На чтение: ≈ 14 мин.В этом году Россия готовится отмечать 60-летие Победы в Великой Отечественной войне. Для человеческой жизни шестьдесят лет – это очень большой срок. За это время увидели свет три новых поколения. Для истории же это короткий, но очень важный этап. Важный потому, что за эти более чем полвека такое историческое событие перестает быть современностью и окончательно уходит в мир коллективной памяти народа. За это время взгляд на Победу изменился, стал менее идеологизированным. Сегодня как-то с трудом верится, что ее причина в преимуществах социалистического строя и блестящем руководстве партии. А ведь это главный тезис советской историографии войны. Все чаще сегодня мы задумываемся о цене Победы, о колоссальных жертвах, о том, что советское руководство в годы войны в последнюю очередь думало о людских потерях и откровенно не жалело русского солдата.
Однако это событие на стало для нас рядовым. Великая Победа просто не может быть таковой. И вот почему. В исторической науке есть очень любопытная теория, согласно которой коллективная память нации состоит из неких «точек», топосов. Топосы имеют абсолютную ценность для большинства представителей этой нации. Они могут быть пространственными и временными.
Например, для нас, россиян, самый важный пространственный топос – Красная площадь. Согласитесь, она больше чем символ России. Это сердце нашей Родины, средоточие ее энергетики.
Однажды один мой родственник, гражданин Казахстана, пожилой человек, поделился со мной своей мечтой – показать внуку Красную площадь, «чтобы знал свои корни». Его слова о корнях, на мой взгляд, прямо доказывают связь этого места с коллективной памятью. И дело тут не в том, что мой родственник – советский человек, воспитанный в патриотическом духе. Многие мои ровесники-провинциалы, когда знакомятся со мной и узнают, что я москвич, часто расспрашивают меня о Красной площади, как будто они никогда не видели ее по телевизору. Это потому, что принадлежать к нации россиян означает, кроме всего прочего, ассоциировать себя с этим местом, даже если ты никогда не был в Москве.
Победа в Великой Отечественной – это важнейший временной топос. Ибо все мы, даже те, кто родился десятки лет спустя, говорим о ней – «наша». Память о ней связывает поколения и объединяет нас в нацию. И делает это лучше любых формальных связей – единых границ, правового поля, государственных институтов. Потому что это искусственные, внешние «объединители». А топосы, такие как Победа, – естественные, внутренние связи, превращающие нацию в живой организм, дающие ей душу. Благодаря им наше «мы» становится более осязаемым, оно как бы «кристаллизуется». Кто не говорит об этой Победе – «наша», тот и не наш. Но почему она стала для нас таким значимым топосом? Ответить на этот вопрос означает понять глубинный смысл Великой Победы. Сейчас, спустя шестьдесят лет, появилась, как мне кажется, возможность сделать это. Ведь исторические события, как и картины импрессиониста, становятся понятными, только если смотреть на них издалека. «Большое видится на расстоянии». Понять этот смысл возможно лишь в контексте всей истории России. Давайте поразмышляем над ней.
Всем нам с детства известна летописная легенда о «призвании варягов». Согласно «Повести временных лет» в 862 году по приглашению ильменских славян пришел к ним на княжение Рюрик со всею Русью. В XVIII веке на основе этой легенды сложилась первая научная теория российской государственности. Она называлась «норманской», ее авторами были три ученых немца – Миллер, Байер и Шлецер. Согласно этой теории (в ее тогдашнем варианте) славяне – народ рабский и бестолковый. Он не способен на то, чтобы создать свое государство, управлять собою и нуждается в том, чтобы кто-то другой управлял им. Этим другим, по мнению авторов теории, стали германцы – Рюрик и его племя. Особенно на этом настаивал Шлецер. Вовсе не потому, что верил легенде. Просто он был одним из тех первых немецких националистов, которые уже тогда стали говорить о великой миссии своего народа. Миссия эта заключалась в том, чтобы нести другим народам идею государственности, воплощать ее, преодолевая тем самым «хаос мироздания».
Если у Шлецера эта идея присутствует в зачаточном состоянии, то у Гегеля она стала развитой концепцией. В своей «Философии истории» этот великий немец делит все народы на «исторические» (и к ним он относит германцев) и «неисторический». Первые – народы, история которых есть результат саморазвития. Абсолютной идеи, превращающейся в Абсолютный дух. Вторые не имеют никакого значения для этого фундаментального процесса. Они попросту не нужны. Главным критерием «историчности» Гегель считал способность создать собственную государственность, ибо государство, по его мнению, – «шествие Бога по земле». Поскольку за нами этой способности Гегель также не признавал, мы оказались у него во второй категории.
Примерно в это же время, на рубеже XVIII-XIX вв., о якобы рабской природе русских писал один из отцов-основателей США Гамильтон. Так, постепенно трудами интеллектуалов-русофобов формировался миф о нашей нецивилизованности и нелюбви к свободе. И самое ужасное в том, что этот миф проник и в умы русских интеллектуалов. Именно он так долго мешал элите Российской империи решиться на отмену крепостного права. Этот стереотип живет и поныне. И сегодня еще есть люди, которые говорят, что мы неспособны к созданию демократического государства, что России, дескать, нужна «железная рука», что без кнута «русский Ваня» якобы распояшется. Все они – идейные наследники тех первых русофобов.
Надо ли говорить, что так о славянах думал и Гитлер? Он был убежден, что мы – низшая раса, удел которой повиноваться. Российскую империю фюрер считал плодом трудов немцев, а СССР – евреев. Другим же народам – русским, татарам, башкирам, украинцам фюрер отводил роль слепого орудия этих «творцов государственности». Гитлер не сомневался в своей победе, поскольку с его расистской точки зрения не могут «недочеловеки» одолеть «истинных арийцев», «творцов» всех цивилизаций мира, как гласила официальная пропаганда Третьего рейха.
Наша победа раз и навсегда опровергла расистские теории. Потому что стало совершенно ясно, что не раса, не «чистота» крови определяют выживаемость народа, его силу духа и волю к победе. И мне кажется страшным и странным, что нацистские идеи продолжают жить, в том числе и в нашей стране. Когда я слышу об очередном погроме, мне хочется кричать вольтеровское «Раздавите гадину!» всем тем, кто обязан покарать неофашистов.
ХХ век был самым кровавым столетием за всю историю человечества. Он породил две мировые войны. Первая мировая была вызвана чисто экономическими причинами. Германия, до 1871 г. представлявшая собой конгломерат разрозненных княжеств, просто не успела к дележу «колониального пирога». Бурно развивающаяся экономика Второго рейха (1871-1918 гг.) остро нуждалась в источниках сырья и рынках сбыта. Окрепнув к 1914 году в военном отношении, немцы решили «перекроить» в свою пользу карту колониального мира.
Безусловно, эти же причины толкали к войне и Гитлера. Фюрер также требовал колоний и «жизненного пространства». И все же Вторая мировая сильно отличалась от Первой по своему характеру. Третий рейх был не просто милитаристским государством. Он был альтернативой всему цивилизованному. Этот тоталитарный строй был основан на странном сочетании средневекового варварства и циничной псевдонауки. Если бы эта цивилизационная альтернатива победила, всему тому миру, который зародился в Европе в XVI веке и который принято называть цивилизованным, миру, основанному на христианских ценностях и идеалах Просвещения, неминуемо пришел бы конец. Казалось, шпенглеровский «закат Европы» становится реальностью. И как удивительно распорядилась муза истории – Клио?! Спасение этому миру пришло от тех, от кого меньше всего ожидали, от тех, кого давно считали его врагами и варварами.
Да, мы спасли этот мир, доказав тем самым свою сопричастность ему. Ибо наша победа опровергла нелепые домыслы русофобов о том, что мы якобы рабский народ. Эта победа стала победой всей нации, а не вождей, партий и полководцев. Нация рабов не смогла бы победить в такой ожесточенной борьбе. Ибо, как сказал один философ-романтик, у рабов нет любви к родине, так как нет любви к свободе.
Великая Отечественная война стала тяжелейшим испытанием для нашего народа, пережившего кровавые революцию, гражданскую войну и коллективизацию. Не в первый раз наши деды встали на защиту Родины. В разное время ее независимости угрожали монголо-татары, поляки, турки, наполеоновские орды… Но впервые так остро встал вопрос о самом выживании народов России, выживании нашей страны как уникальной и самобытной евразийской цивилизации. Никто из прежних врагов не был столь серьезной угрозой существованию нашей цивилизационной самости, нашего «Я». Победа над таким врагом потребовала напряжения всех сил нации. И в этой напряженной борьбе наша цивилизационная самость эволюционировала.
Война создала уникальную ситуацию, когда судьба страны действительно зависела от самого обычного «маленького», «простого» человека, от его смелости, воли к победе и готовности жертвовать собой. Ничего подобного раньше не было. Эта ситуация привела, на мой взгляд, к революции во внутреннем мире простых советских людей. Душа нации переродилась. «Маленький» человек осознал свою ценность, приобрел силу духа и самоуважение. Его дух перестал быть совместимым со сталинизмом. И «хрущевская оттепель», и то, что мы сегодня пытаемся сформировать у себя демократическое государство и открытое гражданское общество, – все это благодаря Великой Победе, благодаря перерождению нашей национальной души, благодаря тому, что в страшном напряжении всех своих сил великая нация обрела волю и стремление к самой высшей ценности – свободе.
Алексей ЦАРЕГОРОДЦЕВ, студент
Выбор читателей
Комментарии