Пифагор против Аристотеля. О Слове в цифровую эпоху

Мы живем в цифровую эпоху. Ту, которая вызывает у нас и восторг, и недоумение. С одной стороны, как быстро в наши дни мы можем получить самую разнообразную информацию, переместиться в другую страну или на другой континент, при большом желании отправиться в космос, в любой момент поговорить лицом к лицу с заокеанским другом, мгновенно приготовить обед и даже немного поговорить с роботом… Но почему же, с другой стороны, мы стали такими жестокими, нетерпимыми и быстрыми на гнев, на расправу, на убийство? Почему в мире так мощно развитой цивилизации умирают от голода люди, ссорятся политики, противостоят друг другу государства, сосед убивает соседа из-за не к месту сказанного слова, а школьник, обиженный на что-то (или на весь мир, как это нередко бывает у подростков: известная психологам «отроческая депрессия»), срывает зло в классе, на глазах у всех расстреливая даже не обидчика, а попавшего под руку учителя? И бич нашего времени – терроризм без границ, размывая понятие «поле боя», наполняет зловещим смыслом древнее латинское определение человеческого сообщества: «война всех против всех».

Неужели прав был Жан Жак Руссо, утверждавший еще в XVIII веке, что развитие наук и искусств отнюдь не способствует процветанию нравственности, а, напротив, «все прекрасно, что исходит из рук Творца, и все портится в руках человека», и надо не искать и дерзать, а оставаться близкими природе? Неужели правы были авторы многочисленных антиутопий (Евгений Замятин с его романом «Мы», Джордж Оруэлл с романами «Скотный двор» и «1984», Рей Брэдбери с романом «451° по Фаренгейту» и другие), предупреждавшие о страшной опасности дегуманизации, утраты человеческого в человеке в результате этих исканий и дерзаний как в социальной сфере, так и в сфере познания? И не вторят ли им многочисленные литературные Фаусты XX-XXI веков, отказывающиеся от принципа поиска и деяния гетевского героя, уходя в безмятежный мир природы, как, например, в романе американского писателя, «короля битников» («разбитого поколения» beat generation, после атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки не верящего в цивилизацию) Джека Керуака «Доктор Закс. Фауст, часть третья»? Либо, как герой знаменитого романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» (который, как известно, в черновиках звался «Фаустом»), «христианизируется», желая исправить мир силой доброго Слова…Цель благородного булгаковского Мастера не была достигнута на данном историческом этапе. Но значит ли это, что она недостижима в принципе, что неуклонная поступь цифровой цивилизации, облегчая технологию бытия, облегчает и примитивизирует (не упрощает, сводя к «несущим конструкциям», основным константам нравственности, а именно примитивизирует) наши души?Спор между «цифрой» – количественным, измерительным критерием – и словом – качественной оценкой явлений мироздания – уходит в глубину веков. Научно-философская традиция приписывает Пифагору (сами его сочинения не сохранились) такую максиму: «Что самое мудрое? – Число» (следом идут типично геоцентрические утверждения о том, что Солнце и Луна есть «острова блаженных», а землетрясение – это «сходка мертвецов»). Основоположник математических наук считал необходимым для познания мира познание музыкально-числовой структуры космоса (гармонии сфер), выражаемой сложением первых четырех чисел (1+2+3+4=10) – так называемой тетрактидой (четверицей). Его опровергал уже его современник Гераклит, хорошо известный нам философ-диалектик, который в сохранившихся фрагментах сочинения «О природе» (или «Музы») объяснял, что мудрость должна приходить только через логос (глагол), что именно слово приводит к «единому знанию всего», в то время как последователи Пифагора предпочитают этому различные виды «многоучености», которые «уму не научают». Ибо «чтобы говорить с умом, надо опираться на всеобщее», то «единое», которое, «расходясь, само с собою сходится», и «бог – это: день – ночь, зима – лето, война – мир», и т. п., что может выразить только слово.Учение о слове – «нусе», осмысляющем явления, в IV в. до н. э. разработал Аристотель в своих «Поэтике», «Риторике» и других трудах, проложив дорогу логоцентризму Нового времени: от программного зачина Евангелия от Иоанна «В начале было Слово. И Слово было у Бога, и Слово было Бог» до учения уважаемого религиозного мыслителя Павла Флоренского о слове как обозначении «цельного», «органического» знания, характеризующегося «равновесием ума и сердца, анализа и интуиции» и той современной трактовки слова как инструмента смысловой упорядоченности бытия и сознания, которая видит в логосе противостояние всему бессмысленному и бесформенному в человеке и мире.«Но разве число не в состоянии выполнить эти функции?» – спросите вы. Нет! Потому что число есть объективный фиксатор явлений, великий помощник в деле собирания фактов и метрических параметров, однако оно не может дать им оценку по той простой причине, что значение числа не только не является показателем качества явления, но зачастую еще и противоречит ему (например, большое количество статей, написанных за определенное время, как правило, противоречит их качеству).Число не имеет того концепта (совокупности смыслов), того множества коннотаций (отсылок, аллюзий, воспоминаний, традиций), а также звуков определенного настроя и эмоционального воздействия, которыми обладает слово. Даже самое нейтральное из них расскажет нам об уровне культуры, характере, психическом состоянии, специфике воспитания того, кто его произносит. И, кроме того, времени и месте произнесения этого слова в любой – устной, письменной, печатной или электронной – форме.Страх перед «обездушенностью» числа, давно известный мировой цивилизации, отнюдь не означает, однако, руссоистско-консервативного призыва остановить прогресс и вернуться к «естественному» состоянию первобытности. Еще в середине прошлого века вместе с торжествующими голосами флагманов научно-технического прогресса (а именно наша страна с полетом Юрия Гагарина была первой среди них) зазвучали голоса о том, что «и в космосе нужна ветка сирени», произнесено жесткое и четкое кредо Евгения Евтушенко: «Все прогрессы реакционны, если рушится человек».Тогда же появилась пьеса «Фауст и смерть» ныне покойного украинского драматурга Александра Левады, чей творческий путь прошел через советские годы и который для меня, как я думаю, и для многих в России был и остается соотечественником. В этой пьесе причиной гибели в полете смелого покорителя космоса астрофизика Ярослава становятся ложные сигналы Механтропа (он же Сатана) – бездуховного и потому автоматически совершающего злодеяния аппарата, провозглашающего:Нет на свете божества,Миром правит дважды два ˂…˃Мне чуждо и добро, и зло.Над нами вечности крыло,И электроны, и фотоны,Термодинамики законы,А надо всем царит Число.Бесстрастное Число порождает зло: Механтроп губит не только Ярослава, но и своего создателя, завистливого и коварного «технаря» – инженера Вадима. Но дело Ярослава, успокаивает автор, продолжит его младший брат Роман – такой же благородный и бескорыстный, движимый высокими мыслями и самоотверженным человеколюбием.При всей наивной прямолинейности эта пьеса ставит правильный вопрос: о необходимом «одушевлении» Числа Словом, без чего немыслим подлинный прогресс.Сегодняшняя цифровая эпоха не первый вызов Слову. В древнегреческой Античности это было изобретение письменности, которое как катастрофу воспринимал мудрец Сократ. Во-первых, уверял он, человечество потеряет память, а во-вторых, мысль не терпит остановки и фиксации какими-то знаками: она развивается только в живом диалоге! Но Слово выдержало испытание этой фиксацией, обнаружив и в письменном виде свою способность продуцировать, выражать, развивать и оспаривать мысль, а также передавать интонационную окраску речи.Следующим культурным шоком стало изобретение книгопечатания, пугающее своим омассовлением, тиражированием как неизбежным средством «убийства» индивидуального, глубокого и по мысли, и по чувству Слова. Однако, как мы знаем, и это мрачное пророчество не сбылось.Теперь же «цифра» и ее великое достижение – визуализация – решительно отталкивают Слово как рудимент уходящего этапа цивилизации. Так, авторы предложенной в 2016 году для экспертной оценки концепции образовательного анимационного видеоконтента для курса «Литература» – проекта «Открытая школа» (она же в данном пакете документов «Умная школа») открыто (но не знаю, умно ли) говорят о нынешнем времени как «переходе от логоцентрированной к визуальной культуре», пропагандируют «инфографию» – «наглядный способ организации и передачи информации», обеспечивающий учебному процессу «лаконичность», «практичность» и, поскольку «анимационный контент подсознательно ассоциируется с развлечением», требующий «меньших умственных усилий».Но разве облегчение умственной работы (короче – оглупление) человека является искомой целью цивилизационного процесса? Разве возврат к первобытной пиктографии, культура комиксов и обилие визуальных рядов в преподавании литературы, зачастую блокирующих развитие собственной фантазии, своих эмоциональных и ментальных импульсов, есть главный результат научно-технического прогресса?Конечно же, нет. Молодые это поняли раньше нас. Да не покажется это странным, но рэп-баттл (прежде всего знаменитых Оксимирона и Гнойного) по-своему говорит, точнее кричит, нам об этом. Этот рэп сообщает нам о том, что наступила эпоха не смерти Слова, а новых требований к Слову, которое должно быть сочным, ярким, выразительным, нестандартным (и совсем не обязательно нецензурным!).К Слову, которое, конечно же, должно быть грамотным даже в своих неологизмах, заимствованиях из других языков (варваризмах) и сленге, учитывая законы и структуру родного литературного языка, которое носит отнюдь не «клиповый» (как в том иногда несправедливо упрекают упомянутых рэперов), а как раз пространственно-универсальный характер, для произнесения и восприятия которого требуется незаурядный багаж эрудиции, а для «сцепления» образов и фактов – быстрота соображения и рельефного воображения (попробуйте понять рэп Мирона и Славы КПСС без свободной игры со множеством научных терминов, понятий, имен и фактов – от Древней Греции до сегодняшней политической, артистической и блогерской тусовки!).Постмодернистская мода на тотальную игру со смыслами, авторитетами и традициями пройдет (трудились на этом поле в кризисные периоды и Рабле, и Сервантес, и наши футуристы, не разрушив магистральной линии развития литературы), появится иная стилистика в соответствии с будущим новым общекультурным стилем эпохи. А интерес к Слову как к самому мощному инструменту пробуждения, оживления, «взбудоражения» человеческого духа останется, что и доказывают более чем двадцатимиллионные просмотры упомянутых баттлов.Сегодня Слово, бросающее вызов безликому Числу, требует и от нас, преподавателей, нового подхода к обучению: не только передачи, более или менее удачной, информации «буклетными» лекциями, содержание которых студент легко получит по Интернету, но креативного «вторжения» в область знания, где Слово и сообщает, и сопоставляет, и спорит, и ищет, лишь подкрепляя, где нужно, свою аргументацию Числом. В сегодняшнем глобализованном мире, опираясь на самые разнообразные и разнонациональные факты и концепции, нужно рассматривать каждое явление в широко осмысляемом процессе и контексте, пробуждая и разжигая мысль и чувство и растя тем самым не добросовестных педантов, но дерзающих творцов.И разве недавние сообщения о том, что «накануне Дня учителя эксперты в области образования» («МК» от 3 октября 2017 года) признают неизбежность прихода в традиционную систему образования неформальных практик вроде рэп-баттла, и даже о том, что примеры такого включения в виде эксперимента уже наблюдаются в наших школах, не подкрепляют наши рассуждения? Как и утверждения известного педагога Евгения Ямбурга («МК» от 23.08.2017 г.) о том, что сегодня из-за ложных форм отчетного контроля «яркие творческие люди не стремятся в школу», так как «таланты не поддаются дрессуре». Как и благие изменения в политике Министерства образования и науки, возвращающие достойную роль сочинениям и устному слову в ЕГЭ по литературе и готовящие в едином гос­экзамене 2017‑2018 учебного года снятие пресловутой тестовой части. Все это еще более актуально для вузовского образования.​Галина ЯКУШЕВА, доктор филологических наук, профессор кафедры мировой литературы Государственного института русского языка им. А.С.Пушкина