Пехота, не пыли

Хорошо, что газета проводит акцию «Ушли на фронт молодыми». Очень нужная акция! Я родился и вырос в Одессе. Когда началась Великая Отечественная война, мне исполнилось 15 лет. Перенес с родителями вместе все ужасы осажденного города, потом оккупацию. После освобождения Одессы 10 апреля 1944 года призвали в Советскую армию. Было мне 18 лет. Будучи рядовым 49-й пехотной дивизии 1-го Белорусского фронта, которым командовал маршал Жуков, принимал участие в двух больших сражениях: при освобождении Варшавы и при взятии Берлина. Тогда мы, солдаты, с гордостью называли себя жуковцами.

Вспоминаю один эпизод: рвутся снаряды, свистят пули, но надо пробежать это поле и встретиться лицом к лицу с врагом. Поневоле охватывает тревога. Мой товарищ Александр Трушковский говорит мне: «Что они киснут, Сашка? Давай запоем!» И в этом грохоте, в сплошном огне зазвучала песня: «Легко на сердце от песни веселой!..» Мы бежали в атаку … Не знаю, как это подействовало на товарищей, а нам с Александром Трушковским стало легче бежать с песней.

В современных кинофильмах изображают только «паническое» отступление наших войск в 1941 году, вскользь упоминают о Брестской крепости и никогда не говорят о Ленинграде и Одессе. Я был свидетелем того, что отступление Красной Армии было четко спланировано, без всякой паники.

Сразу же всем, кто жил в своих домах, предложили вырыть блиндажи с двумя выходами. Размеры блиндажей должны были соответствовать количеству жильцов в доме. Наш поселок располагался в километре от военного аэродрома (сейчас на этом месте центральный аэропорт). Через месяц немцы разбомбили водокачку в Беляевке, и город остался без воды. В городе срочно вырыли артезианские колодцы. За водой приходилось ходить ежедневно под страхом смерти. Одессу бомбили днем и ночью. Люди гибли на улицах и в домах. Осколком бомбы в доме был убит отец моего одноклассника. Во дворе дома от взрыва бомбы погибла девушка из нашего поселка. Однажды зажигалка упала в наш двор, взметнулся вверх огненный столб, но его быстро засыпали землей…

Почти три месяца Одесса находилась на осадном положении. В Одессе в то время было 600 тысяч жителей. Всех эвакуировать, конечно, не смогли. Над городом ежедневно велись воздушные бои, днем и ночью стреляли зенитные батареи. Наши летчики, наши зенитчики уничтожали немецкие самолеты, не давали им бомбить крупные промышленные центры: военный аэродром, завод «Январского восстания», порт, железнодорожный вокзал.

Остатки первого сбитого самолета возили по городу с надписью: «Он бомбил Одессу, больше не будет!» Тогда, летом 1941-го, мы впервые увидели наши новые самолеты. Мы их называли «ильюшиными», радовались, что они лучше немецких. Я часто ночью наблюдал, как наши прожекторы вели перекрестными лучами вражеский самолет до тех пор, пока зенитчики его не уничтожат.

Мы вернемся…

В октябре 1941 года фронт находился в десяти километрах от нашего поселка. Днем и ночью гремели выстрелы, но в ночь на 16 октября 1941 года перестали стрелять. Жители проснулись в недоумении: почему прекратилась стрельба? Примерно в 10 часов утра над городом стал кружиться наш У-2 и сбрасывать листовки. Текст листовок дословно не помню, но смысл хорошо запомнил: «Товарищи, город оставлен Красной Армией по стратегическим соображениям. Мы вернемся! Враг будет разбит!»

Румыны боялись входить в город и только в конце дня стали, крадучись и озираясь, заходить в наш поселок…

Советские войска освободили Одессу 10 апреля 1944 года. В первую же ночь у нас ночевали офицеры. Я до сих пор помню их мужественные, загорелые лица. Рассказы о боях фронтовики вели с шутками и прибаутками, чувствовался боевой дух.

Шофер Ленька

На следующий день мы с двоюродным братом вышли из поселка и увидели огромное количество немецких грузовых автомобилей. Дорога шла на Дальник. На протяжении десяти километров они стояли впритык друг к другу. Автомобили целые, их просто не смогли увезти. Интересно, где же кончается эта гигантская пробка. Дошли до аэродрома, там стоял огромный самолет, его немцы тоже не смогли забрать. Мы дошли до Дальника, но конца автомобилям не было, и мы вернулись.

А мой друг детства Леня Танащук, с которым мы вместе ездили на море, вместе пасли своих коров, тоже ходил от машины к машине по крайнему ряду – хотел покататься. Он мне об этом рассказал спустя много лет, когда мы оба демобилизовались из армии. Водить машину он не умел. Он переходил от машины к машине и нажимал на все рычаги, какие были в кабине. В конце концов какая-то, десятая или двадцатая, завелась. Он осторожно выехал из ряда и медленно поехал в поселок. В поселке его остановил майор и спрашивает: «Ты шофер?» Леня отвечает ему: «Да, шофер». Майор говорит ему: «Тогда поехали», – и садится в кабину. Проехали не более десяти метров, майор убедился, что Ленька не шофер, и говорит: «Вижу, что не шофер, но все равно поехали». Так мой друг добровольцем попал на 3-й Украинский фронт, участвовал в боях до конца войны, потом продолжал служить, демобилизовался и всю жизнь работал шофером до самой пенсии. Нашей дружбе уже более 60 лет.

С приходом наших Одесса ожила, стали работать заводы, школы, кинотеатры. Во всех кинотеатрах города демонстрировали фильм «Два бойца», и вся Одесса запела «Шаланды, полные кефали…».

Наши командиры

В мае 44-го парней 1926 года рождения стали призывать в армию. Мне 31 мая исполнилось восемнадцать лет. Всех нас по железной дороге отправили в деревню Сельцы Рыбновского района Рязанской области в 22-ю учебно-стрелковую дивизию. Там же мы приняли присягу, там же познакомились с замечательными командирами, которые попали в эту дивизию после тяжелых ранений на фронтах. Командир полка полковник Черников имел четырнадцать ранений, из них два тяжелых; комбат старший лейтенант Строев – три ранения, из них два тяжелых, командир роты лейтенант Шевченко – два тяжелых, командир взвода лейтенант Бородулин – одно ранение.

Несмотря ни на что, они были всегда бодрыми, полными энергии, сильными духом. Такими мужественными, волевыми они остались в памяти на всю жизнь.

В сентябре 1944 года, получив новое обмундирование, мы маршевой ротой уехали на фронт. 22 сентября прибыли в 49-ю Рославльскую стрелковую дивизию, которая находилась на формировке в районе Бреста. В начале ноября 44-го дивизия располагалась в Польше, в лесах, в 16 километрах от города Люблина.

Командиром нашего взвода был лейтенант Полтава. Это был высокий стройный украинец, мужественный и добрый человек. Когда мы располагались в землянке перед отбоем, Полтава подзывал солдата по возрасту старше нас, новичков и просил петь. Солдат обладал мощным, красивым голосом. Знал все народные украинские песни. Мы с удовольствием слушали его.

Бежали в атаку

и пели

Предстоял мощный прорыв на Висле. Для фашистов этот удар был полной неожиданностью. Мы, солдаты, не знали точно, куда и когда мы придем: все готовилось в строгом секрете, но не для командиров, конечно. Мы знали только, что скоро в бой. Позади нас остались сожженные фашистами города и села. У многих погибли родные и близкие. Дух был боевой. Но некоторые впадали в уныние. «Оцэ нас усих побьють… Оцэ нас на мьясо…» – заныл как-то солдат-западник (так называли призванных с Западной Украины). «Пошел вон! Не скули!» – оборвали его солдаты.

Вспоминаю один эпизод: рвутся снаряды, свистят пули, но надо пробежать это поле и встретиться лицом к лицу с врагом. Поневоле охватывает тревога. Мой товарищ Александр Трушковский говорит мне: «Что они киснут, Сашка? Давай запоем!» И в этом грохоте, в сплошном огне зазвучала песня: «Легко на сердце от песни веселой!..» Мы бежали в атаку и пели… Не знаю, как это подействовало на товарищей, а нам с Александром Трушковским стало легче бежать с песней.

Вот еще один эпизод: это было перед грандиозным прорывом, мы находились в немецкой деревне. Вражеская артиллерия все время обстреливала этот населенный пункт. Нужно было перебежать под обстрелом улицу. «Бежать по одному!» – крикнул командир. Когда пришла моя очередь, я побежал. Выскочил на середину улицы и не успел понять, что это: меня окутали дым и пыль. Сзади прозвучало отчаянное: «Сашка накрылся!» А когда дым рассеялся, у самых своих ног я увидел огромную воронку, а на мне не оказалось ни одной царапины.

Но все по порядку. Итак, спустились мы в траншеи 10 января 1945 года. К тому времени войска 1-го Белорусского фронта форсировали реку Вислу южнее Варшавы и закрепились на этом плацдарме. Впереди было четырнадцать рядов траншей противника.

14 января 1945 года, после мощной двухчасовой артподготовки, мы пошли в атаку. Повел нас в атаку майор Субботин. Он бежал впереди всех. В правой руке у него был пистолет, а левая была забинтована от кисти до локтя: он получил ранение. Во время артподготовки немцы тоже стреляли. В первый же день 1-й Белорусский фронт прорвал эту оборону и выбил немцев из всех четырнадцати траншей. За этот бой дивизия стала Краснознаменной, а майор Субботин получил звание Героя Советского Союза.

В этом бою меня ранило. Из госпиталя я вернулся в свою дивизию, в тот же 212-й полк, но в третий батальон. Дивизия находилась в обороне до наступления на Берлин. Во время наступления на Берлин я на третий день был вторично ранен.

После Победы

Конец войны застал меня в госпитале в деревне Зандов в тридцати километрах от Франкфурта-на-Одере. После излечения я в свою часть не попал, а направлен был в запасной полк. Отдельной командой направлен в штаб 33-й армии, в Смоленск. После нескольких перемещений и переездов попал в 36-ю железнодорожную бригаду в город Краснодар, в комендантский взвод. Командиром взвода был лейтенант Гринько, бывший фронтовик. В казарме располагались писари из разных отделов штаба бригады, шоферы, рабочие и комендантский взвод – всего 60 военнослужащих. Было несколько солдат-фронтовиков, таких же, как я, не попавших в свои части после ранения. Я был наборщиком и печатником газеты «Военный железнодорожник».

Там же, в Краснодаре, я окончил железнодорожную школу рабочей молодежи. Благодарен подполковнику Проскурину, редактору газеты «Военный железнодорожник», где я работал печатником, за то, что давал мне возможность учиться в школе. Однако в части мне говорили: «Зря ты, Сашка, стараешься. Скоро уедем ведь, и накрылись твои выпускные экзамены» (между прочим, их тогда было одиннадцать!).

Действительно, бригаде предстояло отправляться в далекую Усть-Бухтарму (Восточно-Казахстанская область) на строительство Усть-Бухтарминской ГЭС, и каждый мой день в школе мог быть последним. Генерал Тарасюк вызвал жен офицеров и прямо им сказал: «Едем очень далеко. Расположимся в деревне Усть-Бухтарма, до ближайшего города Усть-Каменогорска сто километров и по горам. Условия такие: жить в палатках, нет электричества, нет водопровода, воду придется таскать из реки или колодца… Поедете туда с мужьями?»

«По осьмушке хлеба на иждивенца дадите?» – спросили генерала. «Ну конечно!» – ответил он. «Мы едем!» – был ответ.

Так случилось, что отъезд был сразу после экзаменов, и я успел сдать их и получить аттестат о среднем образовании, а потом продолжать службу уже в Усть-Бухтарме.

Демобилизовался в конце сентября 1950 года, прослужив шесть лет и четыре месяца: нас некому было заменить.

Вернулся в Одессу 8 октября (восемь суток пути). Ни один институт не хотел принимать. Ответ краток: «Прием закончился!» С большим трудом удалось добиться приема экзаменов в Пединститут имени К.Д.Ушинского. После сдачи экзаменов приняли на физмат. Стал учителем физики. Работал учителем физики, завучем, директором школы более 33 лет.

«Пехота, не пыли», – так шутливо приветствовали нас на фронте. Мы, молодые, улыбались в ответ. Давно это было…

Александр БАГИНСКИЙ, инвалид Великой Отечественной войны, Краснодар