На чтение: ≈ 8 мин.Они просто гуляли тогда с маленьким сыном Алешкой в Битцевском лесопарке. Малыш бегал вокруг и увидел на березе нарост. Что это? Болячка? Да нет, объяснил отец. Сергей Сергеевич работал в Министерстве лесной и деревообрабатывающей промышленности СССР и перевидел на своем веку столько березовых наростов – капов, что особо и не замечал их.
Этот же кап чем-то его завлек. Увидел он в обычной березовой бородавке фигуру не то зверя, не то птицы. Кап срезали, принесли домой. Лежать бы ему и лежать невостребованному, но вскоре вышел на экраны «Белый Бим Черное ухо». Когда лапу Бима зажало между рельсами и на него надвигался поезд, Алешка не выдержал и закричал на весь зал: «Папа, спаси его! Ведь ты же сильный. Спаси Бима!» Мальчишку успокаивали, но он в истерике кричал, что вы все плохие, коль не хотите помочь Биму.
Пришли домой, угомонили сына, папа взял в руки кап и пообещал, что у нас будет свой Бим, которому не смогут угрожать никакие напасти. Работа над скульптурой шла долго.
Кап – материал удивительный: достаточно мягкий для обработки, изделие из него в готовом виде какое-то шелковое, бархатное, излучающее чуть заметное тепло. Бим получился тоскующий, одинокий, ухо у него одно оказалось темней другого. Его не подкрашивали, таковой оказалась природа дерева.
А потом появились другие скульптуры. Грациозная выдра, играющая хвостом. Винторогий козел, величественный, горделивый, неприступный. Непревзойденный скалолаз, он стоит на одной из вершин Памира и оглядывает свой гарем: нет ли где непрошеных соперников.
Сергей Колесников специально скульптуре и рисованию не учился. Он инженер-механик лесной промышленности. Хорошо рисовала его мать, но она ушла из жизни очень рано, не передав никому из своих четверых детей навыки рисования. Гены же – вещь хитрая, они сами проторили дорожку к Сергею. Он с детства рисовал для себя. А потом, сидя на бесчисленных совещаниях и собраниях, рисовал своих товарищей. Прежде чем взяться за скульптуру, он ее тоже рисует, просматривает десятки книг, идет в зоопарк, читает специальную литературу.
Среди его работ в основном звери и птицы. Занесенные в Красную книгу. Он не устает повторять: хочу, чтобы травы были зелеными, а звери живыми. А люди? А люди добрыми и счастливыми. Однажды кто-то ему сказал: ну ты же не охотник…
Он ходил на охоту несколько раз, но фанатом не стал. Охотником он был своеобразным. Как-то весной пошли на глухаря. Выследили, где токовище, залегли по своим местам. Ждут. Едва забрезжило светило, раздался первый глухариный аккорд. Красивая мощная птица вела свою арию, отключившись от всего земного и небесного. Глухарь звал подругу и никого и ничего не слышал. Вот в такие упоительные минуты охотники и бьют глухарей. Сергей был ближе всех к птице, но выстрелить не смог. «Ты чего не стрелял?» – спрашивали потом разгневанные напарники. «Я такого концерта никогда не слышал. Я аплодировал этому солисту», – был его ответ. Он ни разу не пожалел, что не стал охотником.
В доме всегда было много капов, три лоджии в квартире – и везде они. Капы приходили из Иркутска и Красноярска, из Перми и Сыктывкара, из Кирова и Калуги. Везде друзья и коллеги по работе. Важно было ради капа не погубить дерево. А там, где шли лесозаготовки, такой проблемы не было.
Сергей Сергеевич начинал свой трудовой путь в леспромхозе на Сахалине. Деревьев там повалили, конечно, видимо-невидимо. Но бывая на лесосеке, он не раз чувствовал, как сжимается сердце, когда падает поверженное дерево. Оно не молча падает, оно рушится со стоном, с зубовным скрежетом, с отчаянным уханьем. Если такое чувство сохраняется в человеке, профессионально занимающемся лесозаготовками, значит, у него не захлопнулась душа, она сохранила способность сопереживать, сострадать, соучаствовать.
Я знаю десятки людей, которые, уйдя на пенсию, просто погибали от ничегонеделания, от того, что утратили дело своей жизни. Мне бы их заботы, бурчит иногда Сергей Сергеевич. Сейчас уже не надо ходить на работу, значит, все время можно отдать увлечению. В его скульптурах стали просматриваться общественно значимые мотивы. Вот в жестоком броске схватились красный волк и собака. Это не борьба за выживание в природе. Это схватились не на жизнь, а на смерть. Жириновский с Савельевым. А это уже борьба за выживание в обществе.
А посмотрите на овцебыка. Всего десять особей привезли несколько лет назад из Канады на Таймыр. Сейчас их в стаде уже семьдесят. Он стоит такой могучий, лохматый, жгучий ветер развевает его длинную шерсть. И как он выживает в трескучие морозы? Но так же выживают, да еще и ударно трудятся, люди на Таймыре, на Чукотке, в Корякии.
Коллекция скульптур зверей и птиц у Сергея Колесникова уже солидная. Но ни одной скульптуры он не продал. Это у него не промысел, это искусство для души и от души!
Как-то зашел разговор, мол, может продать всю коллекцию, благо, щедрый покупатель есть. Возмутилась Лена, дочка старшая: «Никогда. Это наше, семейное. Фамильное, если хотите».
Колесников не держит в секрете, как начал заниматься скульптурой, какими инструментами пользуется, какие наблюдения делает. Подробно, доступно написал своеобразное учебное пособие, популярную книжку об анимационной скульптуре. Но издать ее, увы, не может. Не тот формат, как принято сейчас говорить.
У Сергея Сергеевича за плечами большая жизнь и богатый опыт. Трудовой, житейский, творческий. Его считают грамотным инженером, талантливым организатором, надежным коллегой. А для меня он просто самый дорогой человек. Потому что это – мой муж.
Москва
Выбор читателей
Комментарии