Тетрадей стопка – дорогой подарок. В классе было лучше, чем дома: веселее, сытнее, теплее

Какой она была? Отличалась ли от школы времени мирного или оставалась незыблемым оплотом стабильности и уверенности в завтрашнем дне? Узнать об этом помогают рассказы сегодняшних педагогов-ветеранов, чьи детские и школьные годы совпали с военным лихолетьем. Тем, кто пошел в первый класс в последний год войны, сегодня 76-77 лет. Совсем немного осталось в живых старшеклассников военного времени. Тем ценнее с каждым годом их воспоминания – живые свидетельства уходящей эпохи.

Екатерина Федоровна Миронова весной 1941 года окончила второй курс Павловского педучилища. На каникулах в своей деревне работала в колхозе, помогала убирать урожай. В августе получила письмо из педучилища о том, что студентов переводят из Павлова в Дивеево, так как здание передали под госпиталь для раненых:- Из двух курсов желающих продолжить учебу набралось всего человек пятьдесят. Нас погрузили на пароход, он шел вверх по течению Оки до пристани Досчатое, потом ехали по узкоколейке до Навашина, а дальше пересадка и снова узкоколейка до конечного пункта. Было страшно, пугала неизвестность. До педучилища несколько километров шли пешком. Прибыли только к утру. Усталые, голодные. Директор Иван Гаврилович Голиков покормил нас чем смог, разместил в общежитии.А через год мы уже преподавали в начальных классах деревенских школ. Я получила направление в Мелединскую школу Сосновского района. Там уже работала моя старшая сестра, была заведующей и жила в комнатке при школе. Туда же поселилась и я.Топить печи было нечем, дрова приходилось заготавливать нам с ней самим. Помогали ученики, кому было во что обуться. Когда кому-то приходила в дом похоронка на отца или брата, плакали все вместе. И письма с фронта читали нередко всем классом. С весны до осени все от мала до велика работали на колхозном поле. Учителя отпусками не пользовались. Им начислял колхоз трудодни, только на нас ничего не платили. Деревня голодала так же, как и город.Проработав два года в неполной средней школе, Екатерина Федоровна по совету сестры решила поступать на географический факультет пединститута, который окончила в 1948 году, и до пенсии преподавала в Павловском педучилище.Татьяна Максимовна Стрельцова, педагог-ветеран 40-го нижегородского лицея, учитель английского языка, годы войны прожила с мамой и братом в Ястребовке Курской области, на оккупированной территории. Это получилось случайно: приехали в гости к бабушке и не смогли выехать. Правда, в первый класс Таня пошла, когда село было уже освобождено от фашистов:- А до этого они чувствовали себя здесь хозяевами. Приходили в наш двор, хватали кур, в доме забирали все, что приглянулось. Помню, бабушка связала шерстяные носки и повесила сушиться после стирки. Немец бесцеремонно снял их и положил себе в карман.Мне тогда не было еще пяти лет, но я хорошо помню расстрелы в селе. Фашисты очень боялись партизан, но у нас их не было: безлесная местность. Особенно жестокими стали расправы, когда Красная Армия начала наступление. Помню ужас бомбежек. Во дворе был у нас погреб с картошкой, бабушка всех увела туда. Разрывы снарядов были так часты и сильны, что мы боялись, что нас засыплет землей и мы никогда оттуда не выйдем. А такая участь постигла многие семьи.К осени 1943 года фашистов прогнали из села. Ребятишки пошли учиться. Удивительно, что школа не пострадала, хотя село было все сожжено. Она была кирпичная, крыта железом, стояла километрах в трех от центра. Немцы приспособили ее под солдатские казармы. Пошел в первый класс мой старший брат, мне тоже хотелось учиться, но шестилеток не брали. Пришлось ждать следующего года.Мама имела педагогическое образование, ее направили работать в роно (Ястребовка – районный центр). Она моталась по району, открывала в деревнях школы, помогала сиротам. Какие-то учебные принадлежности имелись в резерве отдела образования, но мы, как и другие ученики, писали на полях газет, обложках книг, на обороте исписанных листов. И какую радость испытали мы с братом, когда мама принесла нам по настоящей разлинованной в клеточку тетрадке! Это была ее премия.Папа в это время воевал на разных фронтах. Пока Ястребовка была под немцами, связь с ним прекратилась. Он разыскивал нас, тревожился, живы ли мы. И мы ничего о нем не знали. Наконец от него пришло письмо, потом они стали приходить часто. Узнав, что брату не в чем ходить в школу, папа каким-то образом нашел сапоги и с оказией прислал их нам. Вместе с наказами хорошо учиться, слушаться маму и бабушку папа иногда клал в конверт чистые листочки бумаги. Несколько писем сохранилось у меня доныне.Семьдесят лет прошло с тех пор, как я пошла впервые в школу, но стоит перед глазами наша замечательная учительница Екатерина Кузьминична Цуканова. Не благодаря ли ей я тоже стала потом педагогом и проработала в школе сорок лет?Лина Теодоровна Симкина, педагог-ветеран нижегородской школы №1, учитель физики:- В 1943 году погиб мой папа. Мне не забыть тот день, когда нам принесли похоронку. Мне было 6 лет. Моя старшая сестра уже ходила в школу, и мне, конечно, тоже очень хотелось учиться. Казалось, что там лучше, чем дома: веселее, сытнее и теплее. Во время войны в нашей квартире всегда было холодно, бабушка постоянно топила печурку, чтобы согреть нас. Мама почти весь день была на работе – во время войны все взрослые работали очень много, и это не было чем-то исключительным – всем хотелось помочь фронту, никто не жаловался на усталость.Всю войну меня, как и многих моих сверстников, не покидало стойкое чувство голода, усилившееся после победы. Это продолжалось до 1948 года, пока не отменили карточки.В 1944 году мне исполнилось семь лет, и я могла наконец пойти в школу. Это была большая радость. Первоклассников набрали так много, что было шесть первых классов, и в каждом по 40 с лишним человек. Связано это было с тем, что многие школьные здания во время войны были переоборудованы под госпитали, и в нашей первой школе на площади Минина училось очень много детей (а с 1944 года школа стала чисто женской, так как с этого года вновь ввели раздельное обучение). Классов, разумеется, не хватало – приходилось учиться в три смены. Мужская школа, где учился мой сосед по дому, ставший впоследствии мужем, находилась недалеко и тоже была переполнена. Не хватало мест за партами, сидели втроем. Не хватало тетрадей – это был большой дефицит. Многие писали на чем придется, вплоть до полей газет. Помню, каким счастьем для меня было получить от маминой подруги в подарок стопку новеньких линованных тетрадок.Но, несмотря на все трудности, в школе было хорошо. Взрослые, от директора и учителей до техничек и сторожей, заботились о нас, относились с жалостью и теплотой. Это проявлялось во всем – и на уроках, и во внеурочное время. Для детей проводили утренники – к каждому государственному празднику силами учителей и учеников готовился концерт. В нем были и торжественные, и веселые номера. Это скрашивало военные будни. Запомнилось, что в школе всегда было тепло, во всяком случае – теплее, чем дома. Я не помню, чтобы когда-нибудь мы сидели в классе в верхней одежде. Кстати, детям, у которых погибли отцы, помогали с ее приобретением. Купить пальто было негде – магазины работали только продуктовые. Всю одежду я донашивала за сестрой, но пальто было только одно. Помню, как мы были рады, когда в школе нам дали талончик и мы с мамой пошли на распределительную базу подыскивать мне подходящий размер.А еще на переменах выносили подносы с печеньем или жесткими галетами и жидким киселем – подкармливали. Многим было нечего принести из дома на завтрак, пайки были очень скудными и съедались в один присест. Чтобы обогатить наш рацион, бабушка пекла лепешки из картофельной шелухи – по вкусу они были неприятными, но сытость на время давали. Смешно сказать, но всю войну я с огромным сожалением вспоминала, как однажды (еще до войны) отказалась от мягкой белой булки, потому что была сыта. Эта булка мне часто снилась, и, проснувшись, я искренне горевала об упущенной возможности.Но вот что удивительно: несмотря на все трудности, многие учились очень хорошо, старались. Сейчас, в сытое и благополучное с материальной точки зрения время, такого отношения к учебе нет. Почему? Наверное, учеба была своеобразной отдушиной во время войны, школа давала детям если не гарантию завтрашнего благоденствия, то хотя бы надежду на него.