К юбилею известного поэта, сатирика, телеведущего мы попросили нескольких его коллег и друзей высказаться о нем, о значении его поэзии и творческой личности. «Учительская газета» с радостью присоединяется к поздравлениям в адрес Владимира Вишневского. Желаем любимому поэту творческой энергии, долгих лет жизни и, конечно, новых стихов, неизменно радующих сочетанием оптимизма и мудрости, неизменно узнаваемых и расходящихся на цитаты. С днем рождения, Владимир Петрович!
Игорь ВОЛГИН, поэт, литературовед, телеведущий:
– Обычно я стараюсь угадать поэта по одному, максимум двум четверостишиям. Но давно любимых узнаю с ходу – по строчке.
Владимир Вишневский узнается именно так. Но как раз это кратчайшее высказывание и составляет в данном случае все стихотворение. Я говорю стихотворение, ибо только в поэтическом тексте может быть сконцентрирован столь многозначный и, как правило, усмешливый смысл.
О, как внезапно кончился диван!
Положим, это не «Я помню чудное мгновенье…». Тем не менее процитированная максима вошла в великий и могучий как неоспоримый лингвистический и психологический факт. Та же участь постигла многие одностишия Владимира Вишневского: «Спасибо мне, что есть я у тебя!», «Жить надо так, чтоб не сказали «помер», «И женщина, как буря, улеглась…», «Был отвергаем, но зато какими!..», «Все больше людей нашу тайну хранит…», «Уж некуда мне вывести войска», «Любви моей не опошляй согласьем».
Вишневский – поэт иронический. То есть он не позволяет себе, как большинство авторов, лишь иногда шутить в серьезных стихах. Нет, он шутит от и до. Но как раз по этой причине его стихи принадлежат серьезной поэзии.
Тот, кто сознательно принял на себя столь рискованную миссию, обречен работать в неслабой компании. Это «Искра» Василия Курочкина, это Дмитрий Минаев, это Саша Черный и «печальная насмешница» Тэффи, это «Сатирикон». Это, наконец, обэриуты: Николай Заболоцкий, Николай Олейников и Даниил Хармс… Владимир Вишневский продлил сей славный ряд. Он естественно вписался в традицию, отнюдь не повторяя предшественников. Русская сатирическая поэзия, всегда социально акцентированная и фонетически изощренная, обрела достойного продолжателя.
Не пора ли сказать об этом в «Линии жизни» на телеканале «Культура», которая была бы посвящена Владимиру Вишневскому?
Я помню Володю в разных его ипостасях. От начинающего поэта, с молодым задором заглянувшего в литературную студию «Луч», до замечательного и в высшей степени эрудированного собеседника в моей авторской телевизионной программе «Игра в бисер». Он выступал в передачах о Белле Ахмадулиной, Самуиле Маршаке, Илье Ильфе и Евгении Петрове, Игоре Северянине, Козьме Пруткове, Исааке Бабеле, Николае Носове, Юрии Левитанском, Константине Ваншенкине, Александре Галиче, Дмитрии Сухареве, Агнии Барто, «Клопе» Владимира Маяковского, «17 мгновениях весны» Юлиана Семенова… Редко кто может соответствовать такому обширному и разноликому культурному диапазону. Не скрою, бывали случаи, когда Вишневского срочно просили заменить кого-то из заболевших участников, иногда едва ли не в день передачи. И он всегда оказывался в теме.
Он обладает еще одним благородным талантом. Владимир Вишневский – блистательный ведущий, в чем я имел возможность неоднократно убедиться на собственных и иных вечерах. Признаюсь, Владимир Вишневский выступал в качестве тамады и на моей свадьбе, чем, полагаю, не в последнюю очередь объясняется желаемое течение этого брака.
Что пожелать юбиляру? Здоровья? Покоя и воли? Все остальное у него и так есть.
Василий ГЕРОНИМУС, литературный критик:
– Нынешний мир, переживший эпоху постмодернизма, – это мир, где все сказано и одновременно никакое слово не завершено. Напротив, всякое слово, всякое высказывание как бы растворяется в потоке бытия.
Мы наследники эпохи гипертекста: едва ли не всякое высказывание условно и относительно, оно берется в иронические кавычки или даже ставится под сомнение благодаря своему множественному контексту.
Вот почему одностишия нашего современника Владимира Вишневского так востребованы и актуальны именно сегодня. В них важно не только то, что сказано, в неменьшей степени значимо и то, что не сказано.
А грамотно я всех вас раскидал!
Здесь за пределами строки угадывается бездна значений, которые во многом зиждутся на бесчисленных смысловых нюансах глагола «раскидать». И в то же время перед нами не просто игра слов, ибо для прочтения одностишия Вишневского требуется то бесконечное поле безмолвия, которое окружает хлесткую строку поэта.
Что может быть крупнее неприятностей?
– пишет Вишневский, по-особому обыгрывая тонкую идиоматику прилагательного «крупный» и по-своему высмеивая – преодолевая – возможные неприятности.
Смех поэта внутренне трагичен. Порой в нем обитает скепсис:
Дыши, а то и этого лишат!
В его стихах наряду с современностью обитает и таинственный Эрос. Поэт пишет:
Важней поцеловаться на прощанье…
Здесь есть умудренная насмешка (или горьковатая усмешка), но проглядывает одновременно и нечто противоположное. Отсвет или, выразимся без патетики, таинственный след свидания в сердечной жизни по-своему дороже самого свидания.
Стихи Вишневского в своей видимой краткости неисчерпаемо многомерны. Они вбирают в себя не только слово, но и то, что стоит за словом. В результате слово у Вишневского вступает в игру с не-словом. И эта игра бесконечна.
Поэт проникновенно замечает:
Зачем же сразу все сводить к любви?!
Границы слова, границы явления (или, напротив, его безграничность?) – суть то, что профессионально занимает поэта Вишневского.
В стихах Вишневского присутствуют и некий традиционный ряд (узнаваемые литературные аллюзии), и изрядная доля литературного изобретательства.
В противоположность лирической недосказанности – хрестоматийному принципу лирики – Владимир Вишневский склонен к такому типу текста, в котором молчание, окружающее поэтическую строку, исполнено смысла и наделено текстуальной природой. А значит, оно внутренне противоположно лирической недосказанности.
Тем не менее поэт избегает эпических длиннот, а потому несет читателю праздник. Человек-праздник – вероятно, такое определение подошло бы лирическому персонажу Вишневского.
Пир поэзии Вишневского неисчерпаемо многогранен. В нем живут и трагические начала, и возгласы радости, ключи истинного ликования.
Одностишия Вишневского – это своего рода пригласительные листы: нам всем предлагается принять участие в бесконечном празднике поэзии, зачинщиком которого является наш современник Владимир Вишневский.
Александр МАРКОВ, литературовед, профессор РГГУ:
– Классическая риторика состоит из трех частей: изобретательной находчивости, расположения материала и публичного произнесения речи. В отечественной литературной культуре иногда не хватало первого, изобретательства. «Серенькая ночь» (Набоков) публицистики, многословные журнальные статьи, «беседы из одних восклицательных знаков» русской интеллигенции, как их назвал богослов Александр Шмеман, – все говорит о такой нехватке. Риторика шестидесятников уделила больше внимания расположению материала («Я делаю себе карьеру // Тем, что не делаю ее» (Евгений Евтушенко), особой правде такого ясного различения.
Граница между шестидесятниками и юбиляром пролегает здесь, в несравненном внимании Владимира Вишневского к находчивости. Хрестоматийные одностишия вроде «О, как внезапно кончился диван!» представляют целую любовную комедию, показывая, как найти минимальный реквизит для юмора. Юмор Вишневского для меня восходит не к дотошным Саше Черному и сатириконцам, а скорее к «Трем сестрам» Чехова, где квартирный вопрос все более стесненного жилища, пошлость обычаев и гротескное сердцеедство соседствуют в одном спектакле. Одностишие Вишневского конспектирует какую-нибудь ненаписанную пьесу Чехова, а не просто остроумно обобщает опыт современников. Или ненаписанный рассказ Чехова, как в «изостишии»: «Дыши, а то и этого лишат!».
Конечно, Вишневский – изначально современник культуры неосуществившегося советского Бродвея, будь то передача «Что? Где? Когда?», выстраивавшая взаимодействие со зрительным залом по всем законам шоу, или пародии Александра Иванова, построенные как стендап, где вдруг любой поэт оказывается жалким и смущенным. Но Вишневский выделяется на фоне этой культуры как камео: в нескольких фильмах он играл самого себя, и это существенная часть его облика, выступления без дублера.
Как, кажется, звучало в песне «Без дублера», исполненной Александром Абдуловым на его стихи в 1980-е годы: «День широкоэкранный и, конечно, цветной, начался спозаранку, значит, слово за мной». Без дублера ты не просто зритель этого широкоэкранного кино, наивный посетитель. Ты можешь работать с этим экраном, понимать его возможности, двигаться к нему, увлекаться и играть, как в настоящем разноцветном шоу.
В стихах Вишневского, кажется, раньше, чем у других поэтов, появляются факс или ксерокс, приборы, которые при первом запуске пугали – на какую кнопку нажимать. Но все вошли в игру, освоив не только новую технику, но и много чего еще небывалого. Миссия Вишневского в этом освоении нового мира технологий – изобретение политического языка, но не корпоративного, а общественного. «Пусть я не мэр, но я обеспокоен» – в конце 1990-х это одностишие было вывешено на щите, вероятно, как первый призыв относиться к выборам мэра не как к ритуальному походу к урне, но как к увлеченной вовлеченности в дела города и страны.
Евгений БУНИМОВИЧ, поэт, заслуженный учитель России, председатель Комиссии по образованию Московской городской Думы:
– Владимир Вишневский – особая фигура в современной литературе и в целом в пространстве культуры. Он смог найти свой особый литературный жанр. Еще Валерий Брюсов восклицал: «Отдельно взятый стих прекрасен!», говоря о моностихе, когда одна строчка становится фактически цельным литературным произведением, но именно Владимир Вишневский смог полноценно и масштабно воплотить это в своем творчестве.
Владимир Вишневский – человек-оркестр. Ему оказалось мало привычных аудиторий поэтических вечеров, он стал талантливым шоуменом, ведущим телепрограмм, артистом кино. И эта широта охвата – естественное свойство его натуры, его таланта, благодаря которому он смог привлечь на свои выступления совершенно новую, гораздо более широкую аудиторию, нежели те, кто обычно посещает поэтические вечера. Немало его одностиший буквально ушли в народ, люди часто вспоминают их, даже не подозревая об авторстве.
Вишневский всегда наблюдателен, ироничен, остроумен, однако среди его одностиший есть и не такие уж смешные, какими кажутся на первый взгляд. В ироническом контексте они переосмысливают драматические обстоятельства нашей жизни, как, например, его знаменитое «Ты мне роди, а я перезвоню!». Или: «Как дальше жить и где ж нам парковаться?!» Такие стихи обретают не просто удачливо-остроумную форму, но и достаточную многозначность, вновь обнаруживают свою актуальность, как его давние строки: «Подайте на билет в Буэнос-Айрес!» Или: «Опять проснулся я в другой стране…» Или: «Прошу меня назначить патриотом…» Или пронзительное: «Как же нужно любить человека, // Чтобы взять и приехать к нему».
В день солидного юбилея хочется пожелать Владимиру Вишневскому не терять его фирменного чувства иронии и самоиронии, которое так помогает жить не только ему, но и многим благодарным читателям и слушателям.
Комментарии