Когда возникает тот или иной инфоповод, первая рефлекторная реакция корреспондента, журналиста, репортера, а теперь и блогера – как можно быстрее рассказать об этом как можно большему количеству людей. Неудивительно, ибо СМИ (а блоги тоже по праву можно причислить к таковым) призваны информировать народ о том, что происходит вокруг. Правда, тут неминуемо возникает проблема: чем быстрее ты обо всем сообщишь, тем меньше у тебя времени на то, чтобы разобраться в ситуации. Но чем дольше ты будешь разбираться, тем больше будет вопросов уже к тебе самому: в чем дело, где твоя реакция, другие уже по пять раз об этом написали, который день вовсю обсуждают, а ты все копаешься?! Опять же, если ты по горячим следам напишешь одно, потом выяснится, что все было совсем не так, придется всякий раз оправдываться, извиняться за то, что ввел людей в заблуждение. И так далее. Когда социальные сети вскипели сообщением о том, что в Санкт-Петербурге бедную учительницу уволили всего лишь за то, что она на уроке посмела прочесть детям стихи Хармса и Введенского, эту новость мгновенно отработали не только новостные агентства и ежедневные газеты, но и разного рода политики, чиновники, медиаперсоны. Посыпались обвинения в адрес руководства школы, мол, душат свободу, выдавливают творческих педагогов, из-за таких, как они, мы до сих пор не можем воспитать по-настоящему независимое и разносторонне образованное поколение!
Потом, правда, начали всплывать все более и более интересные подробности. Например, что директор, несмотря на преклонный возраст, не против Хармса, ей всего лишь не понравилось, что эту тему учитель не согласовала с администрацией. Далее выяснилось, что пострадавшая сторона даже и не учитель, а библиотекарь, более того, никто ее не увольнял, а заявление она написала сама, причем тут она работает недавно, а до этого сменила еще три школы, нигде особо не задерживаясь. А самое интересное, что за женщиной числится преступление, да и живет она под чужим именем. Как подобные факты могли быть не замечены при приеме на работу, непонятно. То есть к администрации школы справедливо возникают вопросы: вы-то куда смотрели?
При чем тут Хармс? Да ни при чем. Тем более что он есть в программе. И вообще спор о том, нужно ли в школе изучать сложных авторов или нет, напоминает целенаправленный уход в сторону от обсуждения куда более важной проблемы раскола нашего общества на «грамположительных и грамотрицательных» по отношению к начальству.
Как и всегда, прочтя эту новость, люди моментально разделились на тех, кто поверил в версию «репрессированной» псевдоучительницы, и тех, кто тут же начал сомневаться, пытаясь защитить директора. Одним сразу стало все предельно ясно: ну как же, видно, что пожилой руководитель просто докопался до молодого педагога, директору не нравится Хармс, которого она назвала «врагом народа», а значит, она задалась целью сделать таковыми и тех, кто на уроках читает поэтов-обэриутов вместо Пушкина и Лермонтова. Другие тут же сказали, что на самом деле программа не пустой звук, и если надо было давать одно, а дали другое – это неправильно. Конечно, за такое не увольняют, но ведь никого и не увольняли, сама уволилась. Уж больно все неоднозначно…
«Да какая тут неоднозначность! – кричат со всех сторон первые. – Я искренне понимаю учительницу, верю ей и поддерживаю ее, потому что сам был в подобной ситуации…» А далее начинаются чистые проекции на тему «меня самого уволили за то, что не вписывался в шаблоны, не был похож на серую массу и шел против течения», и вообще «мой начальник тоже был самодур-сумасброд, значит, и питерская директриса такая же!». Хотя это не более чем домыслы. Главное – был бы повод для возмущения. Но чем?
Да хотя бы тем, что учитель – это рядовой пролетарий от образования, угнетенный класс. А директор, хоть и сам педагог, все-таки ближе к господам, он представляет власть, а она традиционно подавляла и порабощала простой народ. Значит, что бы ни говорил директор, он с теми, кто сверху, и мы его не любим уже за это. Точно так же независимо от того, что на самом деле говорила и делала питерская преподавательница из библиотеки, она нуждается в защите от произвола властей.
А Хармс тут не более чем аргумент в этом споре, очень похожем на незалежное «чей Крым?». В зависимости от ответа ты либо с нами, либо с ними. И если ты на стороне уволенной (хотя и уволившейся) женщины, значит, ты против ненавистной власти, в свое время жестоко расправившейся с ни в чем не повинным поэтом, который всего-то и виноват в том, что категорически не хотел идти на фронт и защищать страну от фашистов. Но если ты пытаешься найти оправдание действиям директрисы, если заявляешь, что о произошедшем мы знаем исключительно со слов участников конфликта (в котором, повторяю, верить надо только одной стороне, а вторая, разумеется, все врет и оправдывается!), значит, ты с ними – с теми, кто пытал и расстреливал, ссылал в ГУЛАГ и лишал всех званий, давил кованым чекистским сапогом свободу не только в СССР, но и в Чехословакии, Венгрии, Польше…
В общем, при желании можно зайти достаточно далеко. И никого не должно интересовать темное прошлое женщины, сменившей ФИО, в конце концов совсем недавно преступника провозгласили святым, перед его могилой тысячами вставали на колени, рыдали и каялись те, кто должен с этой преступностью бороться.
Инфоповод классически разыгран как повод для наезда. В данном случае на руководство школы, олицетворяющее целое поколение, которое многим поперек горла с его взглядами, принципами, убеждениями. И не надо никаких доказательств, незачем копаться и разбираться. «Вы не рефлексируйте, вы распространяйте!»
Я сам Хармса люблю как поэта и писателя. В том числе потому, что у него действительно очень необычные стихи, оригинальный и весьма эксцентричный юмор. Признаюсь, сам его в прошлом читал своим ученикам. И ничего, никто не возмущался. Но если бы, скажем, в День памяти жертв холокоста я, вместо того чтобы на классном часе рассказать про Бабий Яр и Варшавское гетто, начал вспоминать про антисемитские высказывания Достоевского, Даля, Тургенева или Аксакова, меня бы, мягко говоря, не поняли. Хотя все эти фамилии есть и в учебниках, и в программах.
Раскол – то, что разделяет общество на своих и чужих по принципу лояльности к властям и, наоборот, лютой ненависти к ним. Странное дело, это непостижимым образом роднит современные либерально ориентированные слои, которые, как один, в описанном конфликте заняли совершенно однозначную позицию – против власти, с отечественным криминалитетом и его принципом «не верь, не бойся, не проси» (у начальства, разумеется). Хотя в другое время и в другом месте те же слои предпочитают сетовать на отсутствие у наших людей критического мышления и готовность верить на слово в любую чушь, которую им несут СМИ.
Ну вот принесли. Но «это же другое», мы знаем…
А в сухом остатке тысячи и тысячи комментариев в соцсетях, в которых свободолюбивые граждане, всегда готовые выступить в поддержку угнетенных, размазывают по стенке пожилого директора, не стесняясь самовыражаться в таких вот оборотах: «Да я бы эту тварь к школе на пушечный выстрел не подпускал!», «Вон из образования, дай дорогу молодым!», «Когда ж, наконец, все они загнутся…». И далее в том же духе.
Но нет, это ж «волеизъявление народа». А никакие не оскорбления. У нас же свобода слова. Которой нет, ибо режим совсем достал, дальше некуда. Но вот тут она есть. И за это никому ничего не будет. А если директора доведут до инфаркта, ну так сама виновата, надо было поддерживать любые начинания молодежи, а не ставить палки в колеса.
И напоследок. Был у меня в 90‑е годы один ученик. На уроках вел себя агрессивно-вызывающе, толкал одноклассников, выкрикивал обидные слова в их адрес. Те отвечали ему взаимностью, на что он реагировал весьма оригинально. «Они бьют меня за то, что я чеченец!» – кричал он, глубоко оскорбленный. И было невозможно донести до него простую мысль – нет, дорогой, не потому что ты чеченец (еврей, украинец, молдаванин, армянин, чукча и т. п.), а из-за твоего свинского отношения к другим.
Так что дело не в Хармсе. И даже не в Введенском…
Иван ПОРТНОВ, фото автора
Комментарии