Василий НЕСТЕРЕНКО: В искусстве и образовании нам надо усвоить китайский урок

Василий Нестеренко – художник подвига. Он создал множество поражающих своей детальностью больших исторических и батальных полотен, даже его дипломная работа – это шестимет­ро­вая картина «Триумф Российского флота». Кредо художника – неустанный труд и работа над собой. Именно цельность, собранность и дисциплинированность, противоречащие стереотипу «вольного художника», позволяют достигать вершин в искусстве, уверен Василий Игоревич. Его работы «Непокоренный», «Избавление от Смуты», «Отстоим Севастополь», «Эхо прошедшей войны» несут в себе частицу самой русской истории и потому позволяют творить ее в настоящем, например, восстанавливая росписи храма Христа Спасителя или работая над художественным оформлением Главного храма Вооруженных сил Российской Федерации. Среди его достижений выставки картин и репродукций «Наука побеждать», «Наша слава – русская держава» и др. В преддверии праздника Победы нам показалось особенно актуальным поговорить с художником о прошлом и настоящем России, о силе настоящего искусства, о том, как оно создается и каким станет в будущем.

Листайте вправо, чтобы увидеть больше изображений

– Василий Игоревич, начну, если позволите, с первой, школьной, ступени вашего образования. Вы окончили Московскую среднюю художественную школу с золотой медалью. Те, кто знаком с системой художественного образования в СССР, сразу поймут, что такой результат – это, можно сказать, ученический подвиг.

– Да, я окончил обучение в МСХШ в 80-х. Здесь учились многие дети знаменитых, выдающихся и влиятельных в Советском Союзе людей, среди которых считалось очень престижным отдать ребенка учиться художественному искусству независимо от его предрасположенности и способностей. Понятно, что даже поступить в эту школу было очень трудно, конкурс был колоссальный. Мне удалось.

Конечно, МСХШ была высшей ступенью художественного довузовского образования, где нам давали зачастую уже академические знания по рисунку, анатомии, перспективе. Однако, конечно, чтобы стать настоящим художником, нужно было еще поступить в Суриковский институт, окончить его. Тем не менее МСХШ – совершенно особое образовательное учреждение, где совмещались две школы в одной. Одна художественная, очень серьезная, академическая. Дети рисовали сложнейшие вещи – парные постановки, например. И другая школа, параллельно – общеобразовательная – с полным циклом, без каких-либо поблажек. А что такое советская общеобразовательная школа? Давали лучшее образование в мире – то, как преподавали химию, физику, математику, уже нигде, кажется, не преподают.

– Что было самым трудным тогда, в самом начале вашего творческого пути?

– Трудно было совмещать эти две школы, не скрою. Многие преподаватели считали свои общеобразовательные дисциплины самыми главными, а все остальное «художество» – приятным дополнением. Вы понимаете, в одной-то школе непросто учиться, а тут надо было успевать в двух. Домашние работы, к примеру, выполнять и по творческой части, и по общим дисциплинам. Времени постоянно не хватало, наверное, в этом была основная трудность – в очень серьезной нагрузке. У нас даже поэтому существовал 11-й класс, хотя во всем Советском Союзе тогда была десятилетка.

– Тем не менее вы не жалеете, что вам приходилось учиться, по сути, за двоих?

– Повторюсь: нисколько. Преимущество советской системы образования как раз в ее многоплановости, обширности, продуманности. Даже вредные предметы вроде марксистско-ленинских дисциплин, которые как будто бы и лишние совсем, идеологические, несли свою пользу. При всей лженаучности по сути, они были по форме и аппарату очень научны, и потому даже эти предметы учили нас мыслить системно, делать умозаключения и выводы.

– Можно сказать, что достигалась главная цель образования – научить учиться?

– Совершенно верно. Думаю, мне это очень помогло потом при поступлении в Суриковский институт.

– И все-таки, неужели художникам нужна физика?

– Строго говоря – нет. Но я нисколько не жалею, а, наоборот, премного благодарен, что мог пройти полный курс и химии, и физики, и литературы с историей. Искусство – это полет мысли. И без достаточно хороших знаний в других науках, скорее всего, ты будешь просто художником-ремесленником. Потому что и физика, и математика, и другие точные науки в высших своих проявлениях – это творчество чистой воды. Древние греки, например, это очень хорошо знали и понимали. Или вот такой пример. Я однажды писал портрет Гурия Ивановича Марчука, президента Академии наук СССР, и чтобы качественно выполнить свою работу, чтобы человек, позируя, не уснул, как это бывает, я говорил с ним о математике, о том, что ему интересно, и, знаете, моих знаний хватало для диалога на эти темы с академиком. И это, конечно, только благодаря советской школе.

– Позже вы стажировались в США и могли сравнить нашу и заокеанскую системы образования…

– Да, действительно, был такой период. Первый и последний президент СССР Горбачев подписал тогда с Бушем-старшим документ об обучении студентов по обмену, просуществовала эта программа всего один год. Я оказался в числе сотни студентов, которые должны были поехать учиться за океан. Причем это были сплошь физики и химики. Художник среди них был один – это я. Архитектор еще один был. Таким образом, я оказался в другой системе координат. А чем отличается США от СССР? Я бы сказал так – вообще всем. Как геометрия Евклида от геометрии Лобачевского. У них даже белки и березы другие! (Смеется.)

Я побывал там в разных университетах: в Йельском, Корнелльском, Нью-Йоркском, Колумбийском, в Принстоне, в Купер-Юнион – бесплатном институте по искусствам. Если говорить о системе образования у них (не только художественного, но и научного), то на Западе узкоспециализированный подход. Если ты физик-ядерщик, то, кроме этого, ты совсем ничего практически и не знаешь, а если художник, то математика для тебя темный лес. Хотя в этом есть и сильная сторона – глубокое, доскональное знание своего предмета, если человек действительно любит его.

– Тем не менее и в США вы учились только на отличные оценки, но, насколько я знаю, не остались там, несмотря на все успехи. Уехали обратно в Россию. Почему?

– Я вернулся, чтобы окончить Суриковский, это было мое решение, хотя да, я был успешен в Штатах, у меня были уже контракты с галереями, я выставлялся там по всей стране… Однако была уверенность: да, полезно было ознакомиться с западной системой образования, с западной культурой, это расширяет кругозор, но, чтобы стать художником, я должен окончить Суриковский институт в России.

– То есть, имея успех в США, выставки и признание, вы все равно не считали себя оформившимся художником! Это восхищает, особенно сейчас, когда гордое звание художника, которое выкристаллизовывается в человеке титаническим трудом, нацепляют на себя скандалисты вроде Кулика… На ваш взгляд, существует ли вообще искусство – давайте возьмем изобразительное – без традиции?

– Мне часто задают подобные вопросы… Мы сейчас с вами обсуждали как раз две культуры – советско-российскую и западную. Но ведь есть еще одна очень интересная – китайская. И, отвечая на ваш вопрос, я хочу привести в пример именно ее. Что нам предлагают китайцы, к примеру, в художественном образовании? У них сейчас просто невероятный расцвет изобразительного искусства. Почему? Меня это очень заинтересовало, когда у меня была большая выставка в Национальном художественном музее Китая, я мог посмотреть своими глазами, что у них сейчас в почете, как они отображают свой мир. Ведь когда Китай открылся для мира при Дэн Сяопине, искусство поначалу было очень прозападное, вторичное. Нельзя было понять, кто написал ту или иную картину – китаец или немец. Это было на фоне отказа от китайского соцреализма, который они, кстати, получили от нас, был такой художник Максимов, живший в КНР и создавший там художественную школу, которая развивается до сих пор.

И вдруг вторичное и прозападное постепенно отходит на второй план, и в конце 90-х – начале 2000-х у них появляется новый вид искусства. Что они делают? Они берут все интересное, на их взгляд, в российско-советской системе, в западной системе и все это вместе объединяют национальным стилем гохуа. Западная система им дает пространственное мышление, советская школа – умение рисовать большие фигуры. Но главное – все это пропитано китайским духом. Я видел работы, посвященные химическому комбинату. Сидят работники в противогазах, кругом патрубки, краны… Но это настолько облагорожено национальным стилем гохуа, что я захотел там оказаться, внутри этой картины.

– Это и есть сила настоящего искусства.

– Согласен. Замечательно, что Китай сегодня декларирует: западный диктат в мире искусства несостоятелен. Ведь что утверждают на Западе? Они говорят, что искусство может и должно развиваться только так, как у них, а все остальные отсталые и придут к их традиции позже. Китай разрушает этот миф. Как? Не с помощью отрицания, но с помощью умного заимствования, конвергенции и симбиоза. В искусстве (да и в образовании тоже) нам надо хорошенько усвоить этот китайский урок.

– Но вы говорите, у них же тоже был период эпигонства. Может, и нам удастся переболеть этот период слепого копирования и подражания трендам западного современного искусства?

– Будем надеяться и верить, что у нас все получится, и работать на благо такого возрождения. В Поднебесной удается брать приемы у Запада и России и оставаться китайцами. Так что же нам мешает быть русскими? Хватит нам уже бегать за миражами западных ценностей. Пора создавать свое. Конечно, для этого нужно, чтобы произошла в головах революция. Мне кажется, что-то в этом смысле уже начало меняться, и этот факт не может не внушать большие надежды по поводу грядущего возрождения русского искусства.