В тисках парадокса. Почему в России так мало усыновителей?

Долгое время меня занимала одна мысль: почему нам так часто любят показывать сравнительные фотографии детей – вот они, несчастные, некрасивые, унылые, – в российском детдоме, и вот они же спустя непродолжительное время – счастливые, веселые симпатяги где-нибудь на ранчо в Калифорнии или Техасе, в семье своих новых приемных родителей. Смотрите, радостно вещают нам, какая разительная перемена! Да кто бы спорил, но почему так усиленно нам пропагандируют только удачливые эксперименты в иностранных семьях? Неужели, если показать детдомовца, нашедшего семью в российском доме, он не будет похож на своего товарища, живущего теперь за границей? Неужели мы не увидим такого же смеющегося, озорного любимчика, как и на иностранных снимках? Неужели малыши счастливы не тем, что приобрели семью, а тем, что уехали за границу?

Россия занимает второе место после Китая по количеству сирот, уехавших за рубеж. По данным руководителя фонда «Право ребенка» Бориса Альтшулера, цифра усыновления внутри России достаточно стабильна на протяжении уже нескольких лет – около 7 тысяч сирот в год обретают новые семьи. Столь же стабильна и цифра зарубежного усыновления – около 6 тысяч российских детдомовцев уезжают за границу. Причины такого паритета специалисты называют разные. Кто-то полагает, что все дело в самой процедуре усыновления, которую сложно назвать эффективной, когда речь заходит о внутрироссийском усыновлении. Дело в том, что россияне, желающие усыновить ребенка, сначала должны прийти в органы опеки и попечительства по месту жительства за разрешением. Сотрудники же опеки и без того загружены иной работой, и усыновление для них скорее лишняя обуза.

– Органы опеки – самое узкое место в и без того несовершенной системе социальной защиты обездоленных детей, – уверена руководитель общественного движения «Добро – без границ» Светлана Бочарова. – Помимо заботы о неблагополучных детях и сиротах тот же самый инспектор опеки занимается жилищными вопросами, причем едва ли не 90 процентов его рабочего времени уходит на то, чтобы подписывать документы об обмене и купле-продаже жилой площади, на которой проживают несовершеннолетние. А специалистов, помогающих чиновникам опеки непосредственно по вопросам усыновления, в России нет вовсе. В результате инспектор опеки опирается на пакет документов, который им должен представить кандидат в усыновители (медицинское заключение, справки о доходах, о жилплощади, характеристики с работы и с места жительства), да на свою интуицию, потому что по справкам понять, действительно ли этот человек годится стать хорошим родителем, практически невозможно. Именно поэтому слишком часто работник опеки исходит из субъективных критериев. И отрицательное решение его хоть и можно по закону обжаловать в суде, да только без толку. Ибо инспектор опеки ходит в этот же самый суд по десять раз в неделю, сотрудничает с его судьями, и посему ждать объективности здесь явно не приходится. В результате в руках чиновников опеки оказалось практически бесконтрольное право решать людские судьбы. А бесконтрольность поощряет взяточничество. Причем, разумеется, не только среди сотрудников органов опеки, но и по всей цепочке усыновления, вплоть до директора детского дома.

Вот и получается парадокс – усыновлению детей нашими гражданами всячески препятствуют наши же официальные структуры, занимающиеся этим вопросом.

Между тем желающих взять ребенка в семью в России объективно гораздо больше, чем кажется на первый взгляд, и помеха здесь зачастую – информационный вакуум. Изменить ситуацию попытались в Саратовской области и Старой Руссе и провели эксперимент. В итоге благодаря развернутой информации по сиротам и детям, оставшимся без попечения родителей, число детдомовцев сократилось столь резко, что начали закрывать детдома за ненадобностью. Еще один факт – московский общественный фонд «Приют детства» разместил на итернет-сайте информацию о 120 детях-сиротах, страдающих серьезными заболеваниями (речь шла о таких детях, которых нашим усыновителям, как правило, даже не предлагают). До этого дети проходили по каким-то документам, о которых никто из потенциальных пап и мам толком не знал. Отклик последовал практически незамедлительно – к сегодняшнему дню 27 больных и с точки зрения органов опеки безнадежных для усыновления россиянами сирот нашли свои семьи. По другим детям оформляются документы, собираются нужные бумаги, фонд своими силами проводит специальные занятия и тренинги в школе приемных родителей, которая была открыта на общественных началах несколько лет назад для помощи отечественным кандидатам в усыновители.

Данные социологического исследования, проведенного по инициативе американской ассоциации Kidsave International, также показали, что почти все опрошенные ими несколько тысяч россиян от 18 до 65 лет считают проблемы детей-сирот очень важными. Однако, несмотря на это, только 16 процентов респондентов отметили, что более-менее информированы о состоянии дел в этой области. При этом каждый третий опрошенный изъявлял готовность помочь детям-сиротам, хоть и не знает как, а 12 процентов могли бы принять ребенка в свою семью, но их останавливают проблемы, связанные с бюрократическими препонами, страх перед чиновничьим произволом, незнание законов, психологические проблемы и прямая невозможность сделать это из-за тяжелого финансового положения. А ведь, как известно, большинство кандидатов в усыновители отсеиваются не по медицинским или каким-то схожим причинам, а именно из-за отсутствия достаточных квадратных метров жилплощади или низкого дохода. Усыновителей в России мало не только потому, что общество не готово взвалить на себя решение этой, как многим кажется, государственной проблемы, и даже не из-за бедности населения, а в огромной степени из-за жестких требований Семейного кодекса РФ к потенциальным родителям по доходу. Получается странная вещь: органы, так или иначе отвечающие за процесс усыновления, оценивают приемных родителей по формальным справкам, которые, что греха таить, можно и купить, и подделать. Да и ни одна самая честная, самая замечательная справка в мире не в состоянии сказать, насколько готов человек стать отцом или матерью, любит ли он детей действительно, или это просто порыв и каприз, способен ли он воспитывать ребенка. Для того чтобы понять все это, нужны не бумажки с печатями и подписями, а общение, и довольно длительное, с теми, кто изъявил желание взять себе на воспитание ребенка. Тогда, правда, потребуется тратить время и силы, а «кому оно надо?» Чтобы сделать ребенка счастливым и добрым, вовсе не обязательно иметь огромную квартиру и крупный счет в банке, но закон наш отчего-то полагает иначе.

Сейчас, правда, готовятся новые предложения Минобразования РФ, содержащие в себе важные добавления к закону. В частности, суд будет иметь возможность в интересах ребенка пренебречь всеми этими нормами по квадратным метрам и доходам. Пока такого права у судов нет, и по чисто формальным основаниям огромный пласт российской интеллигенции – учителя, врачи, музейные работники лишены возможности взять к себе в семью ребенка из детского дома.

Так что пока безнаказанно работает «резонное» соображение – если за здорового малыша можно запросить с иностранца немалые деньги, то зачем же отдавать его за просто так нашим? И высокие темпы усыновления сирот иностранными гражданами рождаются не столько оттого, что российские усыновители не хотят брать на себя воспитание чужих детей, сколько оттого, что это достаточно прибыльный бизнес. А там, где крутятся серьезные деньги, моментально создается поле для коррупции и правонарушений самого различного рода – от подделки документов о якобы имеющихся неизлечимых заболеваниях у вполне здоровых детей до организации посреднических и иных фирм, осуществляющих тайный вывоз за рубеж российских сирот.

Однако возможные злоупотребления все же не повод для огульного осуждения зарубежного усыновления. Самое неуместное здесь, на мой взгляд, – это политическая спекуляция. Да, безусловно, нужно принимать меры по пресечению незаконного посредничества и коррупции. Причем, на мой непрофессиональный взгляд, сделать это вполне реально – процедура оформления усыновления и вывоза ребенка за границу не за один день все-таки делается, значит, на каждой стадии этой процедуры есть возможность и вмешаться, и проконтролировать.

Главное же в другом – вряд ли кто-то станет отрицать, что тяжелобольные дети в большинстве своем обречены в нашей стране на пожизненное пребывание в специальных лечебных учреждениях. Зарубежные усыновители берут их в семью, которая способна обеспечить ежедневный уход, предоставить дорогостоящее лечение, а также подарить любовь и тепло родного дома. У нас такое было бы под силу очень немногим, в основном так называемым новым русским, вот только они как раз и не особенно-то спешат в дома ребенка и уж тем более – за больными детьми.

Так что, с горечью сознавая, что уезжающие за границу маленькие сироты уже не станут гражданами России, надо четко понимать, что, кроме самих себя, нам винить здесь некого.