американцы во многом следовали той схеме, по которой ранее строились конституции каждого отдельного штата.
Федеральный законодательный орган Союза состоит из сената и палаты представителей.
Было предусмотрено, что формирование этих двух палат будет проходить по разным правилам, что должно было соответствовать духу примирения различных интересов. <…>
Принцип независимости штатов стал преобладающим при формировании сената, а принцип народовластия – при образовании палаты представителей.
Каждый штат имеет право направлять в конгресс двух сенаторов и определенное число членов палаты представителей, пропорциональное численности населения данного штата. <…>
Сенат отличается от палаты представителей не только самим принципом представительства, но также порядком избрания, продолжительностью срока полномочий сенаторов и сущностью самих полномочий.
Палата представителей избирается самим народом, сенат – законодательным собранием штата. Палата представителей формируется в результате прямых выборов, сенаторы избираются в два тура. Срок полномочий членов палаты представителей – всего лишь два года, сенаторы получают свои мандаты на шесть лет.
Палата представителей имеет сугубо законодательные функции. Она вторгается в сферу судебной власти только в том случае, когда предъявляется обвинение государственным должностным лицам. Сенат же участвует в составлении законов, он судит политические правонарушения, которые передаются на его рассмотрение палатой представителей; кроме того, он является высшим исполнительным советом всей нации. Соглашения, заключаемые президентом, вступают в силу лишь после их утверждения сенатом, все назначения на должности, производимые президентом, чтобы стать окончательными, должны быть также утверждены этим органом.
Цит. по: Токвиль А. Демократия в Америке // Перевод с франц. – М., 1992. С. 106-107.
П. Милюков.
Декабристы и связь поколений
Павел Николаевич Милюков (1853-1943) – русский либерал, ученик известного историка В.О.Ключевского, блестящий публицист, создатель одной из влиятельных политических партий – конституционных демократов, руководитель фракции кадетов в I-IV Государственной Думе. Кадеты считали себя более чем кто-либо преемниками декабристов. В конце декабря 1925 г. в Сорбонне состоялось торжественное заседание русской эмиграции, посвященное 100-летнему юбилею восстания декабристов. С докладом на тему “Декабристы и связь поколений” выступил П.Н.Милюков.
Декабристы вовсе не были фантазерами. Им нельзя отказать в самом отчетливом знании русской жизни… В этом отношении выставленная декабристами программа оказалась пригодной надолго. Собственно говоря, только тридцать лет спустя – в эпоху “великих реформ” – началось ее первое серьезное осуществление. Но оно и в наши дни еще не закончилось, а практика советской жизни сделала даже многие пункты декабристской программы более актуальными, чем они были до нашей революции.
Причина такой медленности была правильно понята и указана самими же декабристами. Они прекрасно сознавали, что борьба с частными недостатками русской жизни будет бесплодна до тех пор, пока будут существовать порождающие эти недостатки корни. Корнем большинства из них явилось отсутствие почвы права – чувства законности.
<…> Достаточно назвать руководящие идеи декабристов, чтобы увидеть их отношение к ряду последующих поколений, а через них и к нашему времени. Идея революционная. Идея гражданской свободы и равенства. Идея республиканская. Идея федералистская. Можно сказать, что жизненность этих идей не только не ослабла в течение столетия, но что наоборот, только в наши дни они развернулись во всю широту и приобрели жизненность.
<…> Декабристы так же, как и последующие поколения русских революционеров, предоставляли решения вопроса о форме правления воле самого народа, выраженное через учреждение, которое декабристы называли “великим собором”, а последующие поколения стали называть “учредительным собранием”. Собственные идеи декабристов в этом вопросе колебались и видоизменялись. К осторожности побуждала их в этом, как и в других вопросах, реакция на решительность и на авторитарность Пестеля. Затем за временное сохранение монархии – даже неограниченной – говорили известные нам соображения о необходимости предварительного освобождения необходимости верховной властью и вопреки сопротивлению дворянства. Эта мысль выступила особенно ярко именно в годы крестьянского освобождения, когда дворяне-землевладельцы стали смотреть на раздел власти с монархом в аристократической конституции, как на способ вознаградить себя за потерю власти над личностью крестьянина – и закрепить попутно остатки своей власти на местах, в уезде и волости. Монархия и дворянство дорого заплатили за этот откровенный союз против широкой аграрной реформы, на которой продолжало настаивать крестьянство в связи с демократической общественностью. Гибель династии и дворянства в этой последней ставке и слишком прозрачные попытки в “белой” борьбе вернуть утерянное, надо думать, укрепили республиканскую идею в глазах масс и послужат прелюдией к ее окончательному торжеству. То, что еще недавно казалось наиболее непрактичным и неосуществимым из наследия декабристов, окажется единственно возможным. <…>
Цит. по: Неделя. 1990. N52. С.10.
Д. Ольшанский.
Дума вчера, сегодня, завтра
Дмитрий Ольшанский – политолог, директор Центра стратегического анализа и прогноза.
<…> Лозунг: “Вся власть Советам!” в период первой российской демократической революции и борьбы с монархией означал лишь стремление перейти от доминирования чиновной (исполнительной) власти к чему-то иному, более зависимому от народа… То есть неким зависимым формам почти непосредственной демократии. Но не получилось. Новые органы исполнительной власти (“ЦИКи”, “УИКи” и т.п.) подмяли под себя “советы” так же, как до этого царь-батюшка подмял Думу.
То же с горбачевской “мечтой-идеей”: “Вся власть Советам!” Отмена 6-й статьи Конституции СССР означала новую попытку преодоления старого наследия. И вновь – неудачную. В конечном счете исполнительный по своему составу ГКЧП, несмотря на разгром и аресты, победил: были ликвидированы новые, горбачевские формы демократии, а вскоре воцарился диктат исполнительной власти. И вновь, по замечанию А.И.Солженицына, властью овладели “секретари, секретари, секретари…”.
Есть две капитальные тенденции, борьба которых определяет траекторию движения российского общества: традиционная чиновно-исполнительная и вечно модернистская представительно-законодательная. После некоторой синусоиды развития с уклоном в демократическую сторону все вернулось на круги своя: “властная исполнительная вертикаль” при ограниченности ее возможностей в очередной раз “подмяла” представительную власть под себя. Так что предстоящие выборы никак не могут изменить социально-политический статус Думы. Она останется вполне определенной совещательной данностью при президентско-правительственной исполнительной власти. Это закреплено в Конституции, с этим согласно большинство нынешних и заведомо большинство будущих депутатов. С этим, выходит, согласна и большая часть общества.
На сегодняшний день Дума воспринимается россиянами как еще одна власть, некий “довесок” единой и явно “не нашей” власти с непонятными функциями… Они относятся к ней как к своеобразной юридической консультации, придумывающей некие “законодательные” дизайнерские фокусы для оформления неких (чужих для большинства людей) “правил новой жизни” и поставляющей эти свои фокусы “наверх” – на утверждение в Совет Федерации, на подпись Президенту. Именно он как глава исполнительной власти подписывает их или не подписывает. В итоге россиянам понятно: вот она, политика; вот она, власть. Избрание депутатов – это избрание дизайнеров или в лучшем случае советников власти. Но никак не “заступников” (в смысле “заместителей”) народа.
Подспудно важную роль в формировании нынешнего отношения к Думе сыграло и то обстоятельство, что с осени 1993 г. депутат Государственной Думы перестал быть “народным депутатом”, изменение названия отразило новую реальность. Каким же, “чьим” стал депутат? Государственным, “царевым”, партийно-списочным, “купленным”, “независимым”, но никак не народным.
Драматургия российского парламентаризма
Название книги И. Рыбкина “Мы обречены на согласие” стало символом Государственной Думы первого созыва. Неразогнанной, как многие опасались. Но и не состоявшейся, на мой взгляд, в качестве органа представительной власти. Собственно говоря, именно власти у Думы и не было. Она самосохранилась (и это было главное), заведомо отдав власть и ни в коей мере не претендуя на нее. <…>
Конечно, это вполне неплохо для самосохранения, но абсолютно недостаточно для сколько-нибудь убедительной избирательной кампании. <…>
Судя по данным большинства опросов, российское общество ожидает прежде всего активного, агрессивного политического депутатства.
В конечном счете нарастающее массовое ощущение бесправия человека перед лицом рыночно-чиновничьей “исполнительной” власти порождает ожидание заступничества и потребность в нем. Значит, это должно быть и социально ориентированное депутатство.
Новая Дума для самоутверждения должна будет изначально, за короткий срок, снять многочисленные неопределенности в условиях жизни – выработать эффективные законодательные акты. А для этого необходимо приобрести утраченную ныне социально-политическую окраску. В конечном счете депутат Государственной Думы должен будет стать если не “народным” в прежнем смысле, то государственным депутатом в новом смысле, а также депутатом “общественным” и в идеале “гражданским”. <…>
Исполнительная власть жаждет прежде всего “своего”, собственного депутатства. Она не скрывает своих нынешних намерений монополизировать не только исполнительную, но, соединив их воедино, и представительную ветви власти. Тогда функции принятия решений, их законодательного оформления и технологического исполнения еще больше сосредоточатся практически в руках одних и тех же персон, обладающих к тому же депутатской неприкосновенностью. <…>
Цит. по: Российская Федерация. 1995. N23, С.9-10.
Вопросы и задания
1. Почему Дж. Локк, Ш. Монтескье и Вольтер последовательно отстаивали принцип разделения властей? Подумайте, почему они, выступая против абсолютизации любого из органов государственной власти (законодательной, исполнительной и судебной), в то же время оставляли приоритет за исполнительной властью?
2. В чем различие между Сенатом и Палатой представителей Конгресса Соединенных Штатов Америки; Советом Федерации и Государственной Думой Федерального Собрания Российской Федерации? Согласны ли вы с мнением российского политолога Д. Ольшанского о Государственной Думе первого и второго созывов?
Михаил ШИЛОБОД,
доктор исторических наук
Выбор читателей
Комментарии