Нагорный маршрут. Путешествие в страну, которой нет на карте..

У каждого дикого племени свой образ. Папуасы – танцы и черепа, пигмеи – засады и ядовитые стрелы, эскимосы – вечная спячка, жизнь в шкурах и полярной мгле, индейцы – вигвамы и скальпы, бедуины – шатры и верблюды.

Курды – ветреные нагорья, дымные кочевья, отары овец. На коровку, барашка надейся, но не брезгуй и другими занятиями, обеспечивающими пропитание. Тем более если оно перед глазами, только нагнись и сорви. В любой момент тот же пастух может стать собирателем трав. Их тут по берегам речушек, на склонах, в ущельях великое множество. На все застольные случаи. Как только наступала весна и появлялись первые съедобные травы, курды готовили кисломолочный суп грара-дэу. В остаток после сбивания масла добавляли крупу и крошили самую разнообразную зелень. Все это варили. Еще одно зеленое блюдо – пынджар. Разнотравье жарили и ели, обильно поливая кефирным соусом. К различным блюдам подавали чеснок, сушеный конский щавель, скрученный в виде жгута, в фарш, который для долмы завертывали в молодые виноградные листья, добавляли сушеный базилик (реган), зелень смешивали с творогом, сыром, использовали для приготовления яичницы, травкой начиняли пирожки, чай пили с мятой, гвоздикой.В переметной суме, навьюченной на ослика, найдется место и парашюту. Нет, это не приспособление для полета, прыжков со скал, а рыболовная снасть. По-турецки «сепме» или «балык ар», по-курдски «тор». По краям сети, сделанной в виде круга, прикрепляются свинцовые грузила. Сеть бросают (мечут) в реку, она раскрывается в полете и, ложась на дно, накрывает рыбу. Это может быть и мелюзга, и довольно крупные экземпляры. За веревку рыбак осторожно подтягивает ловушку к берегу и вынимает улов. С помощью подобного приспособления паренек ловил в озере Ван небольших, похожих на сельдей рыбешек. Кстати, это единственный вид рыбы, которая водится в знаменитом озере. Из улова, которым поделился с нами рыбачок, мы приготовили вечером вкуснейшую уху….На перевальных спусках я часто специально притормаживаю, чтобы обозреть окружающий мир. Он входит в тебя просто и легко. Ты быстро сживаешься с ним и ловишь взглядом любые его приметы, детали, которые потом долго будут храниться в памяти. На полях, по обочинам дорог и берегам рек, у родников, на вершинах холмов мы еще издали замечали пирамидки и башенки, сложенные из камней. Это могли быть довольно внушительные сооружения, похожие на наших снежных баб, чаще же всего встречались небольшие, метровой высоты столбики. На вопрос о предназначении этих фигур курды, как правило, отвечали: «Таш». То есть просто камень. Издревле у курдов существовал культ гор, скал, пещер. У каждого племени, у каждого рода были свои святые места – зиараты. В них обычно и устанавливались так называемые почитаемые камни. Молясь, обычно говорили: «Да поможет тебе милостивый камень». А если проклинали кого-то, то восклицали: «Да перевернется твой камень!» или «Пусть камень расколется и проглотит тебя!». Сегодня многое из веры и обычаев предков подзабыто. Но привычка устанавливать каменные фигуры в приметных местах осталась.Каменные фигуры – это дань древним языческим традициям. Сегодня в подавляющем большинстве курды – мусульмане. Однако без фанатичной приверженности догматам веры. В нескольких селениях, когда мы изъявляли желание посетить местную джами, нам объясняли: «Копала». То есть закрыто. Словечко запало в память в связи с частыми ответами. И особого беспокойства по поводу отсутствия муллы жители не испытывали. Хватает других забот. В среде курдов немало языческих пережитков. Километрах в сорока от Диярбакыра мы провели ночь в селе Овабаг в доме Джебраила, который исповедует христианство. И этим очень, кстати, гордится. А заметив крестик на груди моего спутника, тут же назвал его братом. Впрочем, душевное родство курд выказывает любому, кто переступает порог его жилища. Раньше чужестранцу независимо от его веры, звания и положения предоставлялись ночлег и стол за счет старосты – аги. Чем он был щедрее, тем большим уважением пользовался у односельчан. Гостю уважение и почет в любое время, при любых обстоятельствах. Коня, саблю, жену – никому, а все остальное – гостю. Таков закон этих гор. Джебраил упорно предлагал мне взять с собой брюки, потом решил подарить сорочку, а на прощание стал совать нам деньги.Однако, даже предвидя радушный прием (а вдруг нет?), не стоит с ходу врываться в чужую жизнь, ломать ее стереотипы, проявлять категоричность, выкладывая свои просьбы, выпячивать исключительность своего положения. Нужно проявить терпение, соблюсти некую церемониальность. Чтобы не казаться назойливым и не выглядеть попрошайкой, я обычно после традиционного обмена приветствиями (кстати, часто уже после этого по выражению лица хозяина можно судить о его настроении и намерениях) прибегаю к маленькой простительной для путника хитрости. Она заключается в просьбе горячей воды. «Сыджак су», – уверенно, с поставленным произношением говорю я, протягивая закопченную пол-литровую кружку. После «мерхаба» («здравствуйте») и «тешекюр» («спасибо») это были первые турецкие слова, которые я постарался запомнить. Означали они – «горячая вода», или проще «кипяток». Курды улыбались и согласно кивали головами. Тут же выносились стулья или расстилалась на траве скатерть. Появлялся и кипяток. Однако вместе с чайной заваркой и сахаром. Гостевой ритуал был соблюден, и теперь можно было смело садиться чаевничать. С него начинается всякое застолье. И всякий серьезный разговор.Воду для чая кипятят в железных кувшинах, в которые сверху всовывается тоже железный заварочный чайник. Чай в нем продолжительное время остается горячим. Простой и практичный столовый прибор. Еще повсеместно в ходу и самоварные конструкции, представляющие собой миниатюрные печурки. Обычно эти чайные «буржуйки» (так их окрестил мой спутник) используют на природе, выбираясь на пикник. В Диярбакыре мы были свидетелями, как в парке местные жители отмечали какой-то религиозный праздник (что-то вроде навруза). Вся парковая зона, представляющая собой зеленую площадь, усаженную чахлыми деревцами, была уставлена самоварами, которые разжигались принесенными с собой дровами. Легкие дымки разносились по округе. Отцы семейств, женщины, молодежь, дети, старики с упоением гоняли чаи. Чинно, культурно, весело. Широкой славянской душе этого не понять.Красоту каждый понимает по-своему, однако повсеместно именно лицезрение красоты в различной одежке и проявлениях приятно возбуждает, вызывает удовольствие и даже радость. Вот почему слово «гюзель» («красивый») в таком ходу на Востоке. Его произносят по самым различным поводам. Один пастух, когда я ему указал на конус Арарата, что парил в синем поднебесье, восторженно сказал: «Гюзельдаг». Как будто дал новое имя знаменитой горе. Я смакую какого-то дивного гранатового цвета терпковатый напиток и повторяю: «Гюзель чай». Искренность восторга усиливают поднесенные ко рту сложенные щепоткой пальцы. Похвала воодушевляет хозяев на новое угощение.Мы еще не успели выпить по рюмке (так тут принято подавать этот напиток), как на столе появляется горка свежих лепешек. Большое количество хлеба у курдов считается особым признаком гостеприимства. Хлеба на столе должно быть столько, чтобы он образовал целую горку. Одна лепешка – оскорбление для гостя.Хлебные лепешки-коржи, пожалуй, самый древний хлеб человечества. Пласты теста пеклись прямо на плоских камнях. Современным курдским хлебопекам они до сих пор заменяют сковороды и противни. Чаще, конечно, хлеб пекут в печах-тандырах. Именно с ними связан тонкий и нежный вкус курдских хлебов.Чтобы ускорить процесс выпекания хлеба, упростить его, курды изобрели сель. Это такая круглая железная посудина (что-то вроде огромной миски или очень плоского котла), которая ставится на камни дном вверх. Получается такой своеобразный купол, под которым и разводится маленький костерок. Металл быстро накаляется, и тесто буквально за считанные минуты превращается в хрустящий хлебец. Сель используют для приготовления такого блюда, как селакали. Железную поверхность смазывают жиром, выкладывают кусками говяжьего или бараньего сала и, когда оно чуть поджарится, кладут филе свежего мяса барашка или козленка. Не еда, а праздник души. Я уверен, что простейшие инструменты и приборы, которыми пользовались люди в древности, востребованы и сегодня. И не только в качестве музейных экспонатов. А трудовые навыки предков, их примитивная ручная, но порою весьма эффективная, ловкая, а главное, эффектная и вкусная технология обработки продуктов по-прежнему насущная необходимость в различных диких уголках планеты. Да и на подмостках нашего сплошь театрализованного цивилизованного мира им тоже находится местечко…Из всех бытовых традиций, пожалуй, сегодня только кухня продолжает сохранять старые и древние культурные переживания народа. Блюда национальной курдской кухни отражают былую кочевническую бытность племен, в первую очередь они состоят из тех ингредиентов, которые мог себе позволить курд, который часто передвигался с места на место. Ни одно курдское угощение не обходится без молочных продуктов. Как правило, это йогурт, творог, масло, сыр. Мы подъезжали к очередному кочевью и просили не воду, а айран. Звучало как пароль. Отказа никогда не было. Лучшего напитка в жару (кроме чая, конечно) я не знаю. В качестве прохладительного тонизирующего напитка в ходу и оставшаяся после сбитого в маслобойне масла пахта, которую разбавляют водой. В обиходе в основном кислое молоко. Из топленого молока с добавлением закваски получают традиционный для кочевых народов катык (маст). Из него уже делают и сыр, и различные напитки, и даже подливки. Это изюминка курдской кухни. Скажем, такой соус, как чакломаст, – одна часть катыка, две-три части воды, добавить соль и долго взбивать, или мастасир – чеснок подавить или натереть на терке, добавить кефир, разведенный водой, посолить, тщательно перемешать.Оседлые курды (а их сегодня в Курдистане большинство) не чужды и земледелия. Правда, поля под посевы приходится освобождать от камней, которыми буквально усеяны долины. Но тем ценнее все, что выращено на них. Можно озаботиться и запасом. Из вареной, сушеной, толченой и пропитанной кислым молоком пшеницы скатывают шарики и летом высушивают на солнце. Зимой из них варят кашеобразное блюдо (дойне)….Май набирал силу. Мы поднимались к перевалам, на которых ощущалось дыхание близких снегов, и тут же спускались в просторные теплые долины, что нежились в мареве свежей зелени, карабкались по склонам, на уступах которых цвели огромные бело-сиреневые ирисы, забредали в глухие ущелья, наполненные грохотом водопадов, потом снова мчались по распахнутым во все стороны, выскобленным ветрами и залитыми солнцем нагорьям мимо сел, мечетей, отар, шатров, мазаров, древних крепостей и потухших вулканов. Казалось, у этой дороги не будет конца. Путь, который ты прошел-преодолел, становится в конце концов твоим ПУТЕМ, дом, где ты был гостем, где тебя приветили, становится твоим домом. На обочинах горных дорог Курдистана много таких домов. Под любую крышу я всегда могу вернуться. Что я часто и делаю. Правда, только в снах. Не знаю, но почему-то последнее время чаще снятся именно они…