Он был не просто знаменитым петербуржцем, но и петербуржцем в высоком смысле слова – высокоинтеллигентным и высокообразованным. Его авторитет был непоколебим. Лихачева знал весь мир, его приглашали президенты, с ним беседовал Папа Римский.
Академик говорил о высокой культуре и духовности. Защищал вечные нравственные устои, находил дорогу к душе современного человека. Его мысли были свежи и глубоки.
«Я стремлюсь развеять миф, но я не хочу сказать, что все было прекрасно в характере русской культуры, – писал он. – Следует искать лишь реальные недостатки, а не вымышленные. Не у маркиза де Кюстина, пребывавшего в России чуть больше двух месяцев, учиться нам воспринимать Россию! Будем свободны в наших представлениях о России».
Облик этого человека был исполнен благородной красоты. Лихачев говорил тихо, но его все слышали. При кажущейся хрупкости, он был стойким. Не искал компромиссов, не заигрывал с властью. Не боялся высказывать свое мнение, которое часто не совпадала с точкой зрения «верхов».
Лихачев никому не завидовал, никого не ругал. Вспоминая годы, проведенные в сталинском лагере, не говорил о тяготах, голоде, унижениях. В его памяти запечатлелись лишь незаурядные, достойные люди, их поступки.
Вот что сказал о Лихачеве другой знаменитый петербуржец, его друг писатель Даниил Гранин: «Он не похож на богатыря, но почему-то напрашивается именно это определение. Богатырь духа, прекрасный пример человека, который сумел осуществить себя. Жизнь его расположилась по всей длине нашего XX века. От начала до завершения. Для меня он один из последних образцов русской интеллигенции. Придут ли еще такие люди? Не знаю, боюсь, что не скоро».
Лихачев ввел термин «экология культуры». Он старался – и не без успеха – остановить разрушение памятников. Сейчас мало кто помнит, что во многом его усилиями была спасена первозданность Невского проспекта.
В 60-е годы прошлого столетия появился план слома череды архитектурных шедевров, именуемый реконструкцией, одобренный ленинградскими властями. Однако общественность всколыхнулась, посыпались протесты. Грозящие перемены взволновали и Лихачева. На обсуждении проекта он выступил с горячей речью и доказал, что его осуществление станет несчастьем для города. К мнению Лихачева прислушались.
Он участвовал не только в спасении Невского проспекта. Помог сохранить Земляной вал вокруг Новгорода, Екатерининский парк в Петербурге. Отстоял многие храмы и церкви в других городах России.
«Мы часто оправдываемся: «А что я могу? А что мы можем сделать?» – писал Гранин. – Это говорят все, на всех уровнях: «Я бессилен». А Лихачев один, не имея ничего в распоряжении, кроме своего слова и пера, – ничего у него больше не было, – смог».
Он своими делами призывал других людей совершать больше. Не молчать, не прятаться, а действовать. Не воевать со своими противниками, а убеждать их. Лихачев говорил, что власть нужно просвещать, вести с ней диалог.
…Он родился в петербуржской семье потомственных русских интеллигентов. Учился в гимназии Императорского человеколюбивого общества – было и такое!, потом в советской единой трудовой школе (бывшей гимназии Лентовской, ныне это средняя общеобразовательная школа № 47 имени Д. С. Лихачёва). Она была необычной: в ней учили мыслить, отстаивать свое мнение, вести дискуссии.
Лихачев поступил на отделение языкознания и литературы филологического факультета Ленинградского университета. За участие в студенческом кружке «Космическая академия наук», где он прочитал доклад о старой русской орфографии, «попранной и искаженной врагом Церкви Христовой и народа российского», был арестован. И четыре с половиной года провел в лагере на Соловках и Белбалтлаге. Занимался наукой и там — результатом стали опубликованные работы «Картёжные игры уголовников» и «Черты первобытного примитивизма воровской речи». К счастью для нас, в 1936 году с Лихачёва были сняты все судимости, по личному ходатайству президента АН СССР Александра Петровича Карпинского.
Дмитрий Сергеевич пережил не только заключение, но и страшную ленинградскую блокаду. Замерзал, голодал, как и тысячи горожан. Видел машины, кузова которых были доверху набиты трупами. Рассказывал, как мать сошла с ума, увидев, что грузовик, где ехали ее дети, провалился под лед Ладожского озера. «Эту ледовую дорогу называли дорогой смерти (а вовсе не «дорогой жизни», как сусально назвали ее наши писатели впоследствии», – писал Лихачев.
Лихачев рассказывал, как подонки грабили истощенных, обессилевших людей и спускали их в проруби. На каждом шагу он видел подлость и благородство, самопожертвование и крайний эгоизм, воровство и честность…
Во время блокады Лихачев написал книгу «Оборона древнерусских городов». Она была выпущена в 1942 году. Первыми читателями стали воины Красной армии, защищавшие осажденный город. У своих предков они учились храбрости и яростному презрению к врагу.
По словам друга академика, известного историка Сигурда Шмидта, Лихачев был крупным исследователем древнерусского культурного наследия. Благодаря работам академика и его учеников, утвердилось представление, что русская литература начиналась не с Антиоха Кантемира, а, вероятно, с Иллариона, «Повести временных лет», «Слова о полку Игореве». Поэтому мы можем уверенно говорить о целом тысячелетии русской литературы.
Лихачев с гордостью и трепетом писал о России, задаваясь множеством вопросов. Кто она, эта страна, какова ее роль в истории, в современном мире? И кто они, люди, населяющие ее бескрайние просторы? Сейчас, во время противостояния с Западом, ответы на них особенно актуальны.
Этот человек горячо любил родные уголки. Именно Лихачев был первым удостоен звания «Почетный гражданин Санкт-Петербурга». Он до тонкостей знал его улицы, окрестности, биографии людей, обитавших в нем. Но Лихачев был хорошо осведомлен и о прошлом Москвы. Писал об истории Белокаменной, ратовал за сохранение ее памятников культуры.
Когда академик приезжал в Москву, то обычно останавливался в гостинице «Арбат» в Плотниковом переулке. «Мы в эти дни нередко гуляли по переулкам Приарбатья. – вспоминал Шмидт. – Тогда еще сохранялся в какой-то мере «мир Пречистенки и Арбата» Бориса Пастернака и понятным казалось замечание Бунина: «В старых переулках за Арбатом совсем особый город…». Дмитрий Сергеевич… как бы пытался уловить аромат этого заповедника русской литературы (тут жили и сами авторы, и тут они поселяли и своих героев – от «Детства» и «Войны и мира» Льва Толстого и «Былого и дум» Герцена, до произведений Бориса Зайцева и Осоргина)».
Лихачев знал, что делает и что обязан делать. Чувствовал ответственность перед историей, обществом. И – перед самим собой. Таким и остался в памяти тех, кто его знал и почитал.
В сентябре 1999 года, за несколько дней до ухода Дмитрий Сергеевич завершил свой последний труд «Раздумья о России». «То, что я скажу на страницах этой книги, – это мое сугубо личное мнение, я его никому не навязываю, – писал академик. – Но право рассказать о своих самых общих, пусть и субъективных впечатлениях дает мне то, что я занимаюсь Русью всю жизнь, и нет для меня ничего дороже, чем Россия».
В заключение – еще одно высказывание Гранина: «Конечно, широкая аудитория воспринимала не его (Лихачева – В.Б.) научные труды, не научный, а моральный авторитет. Это очень любопытная ситуация, когда ученый становится совестью, лидером общественности, интеллигенции, а может быть, в какой-то мере – и нации. Независимо от своих научных работ. Подобное мы видели и на примере Сахарова. Необходим человек, которому можно верить. Лихачеву верили…»
Фото с сайтов www.img1.liveinternet.ru, www.rufact.org, www.kp.by
Комментарии