21-22 апреля в Российском новом университете прошел Х юбилейный Конгресс Ассоциации дислексии на тему «Актуализация логопедической коррекции: задачи профессионального сообщества». Как выяснилось, у проблемы очень много граней, и каждая нуждается в пристальном рассмотрении.

Предстоит много работы…
В частности, как заявил Александр Николаевич Корнев, кандидат медицинских наук, доктор психологических наук, профессор, заведующий кафедрой логопатологии Санкт-Петербургского государственного педиатрического медицинского университета Министерства здравоохранения Российской Федерации, член Экспертного совета Ассоциации дислексии, нет единого мнения даже в плане понимания терминов.
– Например, нет четкого определения, что такое отставание, – отметил он. – Но, если есть норма, а требования программы постоянно меняются, как понять – нужна ли коррекционная помощь или проблему можно решить силами школы и учителей? Или речь идёт о стойком состоянии? Однако даже и в этом случае в разных странах к данной проблеме относятся по-разному.
При этом, подчеркнул Александр Николаевич, если дело касается специфических нарушений освоения чтения и письма, тут однозначно требуется не только коррекционная помощь, но и социальная реабилитация. Дети с дислексией в обычной школе при обычных подходах не могут быть успешными, как ни старайся, с ними нужно проводить долгую и серьезную работу, причем первые результаты могут проявиться не раньше, чем через полгода, а заметные сдвиги – года через три. Однако это вполне оправдано, ибо в противном случае дислексия сама собой не лечится, и остается с людьми не только на протяжении всего периода обучения в школе, но и потом, во взрослом возрасте.
А еще очень важно понимать, что дислексия не связана с интеллектом. То есть ребенок может успевать по предметам и быть вполне здоровым, но при этом иметь большие проблемы с чтением вслух. Поэтому ни в коем случае не стоит приравнивать таких людей к умственно отсталым.
В то же время следует помнить и другое – оказывается, у людей с подобными проблемами наблюдаются изменения плотности серого и белого вещества в разных отделах больших полушарий.
Коэффициент наследуемости данного явления составляет от 40 до 70%. Хотя обусловлено оно нарушениями не какого-то одного гена, а целым комплексом изменений.
– Нетрудно догадаться, что дислексия в раннем возрасте приводит к тому, что ребёнок испытывает страх чтения, – подчеркнул Александр Николаевич. – В дальнейшем это может вылиться в фобии, невротические состояния, депрессии. А во взрослом возрасте люди испытывают элементарные трудности, связанные с восприятием информации, социальными барьерами и эмоциональным выгоранием, поскольку окружающие относятся к ним предвзято. Даже в своей собственной семье такие дети очень часто не встречают понимания, так как родители ожидают от них чего-то большего и воспринимают неуспешность в чтении как банальную лень. Но ведь детям и правда очень тяжело, они просто не могут прочесть слова или фразы, что приводит к перенапряжению и переутомлению. А в более взрослом возрасте они впадают в зависимость от тех, кто читает лучше и быстрее. Что может самым отрицательным образом сказаться на их положении, в том числе, и правовом.
Проблема в мозге
Как сказала Татьяна Тимофеевна Батышева, главный внештатный специалист Департамента здравоохранения города Москвы по детской неврологии, мозг человека, страдающего от дислексии, отличается от обычного. Достоверные данные были получены в результате проведения таких процедур как МРТ, ЭЭГ и т.д.
– Нейропластичность, то есть способность мозга образовывать новые нейронные соединения, является основой любого обучения, – напомнила Батышева. – Однако у людей с дислексией она снижена, и этим во многом определяется все остальное. Причины же возникновения данной проблемы до сих пор не выяснены, хотя есть данные, что наиболее часто ей подвержены недоношенные дети, имеющие низкую массу при рождении, дети из двойни, страдающие ДЦП и т.п.
Поэтому, сделала вывод Татьяна Тимофеевна, решать проблему таких людей надо комплексно, с привлечением целого ряда специалистов – неврологов, психиатров, психологов, логопедов, дефектологов, педиатров, лор-врачей, офтальмологов и других. «Но, если подойти к делу со всей ответственностью, результат обязательно будет, причем весьма ощутимый, это уже доказано на практике», – заключила она.
Комплексный подход
Ольга Вячеславовна Серебровская, старший психолог и старший логопед Научно-практического центра психического здоровья детей и подростков Департамента здравоохранения города Москвы, начала с перечисления классического списка жалоб, которые родители и учителя предъявляют касаемо детей с нарушениями функции восприятия текста: плохо читает, делает много ошибок в письме и речи, не понимает условий задачи, опаздывает на уроки, нарушает дисциплину, быстро устаёт, не способен долго выполнять задание и пр. На самом деле тут все взаимосвязано, и одно влечёт за собой другое.
– Чистых дислексиков, согласно нашим данным, примерно 48%, дисграфиков – 25%, дисорфографиков – 8%, хотя обычно все эти нарушения встречаются в сочетании, – сообщила Ольга Вячеславовна. – В нашем центре с ребятами сначала общается психиатр, который затем направляет их к тому или иному специалисту – логопеду, дефектологу, лор или кому-либо еще. В классическом случае дислексия не связана с нарушениями слуха или интеллекта, но возможны варианты. Тут очень многое зависит от правильного диагноза, ведь дислексия не заканчивается в школе – это на всю жизнь, поэтому если не помочь человеку вовремя, в дальнейшем у него возникнет очень много проблем с получением высшего и среднего профессионального образования, устройством на работу, общением и пр.
Серебровская подтвердила слова Корнева о том, что у нас до сих пор встречаются расплывчатые формулировки и слишком пространные определения. В частности, по ее словам, если ребенок делает в каждом слове по ошибке, это считается просто низкой грамотностью, а вот если он в одном слове умудряется сделать 3-4 ошибки, это уже никак нельзя проигнорировать, и только в таком случае ему выносят диагноз «дисорфография». Хотя ясно – тут все очень зыбко.

При чем тут массаж?
Поскольку Конгресс был посвящен памяти Галины Васильевны Чиркиной – советского и российского специалиста в области логопедии, доктора педагогических наука, в докладах много раз обращались к ее работам и высказываниям.
В частности, Ольга Евгеньевна Грибова, ведущий научный сотрудник лаборатории образования и комплексной абилитации детей с нарушениями речи Института коррекционной педагогики РАО, отметила, что опубликованная более 20 лет назад научная работа Т.Б. Филичевой, Г.В. Чиркиной «Устранение общего недоразвития речи у детей дошкольного возраста» до сих пор является необычайно востребованной и цитируемой.
– Галина Васильевна говорила о двух направлениях развития наук – дифференциации и интеграции, а также о сопутствующих этому проблемах, – рассказала Ольга Евгеньевна. – Когда внутри одной науки начинают формироваться собственные, самостоятельные направления (в физиологии – психофизиология, нейрофизиология и пр.), это вполне понятно. Когда несколько наук (психология, психиатрия, дефектология и т.п.) объединяются для решения одной проблемы, это тоже объяснимо. Но в итоге это чревато либо распылением, либо присвоением чужих функций. Например, с недавнего времени все вдруг стали нейропсихологами, даже логопеды. И огромную популярность приобрёл массаж, который стал называться логомассажем – потому, что им тоже занимаются логопеды. Но позвольте, массажем всегда занимались врачи, а логопедия – наука не медицинская, а педагогическая. То же самое и с терапией – она сегодня упоминается в самых разных аспектах: пластилинотерапия, пескотерапия, прищепкотерапия… Но ведь и терапия – тоже область медицинской науки, а не педагогики! Опять же, нейрологопед – это кто такой, и чем от отличается от просто логопеда?
По словам Грибовой, главная цель любого логопеда – это формирование речи. А все остальное – это уже нечто привнесенное, дополнительное. И как раз об этом предупреждала Галина Васильевна Чиркина, которая сетовала, что медицина поглотит логопедию, и задавала вопрос: где та грань, где заканчивается логопедия и начинается специфика методики русского языка?
Нейро- хорошо продается
Выступавшая следом Снежана Юрьевна Танцюра, практикующий логопед, доцент кафедры социально-медицинской реабилитации ИДПО города Москва, главный редактор журнала «Логопед» издательства «ТЦ Сфера», призналась: книги с упоминанием слова «нейро-» в названии распродаются гораздо более энергично, чем обычные. Поэтому, скорее всего, и появляются вместо обычных логопедов нейрологопеды, а вместо педагогов – нейропедагоги.
В целом же, отметила Снежана Юрьевна, их журнал является платформой для профессионального общения всех, кто связан с проблемой становления речи, и пригласила участников конгресса подписываться на него и присылать свои работы для публикации.

Все держится на черепахе
На секции «Жива ли фонематическая черепаха логопедического мироздания? Систематизируем данные о причинах возникновения дислексии и дисграфии» выступила Маргарита Николаевна Русецкая, Президент российской ассоциации дислексии, доктор педагогических наук, профессор МГПУ, ректор Открытого гуманитарного института, член Совета при Президенте Российской Федерации по русскому языку.
Она также особо отметила роль Галины Васильевны Чиркиной в решении проблем дисграфии, процитировав её высказывание о том, что «основной основ логопедической работы является выделение фонем в диагностике» и вспомнив о «фонематической черепахе логопедического мироздания». А также акцентировала внимание на заслугах и достижениях ещё одного советского учёного – Розы Евгеньевны Левиной, автора концепции общего недоразвития речи. Это личность мирового уровня, результаты её исследований многократно перепроверялись в других странах и неизменно подтверждались.
– Также стоит сказать и о греческом учёном Павлидисе, который описал движение глаз дислексиков и научился по этому показателю очень точно определять людей с данной проблемой, – сказала Маргарита Николаевна. – Он прикрепил зеркала к козырьку бейсболки и таким образом смог снимать информацию о перемещении главных яблок при чтении. Как оказалось, результаты у дислексиков заметно отличаются от обычных людей, поскольку им требуется гораздо больше времени, чтобы прочесть слово. Эту методику можно и нужно использовать в практике логопеда.
Причины словесной слепоты
Олег Васильевич Левашов, автор книги “Как научить ребенка читать и писать и преодолеть дислексию и дисграфию (+34 упражнения и теста)”, представился как выпускник Физтеха, который долгое время занимался вопросами распознавания зрительных образов, работой зрительного анализатора и проблемами восприятия визуальной информации.
Он подчеркнул, что так называемая «словесная слепота», характерная для дислексиков, может быть обусловлена самыми разными проблемами – дальнозоркостью, близорукостью, астигматизмом, сферическими аберрациями, косоглазием и т.п. Но, помимо этого, огромную роль играет объем оперативной памяти, позволяющий держать в уме только что прочитанное. У людей с дислексией, как правило, он очень маленький, что сильно мешает им помнить фразу, слово или даже его часть. В том числе, по той же причине их глаза вынуждены совершать множество скачков, постоянно возвращаясь к началу текста, чтобы освежить его в памяти.
В свою очередь, Олег Васильевич напомнил о существовании способа диагностики дислексии, разработанного Олегом Вадимовичем Левашовым. Суть его в том, что человеку предлагается оценить две строки, состоящие из одинакового набора букв, но расположенных по-разному, и составить из них новые слова. Оказывается, для дислексиков это задание представляет собой серьезную проблему.

Проблема частоты
Довольно интересный аспект затронула Александра Николаевна Пучкова, которая заявила, что проблемы восприятия учебного текста школьниками может быть связана с частотностью используемых слов. То есть, если те или иные, часто встречающиеся слова, ребёнок научился узнавать и воспринимать уже не как набор отдельных букв, а как некий образ, связанный с конкретным понятием, то встреча с незнакомым или малоупотребляемым словом для дислексика является очередным испытанием. Следовательно, при составлении учебных пособий, учебников и учебных текстов этот аспект необходимо обязательно учитывать. А чтобы у детей формировалось как можно больше узнаваемых образов, нужна начитанность, однако тут обязательно надо двигаться от простого к сложному, от более знакомых слов с высокой частотностью к менее знакомым.
Фиксации и саккады
Психолог Сергей Рафаэлович Оганов рассказал о том, как работает глаз человека в процессе чтения. Он также вспомнил про исследования Павлидиса и отметил, что здесь значимыми показателями являются количество фиксаций (остановок взгляда) и характер саккад (быстрых движений глаз для сканирования и визуальной оценки). В норме и то и другое есть у всех людей, однако у дислексиков, как правило, фиксации всегда довольно долгие, а количество саккад зависит от сложности текста, при этом они часто хаотичны. И эта особенность характерна как для детей, так и для взрослых, хотя у последних картина всё-таки лучше.
Тонкости фонетики
В конце работы секции доцент кафедры логопедии Московский городского педагогического университета, член Экспертного совета Ассоциации дислексии Ольга Александровна Величенкова провела мастер-класс – практикум по фонетике для присутствующих оффлайн (в зале) и онлайн (в Интернете) коллег. Она обратила внимание на проблему, о которой почему-то мало кто задумывается – оказывается, ученики, родители и даже учителя не любят фонетические разборы по одной простой причине: они не понимают, зачем это нужно, а ещё испытывают сложности с самим разбором, поскольку у нас до сих пор существует две фонетические школы – Ленинградская и Московская, и в них есть явные различия.
Между тем, по словам Величенковой, от грамотно выполненного фонетического разбора во многом зависит и то, насколько много ошибок будут совершать дети в дальнейшем при письме. Однако тот факт, что большинство педагогов, даже из числа преподавателей русского языка, плохо ориентируются в теме и порой не знают правил фонетики, вызывает определенную озабоченность.

Что имел в виду автор?
На следующий день конгресс продолжился. Александр Николаевич Корнев выступил с ещё одним докладом, который был посвящён современным моделям понимания текста при чтении в норме и при нарушениях развития.
– В школе очень любят задавать вопрос: «Что имел в виду автор?», – напомнил он. – Однако вынужден констатировать: замысел, который автор имел в виду, создавая своё произведение, обычно так и остаётся при нём, а каждый из читателей при прочтении формирует свой собственный смысл. И это всегда бывает так и только так, следовательно, требовать от ученика какого-то одного, «правильного» понимания того или иного произведения, как минимум, неправильно. Таким образом мы не учим детей думать самостоятельно, а заставляем принимать чью-то точку зрения.
С другой стороны, отметил Корнев, когда ребёнок в дошкольном возрасте или в начальной школе только научился читать, это ещё не означает, что он научился работать со смыслами – этому нужно учить на протяжении всего оставшегося периода обучения.
Но тут важны и другие моменты. Дело в том, что человек, начав читать какое-либо произведение, подсознательно начинает строить предположение, чем оно закончится, или хотя бы как будет развиваться сюжет. Так происходит практически всегда, причём начиная чуть ли не с заголовка. И иногда ход наших мыслей заводит нас не туда, поэтому нужен постоянный анализ, мониторинг, контроль, который и проходит по мере прочтения текста. В этом смысле дислексики, которые плохо читают и понимают, рискуют в своих предположениях уйти вообще в другую сторону.
У них возникает и другая проблема: дело в том, что обычно человек, когда читает интересный ему текст, часто перечитывает то, что ему понравилось, возвращается к уже прочитанному – либо чтобы попытаться вникнуть в суть сказанного автором, либо чтобы насладиться фрагментом. А вот дислексики, с их маленькой оперативной памятью, возвращаются только для того, чтобы просто вспомнить только что прочитанное, в этом смысле им гораздо труднее получить от чтения удовольствие. Тем более, когда учитель требует читать вслух – в данном случае делать этого категорически нельзя, можно добиться только стойкого отторжения текста и страха самого чтения, поскольку окружающие, как правило, не будут внимать в проблемы дислексиков, а станут возмущаться или надсмехаться над ними.
Поэтому, если собрать воедино весь ворох проблем этой категории граждан, получится весьма неутешительная картина: дислексики испытывают трудности с декодированием информации (часто на уровне не словосочетаний, а слогов), трудности понимания текста, домысливания, у них, как правило, менее обширный запас слов, а малый объём оперативной памяти не позволяет делать сложные умозаключения.
– Но важно понять и другое: умение читать – это не знание, а навык, который можно и нужно вырабатывать, – заключил Корнев. – Только делать это надо умело и деликатно, не заставляя дислексика читать вслух, в классе, а стимулируя внутреннее чтение и проговаривание дома, где на него никто не смотрит. Или же в школе, но так, чтобы ему никто не мешал. Вот только с нынешним объёмом часов, отводимых на литературу, сделать это весьма непросто. И все педагоги в один голос говорят: это количество необходимо увеличить, а кроме того, возможно, стоит подумать о сокращении списка произведений, обязательных к прочтению. Лучше читать меньшее количество книг, но более вдумчиво и осмысленно, чем много, но плохо понимая смысл прочитанного.

Пауза как показатель
Александра Вячеславовна Горбачева и Иван Вадимович посвятили своё сообщение паузации в нарративах младших школьников и возможности их применения для скрининговых обследований. Оказывается, по количеству и качеству пауз в речи можно судить о наличии у человека тех или иных проблем, начиная от той же дислексии и заканчивая болезнями Альцгеймера и Паркинсона. Конкретно у детей большое количество пауз при чтении текста вслух обычно является индикатором когнитивной нагрузки, а длительность этих пауз – маркером отклонений. Также важно и то, заполнены ли эти паузы или нет, и если да, то чем – например, всякими-разными «эээээ, ммммм, ну, это, типа».
Смотрю в книгу – вижу фигу
Ольга Владимировна Щербакова, ведущий научный сотрудник факультета психологии Санкт-Петербургского государственного университета, обнародовала результаты своих исследований, связанных с массовой и очень распространённой сегодня проблемой – неумением читать. Оказывается, это не абстрактные жалобы учителей на своих учеников, которым почему-то не хочется усваивать школьную программу, а нечто гораздо более серьёзное.
В частности, как отметила Щербакова, она предлагала группе людей в возрасте 17-24 лет басни Эзопа с предложением сравнить несколько из них и найти похожие по смыслу. Выяснилось, что примерно треть испытуемых не поняли, о чём речь, а ещё треть не смогли выполнить задание, поскольку не очень поняли сути басен. В другой группе, где участвовали люди в возрасте от 18 до 32 лет, результаты оказались ненамного лучше, однако и тут полностью выполнить задание удалось лишь малой части.
В другом случае вместо басен Эзопа, которые можно понимать и так и этак, был взят вполне конкретный научно-популярный текст. Однако когда участникам опроса предложили рассказать, о чём он, пересказать вкратце его суть и сделать какое-то обобщение, для большинства это стало непосильной задачей.
– Можно сделать однозначный вывод: с понятийным мышлением у этих людей всё очень плохо, – подчеркнула Ольга Владимировна. – Но это, полагают, проблема не отдельно взятой группы, а целого поколения. Потому что сегодня нам говорят: мол, школьные учебники написаны сухим казённым языком, в них мало графики, а поскольку дети с малых лет привыкли к ярким картинкам и динамическим образам, значит, их нужно учить именно на таких образцах! На самом деле, это работает только с простыми понятиями, а что касается сложных текстов, тут нужно отрабатывать навык общения именно с текстовой информацией, без неё никуда.
…Но, как вы понимаете, поскольку чтение как процесс восприятия информации доступен не каждому, стоит ещё раз сделать акцент на проблемах дислексии. Ведь, не решив её, нельзя понять текст и усвоить заложенную в нём информацию.
Комментарии