За Платонова обидно. Жертвой экзамена стала русская литература

Но это еще не все. В КИМ 2 в качестве исходного текста приведен текст С.Михалкова. Поскольку этот же текст использован в методических указаниях, то значит, он уже был предложен на экзамене. Приведу лишь один абзац из этого текста.

Окончание. Начало в «УГ» №№32, 33

«Как-то я побывал в тех местах, где дед Мазай спасал несчастных зайцев. Ребята, с которыми я разговаривал в одной из деревень, рассуждали о космических кораблях, о полетах на Луну, о событиях в мире. Но когда я заговорил с ними о Некрасове, напомнил строки, где поэт описывал их родные места, ребята замялись, и никто, увы, не смог прочитать наизусть из «Деда Мазая» ни одного четверостишия. Я с горечью подумал: а не была бы богаче их душа, если бы наряду с тем, что они знают о науке, политике и технике, они знали бы еще и стихи – много стихов! – Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Фета, Тютчева, Блока и других замечательных русских поэтов?»

Не будем спорить, к какому стилю этот текст относится: художественному или публицистическому. Не будем спорить, какой тут тип речи: рассуждение или повествование. Легко доказать, что тут есть и то, и другое. Главное в бесспорном: это написано по-человечески, страстно, живо, выразительно, эмоционально. А теперь я покажу вам, во что этот текст превращен в «информации о тексте», то есть в шпаргалке для проверяющих и для самих учеников, которые готовятся к экзаменам, чтобы знали они, как про все это надо писать. Итак…

«Основные проблемы: 1) проблема чтения в детстве (какова роль чтения в детстве – в период становления личности человека?); 2) проблема влияния книги на судьбу человека (как меняется человек под влиянием книг?). Позиция автора: 1) чтение в детстве имеет огромное значение, так как общение с книгой формирует личность человека и обогащает ее; 2) вовремя прочитанная книга может определить психологию, мировоззрение, нравственные принципы человека».

Я сразу вспомнил Маяковского:

Попал павлин оранжево-

синий

под глаз его строгий,

как пост, –

и вылинял моментально

павлиний

великолепный хвост!

Вместо живого, образного, взволнованного слова какая-то квазинаучность, казенная, бездушная тягомотина. Мы часто спрашиваем себя, почему даже медальные сочинения в большинстве своем невыразительны, серы, стандартны, безличны. С кого они портреты пишут? С нас, с нас и пишут. А когда это еще насаждается как экзаменационная обязательность…

Не сегодня все это началось. Вот что писал Василий Розанов в «Сумерках просвещения»: «Ужасно странен язык:… он как-то сделан, придуман; точно это язык для письменных испытаний, специфически выработавшийся педагогический «воляпюк» (заглянем в словарь: набор непонятных слов, пустых, бессодержательных фраз. – Л.А). Его образцы следовало бы опубликовать: это обезьяна, выучившаяся по-русски, как в зоологическом саду есть слоны, танцующие французскую кадриль. Русский язык в колоритности и живости своей, в своем народно-бытовом аромате потерян, забыт вовсе».

Свое название этому псевдоязыку дал Корней Чуковский в своей книге «Живой как жизнь» – «канцелярит». С болью и горечью пишет Корней Иванович в этой книге о том, «что существует эстетика, предпочитающая бесцветные, малокровные, стерилизованные, сухие слова прекрасным, образным, общенародным словам». И дело тут не только в словах: «Шаблонами люди чаще всего говорят по инерции, совершенно не переживая тех чувств, о которых они говорят. За порчей языка – слишком часто порча души».

Теперь перейдем к показателю К-4 (а всего их, этих К -12) – «аргументация экзаменуемым собственного мнения по проблеме». Прежде всего отметим, как дешево это самое собственное мнение ценится. За него дают максимум два балла, а за «исходный текст» – 4 балла, вдвое дороже.

Но эти два балла можно получить, если экзаменуемый приведет НЕ МЕНЕЕ (так выделено у них. – Л.А.) двух аргументов. Причем при оценке «учитываются первые два аргумента». (Кстати, сами они в своей информации о тексте «приводят даже больше десятка положений. За «авторскую позицию» можно и шесть тезисов, а свою не больше двух.)

Я занимаюсь сочинениями 50 лет. Прочел почти все, что на эту тему написано на русском языке. Сам написал об этом множество статей и три книги. Но нигде и никогда не видел, чтобы судили не по характеру аргументов, а по их числу. Это тоже ноу-хау. Дух предельной формализации важнее духа смысла и содержания. Между тем, по моим наблюдениям, в сочинениях, при ответе на вопросы часто именно не первые, а следующие за ними аргументы становятся самыми интересными. И понятно почему. Первые – это то, что лежит сверху, на поверхности, это расхожее, привычное. И лишь потом идет свежее, свое, непривычное, творческое. Но сказано: только два!

Но вот еще в чем дело. Итак: «Объяснить, почему вы согласны или не согласны с автором прочитанного текста». Вот, к примеру, текст о Ясной Поляне. «Ясная Поляна. Лев Толстой… Придти и поклониться, омыться, придти и почувствовать себя человеком с большой буквы». Но что может написать школьник, который никогда в жизни в Ясной Поляне не был? Или вот такой шедевр: задание 10 из сборника С. «Даже на территории Российской Федерации, и причем не только в столице, но и на периферии, рубль день ото дня теряет авторитет…Другая проблема, тоже связанная с проблемой рубля, несомненно, не что иное, как инфляция. Причем темпы ее таковы, что можно говорить о гиперинфляции…» То, что это текст начала девяностых годов, видно невооруженным глазом. Допустим, что даже это так. Но что может сказать на «согласны или несогласны» по поводу судьбы рубля наш выпускник?

И, наконец, самое главное. Итак, ребятам: «Объясните, почему вы согласны или не согласны с автором прочитанного текста». А вот что обращено к проверяющим в методическом руководстве: «Смысл аргументации для ученика будет заключаться в том, чтобы в ОЧЕРЕДНОЙ РАЗ (курсив всюду мой. – Л.А.) показать актуальность, жизненность, нравственную состоятельность, НЕЗЫБЛЕМОСТЬ доказанной этической АКСИОМЫ. В таком случае аргументация чаще всего выступает не как логическое обоснование, а как определенным образом оформленное выражение личностного отношения к выдвинутому утверждению». Итак, никаких согласен или не согласен: подтвердить в очередной раз незыблемое, аксиому. (Насколько я знаю, аксиомы вообще не доказываются.) Ведь «проблемы, которые рассматривает, осмысливает ученик, имеют ЦЕННОСТНОЕ ЗНАЧЕНИЕ» (это уже курсив их), а потому никаких «не согласен» здесь быть и не может.

Характерно, что среди десятков работ, которые приведены в методических указаниях нет ни одной, где бы ученик спорил, не соглашался, опровергал. «Пишите то, что думаете», – напутствую я своих учеников на экзамене. «Нет, – отвечает мне одиннадцатиклассник, – думать мы будем о том, что им надо».

И вот закономерный результат. Приведу сочинение, которое дано в методических указаниях как заслуживающее наивысшей оценки.

«В.Розов четко доказывает свою позицию, приводя примеры из собственной жизни. Я также являюсь приверженцем позитивного восприятия жизни, близкого к пониманию счастья Виктором Розовым. В классической русской литературе мне близок по восприятию жизни Пьер Безухов в романе-эпопее Л.Толстого «Война и мир». Пьер ощущает счастье лишь тогда, когда, отказавшись от праздной и бездуховной жизни, обрел внутреннюю гармонию в любви к Наташе. А вот в «Вишневом саде» А.П.Чехова все выглядит иначе. Раневская, имея дом и сад, не смогла обрести душевной гармонии, она не ощущает счастья.

Одним из ярчайших произведений, где авторская позиция близка моей, является поэма Н.А.Некрасов «Кому на Руси жить хорошо». Некрасов в поэме делает вывод, что счастье не в материальном образе Гриши Добросклонова, (запятую поставил я. – Л.А.) показывает, что быть счастливым может человек, стремящийся не к личному благополучию, а к достижению общественно значимых целей – освобождению от крепостной зависимости народа».

Материальный образ Гриши Добросклонова – это безграмотно. Пьер Безухов никогда не жил бездуховной жизнью и ощутил счастье после Бородина, в плену. У Раневской нет уже дома и сада, и то, что написано о ней, – ахинея. Гриша Добросклонов не мог бороться за освобождение народа от крепостной зависимости, поскольку он от нее уже был освобожден до него и без него. Как видите, за «эталон ответа» выдано, с позволения сказать, сочинение, которое не в ладах с русским языком, русской литературой и русской историей. А главное – текст этот спекулятивен, циничен и лишен даже проблеска живой мысли и живого слова. Наши же бессребреники, успешно осваивающие бюджетные ассигнования на изобретение всякого рода КИМов, тоже хороши.

Стоит ли удивляться тому, что пишут на экзаменах и по литературе наши ученики?

***

Я уже ссылался на вышедшую в 1962 году книгу Корнея Чуковского «Живой как жизнь». Ее выход стал одним из важнейших событий моей жизни. Я уже знал, что Корнею Ивановичу понравилась моя статья в журнале «Русский язык в школе»: в редакции мне показали полученное от Чуковского письмо: «Очень понравилась статья Л.С.Айзермана «Творческие работы учащихся… Статья тонкая, умная и притом боевая». Но встретить себя в книге Чуковского… Это было абсолютно неожиданно. Чуковский был щедр. Он назвал меня «известным московским педагогом», причислил к «лучшим педагогам страны», «передовому отряду» педагогов.

Очевидно, Чуковскому было нужно поддержать нас, тогда молодых учителей, в нашей попытке противостоять «старым, закостенелым методам преподавания словесности», в нашей борьбе против «оторванного от жизни, штампованного, стандартного жаргона, свидетельствующего о худосочности обескровленной мысли».

В моей статье Корней Чуковский выделил слова, которые он дал в книге курсивом. Он писал о моей статье: «В ней он требует, чтобы в этих работах дети высказывали «СВОИ, А НЕ КНИЖНЫЕ МЫСЛИ». Чуковский повторил приведенную мною цитату из книги М.А.Рыбниковой, которая сформировала меня как учителя и методиста: «Открывать глаза и окрылять сознание – вот задача всех школьных уроков, и язык должен служить этим задачам в максимальной степени».

Старик Чуковский нас заметил, и мы честно прошли по жизни выбранный путь. Увы, в одном Корней Иванович ошибся. Он в своей книге выразил твердую уверенность в том, что «старые, закостенелые методы преподавания словесности, осужденные передовой педагогической мыслью, уже недолго просуществуют у нас».

Прошло сорок пять лет. И вот в Год русского языка…

P.S.

Я собирался рассказать и о том скандале, который разразился после ЕГЭ по русскому языку. Но не стал делать этого. Что я могу добавить к тому, о чем писали газеты, говорило радио, показывало телевидение? Но главное в другом: такой поворот увел бы от основного: педагогического анализа существующего ЕГЭ по русскому языку. А в этом вся суть проблемы. Что касается ЕГЭ по литературе, то об этом пойдет речь в следующей статье.

Лев АЙЗЕРМАН, учитель русского языка и литературы 303-й московской школы