Слушается дело. Карать публично – антигуманно и бесчеловечно

Комиссия по делам несовершеннолетних… Только от этих слов дрогнет не одно детское, родительское, да и учительское сердце тоже. Эти комиссии долгое время существовали при исполкомах советов народных депутатов всех уровней. Сейчас исполкомов нет, но положение о комиссиях почти не изменено, не отменено и по-прежнему действует. Предлагают создать такие комиссии (которые вообще-то необходимы) при управах, муниципалитетах, префектурах, отделах, управлениях, департаментах образования, органах внутренних дел. Кое-где они уже созданы. Вопрос о комиссиях прорабатывается законодателями.

Первое мое знакомство с комиссией по делам несовершеннолетних произошло давно – 35 лет назад, когда стал работать директором школы имени Маяковского, что в городе Березники Пермской области. Не успел еще вникнуть в школьные дела, а уже был вызван телефонограммой на заседание комиссии со столь новым и грозным для меня названием. Заседание комиссии было выездным и проводилось не как обычно (в помещении исполкома), а в одной из школ. Мероприятие планировалось открытым, показательным, готовилось с помпой, размахом и, по мысли его устроителей, должно было стать мощным фактором правового и нравственного воспитания школьников.

Актовый зал школы был до отказа набит учащимися, учителями, родителями трудных подростков. Заседание, как этого и следовало ожидать, не достигло своей цели, а превратилось в свою противоположность. От всего услышанного остался лишь неприятный осадок. Сколько лет прошло, а помнятся до сих пор истошный визг учительницы – члена комиссии, поток оскорблений в адрес осуждаемых подростков («Мразь! Подонки! Уголовники!») и какие-то неестественные детские лица – заторможенные, растерянно-тупые. А еще угрозы штрафом, выселением… из химических Березников, спецшколой, колонией. Уходил с той комиссии с тяжелым чувством разбитости, глубокого разочарования, внутреннего протеста и несогласия с подобными антигуманными, антипедагогическими приемами воспитания. Решил твердо: на комиссию я больше не ходок. И ребят своих не дам на поругание комиссии, ставшей мне ненавистной.

Не думал я, что жизнь сыграет со мной свою шутку и через четыре года преподнесет мне сюрприз, связав меня с работой в комиссиях по делам несовершеннолетних на долгие 15 лет. Но уже не на Урале, а в Сочи и Москве.

Статистика преступности среди несовершеннолетних всегда пугает: в совершении преступлений и правонарушений принимают участие тысячи подростков. Наиболее распространены имущественные преступления – две трети от общего числа. Далее идут угоны транспортных средств, хулиганство и преступления против личности. Преступность возросла практически среди всех категорий несовершеннолетних. «Лидируют» здесь учащиеся ПТУ, ненамного отстают школьники. Каждое третье преступление совершалось в составе группы.

Одна из наиболее опасных тенденций групповой преступности несовершеннолетних в Москве – распространение групп с признаками организованности, которые характеризуются устойчивостью, конспиративностью, дерзостью и частотой совершаемых преступлений, иерархией, неформальными нормами поведения.

Преступления совершаются как в вечернее, так и в дневное время, в многолюдных местах – в метро, подземных переходах, в барах, гостиницах.

О тревожных тенденциях в распространении пьянства и наркомании среди несовершеннолетних свидетельствуют результаты опроса учащихся московских училищ. 58,3 процента из них систематически употребляют спиртные напитки. Так они говорят о себе сами. А оценивая потребление алкоголя сверстниками своего учебного заведения, указывают, что до 76,5 процента учащихся употребляют спиртное.

Бесспорно, рост преступности среди подростков, о котором нам стали говорить напрямую, открыто и без обиняков, вызывает тревогу и специалистов, и каждого из нас, особенно учителей и родителей. Но что удивительно: обильный поток информации об этом нисколько не повлиял на улучшение работы по профилактике детской преступности, о чем красноречиво свидетельствуют те же страшные цифры ее роста.

Образовался существенный разрыв между уровнем информации и уровнем ее оценки.

Спрашивается, зачем знать всю эту горькую, страшную правду? Ради досужего обывательского интереса? Ответ здесь может быть только один – знать, чтобы действовать.

«В последнее время очень много говорят о преступности несовершеннолетних, о ее значительном омоложении. Преступления стали совершать уже ученики начальных классов, девочки. Кто же все-таки занимается профилактической работой, кто направляет ее, руководит ею? Я как-то подсчитала, что на каждого трудного подростка приходится пятнадцать человек, но конкретно никого не найдешь. В каждом районе десятки учреждений имеют непосредственное отношение к несовершеннолетним правонарушителям: прокуратура, милиция, суд, дружины, инспекции и комиссии, очаги культуры, жилищные органы, но где же результат их работы? Они, как в басне Крылова, разобщены, и каждый тянет на себя одеяло…» Это мнение учителя из Пермского края Галины Бобровой.

Посмотрите на деятельность любой комиссии по делам несовершеннолетних – основного звена в системе ранней профилактики. Из плана в план, из протокола в протокол кочуют набившие оскомину призывы усилить, направить, улучшить, обеспечить, обратить внимание, задействовать, принять меры, заслушать, вовлечь, проверить… Ставшие ныне модными координационные планы совместных мероприятий комиссии, суда, прокуратуры, органов народного образования, культуры, торговли, здравоохранения, жилотделов на поверку оказываются формальными и пишутся в основном для проверяющих. Да и Положение о комиссиях многими воспринимается формально.

Но ведь можно и по-иному подойти к сухим статьям Положения. Возьмем хотя бы статью Положения о комиссиях – состав комиссии. Положение четко регламентирует его, и боже упаси, отступить хоть на шаг – немедленно последует представление прокурора. «В состав комиссии входят депутаты, представители профсоюзных и других общественных организаций, трудовых коллективов, а также работники народного образования, здравоохранения, социального обеспечения, органов внутренних дел, культурно-просветительных и других учреждений», – гласит Положение. Мои коллеги знают, что формировать на бумаге такую комиссию можно. А на деле? Чаще всего в комиссии оказываются люди случайные, далекие от педагогических проблем, психологически безграмотные.

Мы пошли по другому пути формирования комиссии – не по рекомендации устаревшего Положения, а от потребностей, от жизни. В состав комиссии был введен психолог, и каждый подросток, подлежащий обсуждению, встречался с нашим психологом, который и выдавал обоснованные рекомендации, суть которых на первом этапе сводилась пока к одному – обсуждать ребенка на комиссии или с учетом особенностей его личности принять меры до комиссии, индивидуально. Сначала мы встретили мощный протест со стороны работников инспекции по делам несовершеннолетних, а также со стороны школьных педагогов, жаждущих публично осудить провинившегося, доказать свою правоту, самоутвердиться во властных функциях и правах, но постепенно сумели убедить и работников милиции, и школьных наставников в правомерности и необходимости такой селекции. Между прочим, и пункт Положения о комиссиях разрешает принять меры воздействия в отношении несовершеннолетнего до рассмотрения дела на заседании комиссии.

К сожалению, этим почти не пользуются комиссии, привыкшие обсуждать и карать публично, при большом стечении народа, что, на мой взгляд, антигуманно и бесчеловечно по отношению к ребенку, пусть даже правонарушителю. «Услышать сердце человека возможно только в тишине», – запомнились мне слова из песни. А Сухомлинский учил бережно относиться к ребенку, уважать его как личность. Он был категорически против того, чтобы проступки детей обсуждали сами дети. Опыт работы с подростками-правонарушителями убедил меня в мысли, что только в исключительных случаях можно публично обсуждать подростка. В основном должны преобладать индивидуальные методы педагогического воздействия.

А как в практике работы комиссий? Один подросток плюс его родители против 15 членов комиссии плюс работники милиции, представители школы, общественности. А уж если комиссия выездная, то эта пропорция вообще немыслимая. И не в пользу ребенка, конечно. Какой уж тут может быть доверительный разговор, какое перевоспитание и профилактика!

Сухомлинский считал, что недопустимо делать предметом обсуждения в коллективе:

предосудительное поведение ребенка, причиной которого являются явные или скрытые ненормальности в семье;

предосудительное поведение или отдельные поступки детей, если причина их – душевный надлом у ребенка в связи с тем, что у него неродной отец или неродная мать. Каким бы злостным нарушителем дисциплины ни казался ребенок, если у него нет отца или матери, разбирательство его поведения коллективом никогда не может быть объективным;

поведение или отдельные проступки, которые являются протестом против грубости, произвола родителей или кого-либо из взрослых, в том числе и педагогов;

предосудительный проступок – реакция на то, что учитель допустил необъективность в оценке знаний ученика. Как во многих других случаях, здесь мы имеем дело с детской обидой, а это очень нежная, капризная ранка: чем больше о ней беспокоишься, тем чаще прикасаешься к месту ранения, тем больнее. Ранку-обиду лучше всего оставить в покое;

проступок, объяснение которого требует рассказа о глубоко личных, дружеских отношениях ученика со своим ровесником или старшим или младшим другом. Наталкивание на откровенность в таких случаях осознается и переживается учеником как пробуждение к измене, выдаче друга… У детей свои понятия, свои убеждения о чести и бесчестии, и эти понятия и убеждения надо уважать.

«…У читателя может возникнуть вопрос, – продолжает Сухомлинский, – а что же следует, что допустимо разбирать в коллективе? Ничего».

Я против большого состава комиссии. Я за узкий круг единомышленников, которые не навредят ребенку своим разбором его дела, а наоборот, заставят размышлять о своей жизни после обсуждения, вызовут его на внутренний диалог, суд над собой, в котором он сам и обвинитель, и защитник, и судья.

Поэтому я сейчас и каюсь публично, что грешен, что нарушал Положение, проводя комиссии без пресловутого кворума. Меньшим числом, но, уверен, с более высоким качеством.

Задачи психолога комиссии не исчерпывались предварительной беседой. Нас интересовала эффективность принимаемых комиссией мер. Судить об эффективности мер воздействия по рекомендациям ученых-правоведов мы не стали. Эти рекомендации слишком примитивны, прямолинейны: учился (работал) хорошо, не допускал нарушений дисциплины, не употреблял спиртные напитки, не совершал аморальные проступки и правонарушения.

Здесь та же однобокость подхода. Мы дали учителям, родителям, классным руководителям более интересные рекомендации, носящие не общий, а психолого-педагогический характер. На каждого сложного подростка, прошедшего через комиссию, нуждающегося в наблюдении и контроле, мы стали вести психологическую карту, где отмечали уровни сформированности у него различных качеств, например, мотивов учения, волевых черт характера, познавательных способностей, нравственных черт характера.

По результатам работы с учеником, состоящим на учете в милиции, комиссии или школе за правонарушение, через определенное время мы вели предметный разговор о его продвижениях. «Привычка и время действуют сильнее, чем принуждение», – убеждались бывший трудный ученик, его родители, учителя. Вспоминается Достоевский: «Сделаться человеком нельзя разом, а надо выделаться в человека».

Почему подросток совершил повторное нарушение (и такое у нас бывало нередко)? Убежден: и потому еще, что комиссия его сознание не затронула.

По Положению сейчас в составе комиссии нет психолога, но сегодня он крайне необходим: время такое. Психологизация членов комиссии медленно, но верно делала свое дело. Уходили резкость, безапелляционность, властность, жесткость в обращении с подростком, его родителями. Им на смену шли доброта, желание протянуть руку помощи заблудшему, понимание психологии подростков, обладающих феноменальной способностью «переворачиваться», быть одновременно и хорошими, и плохими, понимание того, что твое вмешательство в судьбу ребенка небесполезно.

Лев КРАСНОВСКИЙ, кандидат педагогических наук