На чтение: ≈ 15 мин.Один ученик сказал, что если бы Гоголь знал, как будут изучать в школе “Мертвые души”, то он сжег бы и первый том. Возникает вопрос: для чего и как изучается литература? Если для того, чтобы пройти тестирование, сдать экзамен, написать вступительное сочинение в вуз, то тут уж действительно ничего не поможет. “Ну не могу я, – говорила мне одна ученица после очередного занятия на подготовительных курсах в институте, – выучивать черты фамусовского общества, да еще чтобы этих черт было восемь”.
Около тридцати лет, заканчивая изучение русской классики ХIХ века, я провожу домашнее сочинение на тему: “Что меня волнует в русской классической литературе и что оставляет равнодушным”. Сейчас мы будем говорить о сочинениях, написанных 85 одиннадцатиклассниками в сентябре 2002 года. Естественно, что в газетной статье использую лишь малую часть имеющихся у меня материалов.
Четыре человека написали, что они не все из программных произведений прочитали. Еще трое сказали: “Классическая литература меня не особенно привлекает, так как в ней мало актуальных проблем”. Одно из этих сочинений было яростно по своему неприятию классики: “Я прочел из школьной программы не более трети, а может быть, меньше. И вовсе не из-за лени или необразованности, а из-за того, что вся эта “классика” в горле стоит, вызывает “рвотный рефлекс”. Чем может заинтересовать меня утонувшая Катерина, которая, на мой взгляд, была не совсем нормальной в психическом плане, в “Грозе”?
Естественно, отношение, предпочтения, симпатии и антипатии были разные, часто полярные. И тут дело не только в разном отношении к героям и писателям. Расходятся исходные принципы, взгляды на жизнь и себя.
“Как и всех девушек моего возраста, во многих произведениях меня волнует вопрос любви”. И в том же классе ее сверстница: “Что Базаров отрицает любовь – это совершенно правильно. Я также считаю, что любви нет, а есть только интерес, влечение, привязанность”.
“Не понравился Некрасов, – пишет в своем сочинении девушка. – У него полно трагизма, понятно, лирического трагизма. Он так страдает и мучается в своих стихах, но не за себя – за других. А стоит ли за других так переживать? Все равно они тебя не понимают и редко когда поддержат”.
“Почему, – читаю в сочинении юноши из этого же класса, – меня волнует тема беспокойства, тревожности за судьбы других людей? Потому что мне кажется, что мы начали утрачивать интерес друг к другу. Когда в мире господствует частный идеал, он постепенно начинает побеждать в смертельной схватке с человеческими качествами. Вам не кажется, что мы все реже начинаем заботиться и даже задумываться друг о друге?”
И все же на первом месте в сочинениях последних лет оказался роман Достоевского “Преступление и наказание”. Обратимся к тому, что писали о нем. Не буду сейчас цитировать тех, кому роман не понравился своей трагичностью и безысходностью. Большинство писали о сильном впечатлении, даже об “ошеломляющем”.
Впервые за все годы, что я провожу это сочинение, на первый план вышло изображение людей, “которых давит безысходность”. “Меня поразила эта безвыходность человека, загнанного в угол, в тупик”. Отсюда постоянные выходы на сегодняшний день. “Этот мир страданий остается и сейчас”. “Люди все так же живут с ощущением социального трагизма жизни”. “Когда я прочитала “Преступление и наказание”, может быть, впервые осознала, как действительно живут люди, когда не на что купить даже хлеба. Еще я вдруг поняла, что я счастливый человек: у меня есть все, что нужно для нормальной жизни, а ведь есть люди, которым в тот момент, когда я пишу, очень, очень плохо, и они нуждаются в помощи. И побольше бы таких книг! Они помогают взглянуть на окружающих другими глазами, понять многое”.
И, конечно, Раскольников. “Я не ожидала, что этот роман окажет на меня такое воздействие: я ничего не могла делать, кроме того, что читать его. Все время я ощущала себя рядом с главным героем. Мне так хотелось предостеречь его от опасности, подсказать, как выйти из сложной ситуации, но он меня не слушал”.
“Когда я прочитала о том, почему Дуня выходит замуж за Лужина, за этого негодяя, о том, что все это она делает для брата, мне пришла в голову странная мысль. А смог бы сейчас, в наше время, кто-нибудь пожертвовать ради любимого человека своей молодостью, своими чувствами, своей жизнью, наконец? Найдется ли человек, подобный Соне Мармеладовой, который сам, опустившись до предела, пытается вытащить из пропасти человека, попавшего в беду? Найти ответ в себе я не смогла”.
Прочитав сочинения, я хорошо понял, как много мне не удалось сделать, несмотря на все мои усилия. И вместе с тем что-то все-таки сделано. Прежде всего сочинения были в большинстве своем личностными, а между тем именно свое, личное, индивидуальное, как правило, современная система сочинений вытравляет. Даже на городской медальной комиссии сколько сочинений-близнецов пришлось нам прочесть.
Но главное было в другом. Получилось так, что эти сочинения привезли мне домой, и я начал проверять их в выходные дни, когда меня отпустили из больницы перед операцией, а потом, после операции, – в больнице. А больница – это постоянное, каждочасное напоминание о чужих страданиях, это средоточие человеческой боли. И мне было дорого, что мои ученики, пусть еще не очень глубоко, но почувствовали в прочитанных книгах, что существуют другие люди, иные судьбы и что наша собственная жизнь невозможна вне судьбы этих людей. По словам Юрия Лотмана, “художественный текст… в принципе заставляет нас переживать любое пространство как пространство собственных имен. В художественном мире “чужое” всегда “свое”, но и одновременно “свое” всегда “чужое”.
Самая большая беда преподавания литературы в школе в том, что наши ученики часто не по-литературному знают литературу. Слишком часто роман, повесть, драма, стихотворение существуют сами по себе, а сведения о них, полученные на уроке, изложенные в учебнике, не говоря уже о многочисленных шпаргалках, – сами по себе. Многие наши ученики не умеют “вычитать” мысль писателя из самого художественного произведения, не умеют ее воспринять как художественную мысль. А ведь для этого существует один путь – не получить готовый результат, который только остается выучить к следующему уроку, а погрузиться в книгу, то есть активное соучастие в процессе постижения, проникновения, истолкования прочитанного. Ибо только так возможно сопереживание и сочувствие, воздействие прочитанного на ум и сердце. Ибо только так – при постижении конкретной книги – учатся постигать, понимать и другие, еще не прочитанные книги, учатся воспринимать литературу.
Естественно, гораздо быстрее, проще, удобнее и, как это ни покажется дико, даже лучше для школьных результатов – оценок, проверок, контрольных, экзаменов, тестов – этот путь проскочить и выскочить сразу на результат. Но это ложный и очень опасный путь. Это путь не к литературе, а от нее. Когда ученики ориентируются прежде всего на то, чтобы сдать, ответить, написать, тогда урок проходит мимо самого главного – ума и души. Ответить становится важнее, чем знать, знать – важнее, чем прочувствовать и понять. Тогда в принципе не надо читать и само произведение.
Все это, казалось бы, азбучные истины. Но увы, увы. Даже те учителя-словесники, которые стремятся донести до своих учеников литературу как литературу, испытывают на себе страшный пресс того, что Пушкин назвал “силою вещей”. Сотни сборников с готовыми текстами сочинений, изданных миллионами экземпляров, начиненный любыми шпаргалками интернет, десятки сборников с кратким пересказом текстов, входящих в школьную программу литературных произведений, многочисленные безграмотные тесты, сочинения, которые обычный ученик написать не в состоянии, вопросы к учебникам, на которые опять же ученик сам ответить не может, готовые ответы на вопросы экзаменационных билетов – все это разрушает самые благородные устремления учителей.
Вот лишь один выразительный пример: “Достоевский. “Преступление и наказание”. Справочные материалы”. Это пересказ романа на 115 страницах. Краткая хроника жизни писателя. История создания романа, сюжет, композиция и его жанровые особенности. Критика о романе. Подборка цитат. Развернутые планы сочинений. Краткая библиография.
Педагогическое преступление чистой воды.
Наглядный и предметный урок: оказывается, можно цитировать Мережковского и Бердяева, рассуждать о жанре и композиции, писать сочинение о непрочитанном романе. И все это издает крупнейшее педагогическое издательство “Дрофа”, которое активно сотрудничает с Министерством образования. А за всем этим самое страшное: установка, ориентир, курс, генеральная линия.
Методика изучения литературы в школе становится на наших глазах методикой “сдавания” литературы, а экзамен по литературе стал центральной педагогической проблемой, вокруг которой все и вертится. За первые сорок лет моей школьной жизни вышло всего лишь несколько книг о сочинениях, адресованных учителю. За последние десять – сотни для учеников. Главное – не Пушкин, главное – сдать Пушкина.
Не постижение художественного слова, а освоение информации – вот что сегодня стало главным на уроке литературы. Вот характерное размышление: “Конечно, родную классическую литературу лучше любить. Я-то спорить с этим не буду. НО МОЖНО И НЕ ЛЮБИТЬ. Басни Крылова, “Горе от ума”, “Капитанскую дочку”, “Войну и мир” школьники любить не обязаны. А УЗНАТЬ ОБЯЗАНЫ. Некоторым школьникам совершенно неинтересен гоголевский “Ревизор”. И что? Учитель все равно вправе потребовать от учеников, чтобы они знали “Ревизора”. Потому что это произведение (и многие другие) уже вошло – объективно, независимо от чьего-либо желания – в национальный КАНОН, в национальную СИСТЕМУ КООРДИНАТ, включающую в себя нашу историю, географию”. Это сказано главным редактором “Нового мира” Андреем Василевским. Выходит, что возможен национальный КАНОН и НАЦИОНАЛЬНАЯ СИСТЕМА КООРДИНАТ, из которой вынута живая душа, то, что Пушкин назвал “чувствами добрыми”. Но при таком подходе главным на уроке литературы становится не постижение литературы, а усвоение информации о литературе, причем литературы непрочувствованной, непродуманной и даже непрочитанной. А раз так, то можно в сетке часов литературу поставить куда подальше.
Результат? Итог? Расплата? Наказание за преступление? О нем сказал на страницах “Литературной газеты” директор Института русской литературы (Пушкинского дома) Николай Скатов: “Ныне наступление на литературное образование приобретает устрашающий характер. Один из авторов “Общей газеты” недавно назвал его крестовым походом против литературы. Уже можно свидетельствовать – походом победным. Проводившееся в минувшем году Организацией экономического сотрудничества и развития исследование качества школьного образования (прежде всего умения работать с текстом) и охватившее 32 страны, показало: российские школьники разучились воспринимать текст. Они оказались на самых последних, рядом с Бразилией, местах”.
Что же будет дальше?
Лев АЙЗЕРМАН
Москва
Выбор читателей
Комментарии