Гусли – инструмент от Бога. Любовь БАСУРМАНОВА

Любовь Басурманова нашла свое творческое призвание неожиданно для себя, услышав игру на редких шлемовидных гуслях. Инструмент очаровал ее. Теперь она с ним неразлучна. Сочиняет музыку для гуслей. Стала лауреатом нескольких международных конкурсов. Но творческая деятельность Любови Аркадьевны имеет еще одну очень важную особенность: она много выступает в школах перед детской аудиторией.

– Гусли – инструмент древний. Как они «дожили» до наших дней?

– У этого инструмента действительно бывали тяжелые времена. Гусли были гонимы. Их отбирали, ломали. Целыми телегами, как сказано в исторических источниках, грузили их, везли за Москву-реку и жгли. Даже считалось грехом слушание гуслей. Гусляры высмеивали пороки власти и церкви, а это не всем нравилось. Но почему гусли все-таки выжили? Я думаю, потому, что это инструмент очень красивый по звучанию. Когда я его впервые услышала, он меня просто заворожил. Как же так, думала я, может эта красота погибнуть.

– Гусли, наверное, не первый ваш инструмент.

– Первым был баян. Мои родители тоже музыканты. Папа, мама и я заканчивали одно музыкальное училище, а потом Институт им. Гнесиных по классу баяна. После института мне посчастливилось познакомиться с Дмитрием Борисовичем Локшиным – известным гусляром, проработавшим больше 40 лет в Москонцерте и объездившим весь Советский Союз. Он был очень талантливым человеком: исполнителем, композитором, художником и конструктором гуслей.

Когда я услышала гусли в его руках, во мне что-то буквально перевернулось. С детства у меня было желание все попробовать. Я занималась на баяне в ансамбле им. Локтева, играла в оркестре и была в окружении звуков самых разных инструментов. И домры звучали, и балалайки, и духовые инструменты – на всем хотелось поиграть. И когда я услышала гусли, поняла, что именно такой инструмент я подсознательно искала всю жизнь.

– Когда это произошло?

– В 1991 году, 9 мая. В День Победы. Локшин любезно пригласил в гости. Я и мои коллеги пришли к нему с букетом красных гвоздик – знали, что он фронтовик, воевал, был в концлагере.

Тогда я услышала близко звук шлемовидных гуслей, он меня окутал, очаровал…

Появилось желание освоить этот инструмент, но реализовалось оно не сразу. Полтора года я просто ходила к Локшкину в гости, мы пили чай. Тогда был тяжелый период в его жизни: вся семья уехала в Израиль, он остался совершенно один. Я и мои коллеги его навещали, помогали с продуктами. При каждой встрече просили: «Дмитрий Борисович, сыграйте нам что-нибудь». Это его воодушевляло, давая понять, что он нужен, что гусли кого-то интересуют. Таким образом, слушая и наблюдая, я впитывала в себя это искусство. Больше года прошло, прежде чем нашелся мастер, который сделал мне первый инструмент, девятнадцатиструнные гусли. Появилась возможность заниматься…

– А почему Локшин остался в России?

– Еврей по национальности, по духу он был русским человеком. Он не мог уехать. Судьба и профессия его были связаны с русскими народными инструментами. В концлагере он играл по ночам для пленных бойцов русские народные песни на сделанной из консервной банки «балалаечке»… Тогда же возникали у него конструкторские замыслы, которые он воплотил, придя из плена. Локшин много написал и обработал мелодий разных народов: русских, украинских, белорусских, литовских и других. А к еврейской народной музыке обратился только в конце жизни, когда уехала семья. Ему было уже 70 лет. Воспоминания детства вернули в памяти те мелодии, которые напевал ему когда-то отец… А родителей он потерял в шесть лет, воспитывался в детском доме.

– Как складывался ваш репертуар?

– Он базировался на обработках и сочинениях Локшина. Потом я попробовала сама сочинять. Получилось, понравилось. Осмелела. То обстоятельство, что в гусельном творчестве есть нехватка репертуара, дает возможность всем гуслярам свободно творить.

– Какие бывают гусли?

– Их несколько видов. Наколенные звончатые гусли подразделяются на крыловидные и шлемовидные. Крыловидные у нас больше распространены. Есть столообразные гусли – щипковые и клавишные, используемые преимущественно в оркестрах. Щипковые – род горизонтальной арфы, огромный стол с 60 струнами. Клавишные – самый молодой инструмент – гусли, к которым пристегивается клавишная механика. Им чуть больше ста лет.

– А какой самый древний вид?

– Наколенные гусли. В Новгородской области при раскопках нашли маленькие гусельки с пятью струнами. Их носили за пазухой, под полой, как поется в русских народных песнях. Они были разными. Кто как хотел, тот так для себя и мастерил. Пятью струнами не ограничивались, стали семь ставить, девять, одиннадцать, пятнадцать. Инструмент рос. И где-то на рубеже ХVII-ХVIII веков появились столообразные гусли. Исполнители, я думаю, просто не удерживали их на коленях. В какой-то момент положили на стол, прикрутили четыре ножки. Родился новый инструмент. У каждого вида своя особенность, свой стиль игры, свой характер. Каждый по-своему красив. Кому-то близок один инструмент, кому-то другой. Необходимо соответствие состоянию души человека.

– Почему, несмотря на все достоинства, этот инструмент мало распространен?

– Гусляры, которых я знаю, – энтузиасты. Все, что они могут делать, делают. Играют, преподают. В Москве за последние 20 лет много открылось школ, где можно учиться играть. Есть классы игры на гуслях и в музыкальных училищах, и вузах также в других городах. Надо сказать, что интерес растет. Инструмент продолжает завораживать. Никто не остается равнодушным – ни дети, ни взрослые, ни подростки, увлеченные поп- и рок-музыкой. Что-то гусли затрагивают в глубине души. Это родное. Наверное, в генах у нас это сидит, ничего не сделаешь. И слава Богу, что есть отклик на эту красоту.

Гусли открыли для меня жанр сказаний, баллад и песен. Сейчас он стал самым любимым в моем творчестве. Раньше мне казалось, что это скучно и длинно, а век у нас стремительный. Темп и ритм не соответствуют характеру этого жанра. Может, это одна из причин, что гусли редки. И в то же время нам так не хватает этой умиротворенности, спокойствия, уравновешенности, которую гусли несут в себе. Так что, с другой стороны, сказительность просится в нашу жизнь. Интересна наша русская история, погружение в древние пласты.

– Я слышал, как играют Баха на балалайке. Звучит своеобразно, но слушать можно. А можно ли играть классику на гуслях?

– Ее играют, она необходима, особенно в педагогических целях. Это развивает и инструмент, обнаруживаются новые приемы. Сложность подталкивает к новым находкам. В моем репертуаре мало классических произведений. В свое время я хотела именно этим заняться, но увлеклась былинным и песенным жанрами. Может быть, восполняю что-то древнее в себе и слушателях.

– Как воспринимает гусли иностранная публика?

– С сольными концертами я выезжала в Германию, трижды была в Индии. Если у нас это в диковинку и люди даже не знают порой, как называется инструмент, то на Западе смотрят как на чудо. Я очень люблю нашего слушателя. Русская душа раскрывается по-особому, такой реакции на Западе нет.

Надо сказать, что индусы, слушающие игру на гуслях, ближе к нам, несмотря на то, что отношение к музыке у них другое. Они, допустим, не хлопают после исполнения. Для них слушание – не удовольствие, это что-то близкое к молитве, к медитации. Мне было очень приятно видеть, что они – люди с открытой душой. И взрослые, и дети, не скрывая радости, жали мне после выступления руку… Гусли близки медитативной музыке, хотя можно играть самую разную, и плясовую в том числе. У гуслей есть все перспективы, чтобы развиваться. Этот инструмент от Бога.