Что значит знать литературу

Из опыта учителя словесности

Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется, –
И нам сочувствие дается,
Как нам дается благодать.

Тютчев

Вот формула оптимального прочтения стихотворения: слово отзовется – сочувствие. Все остальное (оно в школе называется анализом стихотворения) – всего лишь леса, которые прежде возводили, чтобы построить дом.

Очень интересно прокомментировал эти строки поэт Наум Коржавин. Коржавин всегда остро чувствовал смыслы. Когда позволяло здоровье, он каждое лето приезжал в Россию. И однажды, когда у нас тут кружились головы от тестов, сказал мне: «Ну зачем, зачем вы берете у Америки все самое худшее, что есть в ее школах?!» Так вот, Коржавин сказал, что у Тютчева «здесь есть грамматические ошибки: сочувствие, о котором говорит Тютчев, пишется через дефис. Это значит чувствовать вместе, а не то, что вам плохо, а я вам сочувствую».

Потом, в другом интервью, Коржавин вернулся к этой теме: «Стихи пишутся не для того, чтобы Иван Иванович рассказал о том, что ему плохо жить, потому что Марья Ивановна не хочет с ним жить. В поэзии сочувствие должно быть не бытовое, оно должно писаться через дефис, потому что это со-чувствие (сопереживание, вместечувствование). Стихи всегда читаются от собственного имени, даже в третьем лице, а читатель встает на место автора. Нужно проявление личности. Только подумайте: если человек на минуту становится, например, Пушкиным, то он становится богаче на переживание Пушкина. Вот это – поэзия!»

Я не знаю, писалось ли когда-нибудь «сочувствие» через дефис. Но что в стихотворении Тютчева слово это имеет не тот смысл, который мы в большинстве случаев в это слово вкладываем, бесспорно. Обратимся к словарям.

Словарь под редакцией Д.Н.Ушако­ва (М., 1940): «Сочувствие – отзывчивое, участливое отношение к чужому горю, переживанию, страданию».

Словарь С.И.Ожегова и Н.Ю.Шве­довой (М., 1992): «Сочувствие – отзывчивое, участливое отношение к переживаниям, несчастьям других людей». Обратите внимание: здесь на первом месте сочувствие горю, несчастью. А раз так, то сочувствовать, скажем, таким стихотворениям, как «Я помню чудное мгновенье…», «Пророк», «Осень», выходит, невозможно.

И совершенно другое у всегда для меня спасительного Даля: «Взаимная дружба, приязнь, любовь, влечение, сострадание, одинаковые чувства с кем-либо, незримая духовная, нравственная связь, которая связывает невольным чувством; сочувствие кому, чему, чувствовать согласно, сообща, заодно, понимать, мыслить одинаково; склоняться к кому-либо по чувству приязни, любви, сострадать». А? Каково!

Урок литературы, чтение стихов в особенности, и призван научить чувствовать согласно, заодно с героем произведения, даже если он нам чужд, а главное – с писателем, даже если мы с ним не во всем согласны. Я говорю ученикам: «Вы можете не любить, скажем, Маяковского, но вы сначала должны понять его и даже попытаться почувствовать то, что он чувствовал. Это важно, нужно для понимания литературы, искусства. Но не только. Это важно в отношениях между людьми и даже между народами, когда взаимное непонимание может привести к трагическим последствиям».

В этом со-чувствии и со-размыш­лении, конечно, и заключается сердцевина уроков литературы. У нас, увы, когда говорят о результативности преподавания литературы, как правило, все сводят к знаниям. А главное здесь в духовном опыте, читательском опыте, опыте мысли и сердца. И все это входит в понятие «знание литературы» как первооснова.

Сказанным и определяется методика постижения лирики, поэзии, литературы вообще.

Почти пятьдесят лет назад Зинаида Яковлевна Рез прислала мне автореферат своей докторской диссертации об изучении лирики в школе. Да, позади нас и бездны были. Но не будем забывать, что и вершины тоже. В том числе и в деле обучения, просвещения, в том числе преподавания литературы. Поскольку автореферат этот практически недоступен, я хотя бы кратко расскажу о нем.

Самое трудное и вместе с тем самое важное при постижении лирики – постепенно сформировать «способность к сопереживанию, сотворчеству, эстетическому наслаждению». Прочитанные стихи не только и не столько дают знания о тех или иных литературных явлениях, они «обогащают представление о внутреннем мире человека, его мыслях, переживаниях, о разных проявлениях душевных явлений, присущих разным людям разных эпох».

Вот почему трудно «измерить» сделанное на уроке, посвященном поэзии (добавим – вообще на уроке литературы. – Л.А.). Ведь может случиться, что художественное знание о литературе аукнется для ученика «избыточной информацией». Он лишь получит сведения об их существовании. И знания эти останутся только в памяти, не затрагивая «внутренних струн души».

«Измерить, усвоены ли художественные знания, весьма трудно: поддается учету приблизительный круг усвояемых сведений. Косвенно можно судить о влиянии, какое эти знания оказывают на внутренний мир школьника; нередко результат воздействия сказывается только через месяцы и годы. Однако именно эти знания играют решительную роль в становлении личности. Они идут к ученику от произведения, от художника, «осваиваются индивидуально, что зависит от многих причин: жизненного опыта ученика, его ценностных ориентаций, психологических способностей и т. д. Учитель не может передать эти знания, а становится посредником, организуя процесс чтения, переживания, познания».

Это и есть самое трудное и вместе с тем основное при изучении лирики, вообще литературы. «В пробуждении способности к сотворчеству и заключается искусство анализа лирики в школьных условиях. Поэтому он (анализ) имеет ценность тогда, когда строится не как сообщение автором текста, а как процесс».

Поэт Александр Кушнер вспоминает, что, когда в класс, в котором он учился в школе, пришла Зинаида Яковлевна Рез, преподавание литературы стало совершенно иным. Я и сам вспоминаю Зинаиду Яковлевну с великой благодарностью за все, что она для меня сделала. Конечно же, нужно знать и про эпитет, и про метафору, и про рифму. Но сводить все только к развешиванию терминологических этикеток – значит ничего не понимать в поэзии.

В петербургском издательстве «Нестор-История», которое печатает мои книги, мне дали почитать изданную ими в количестве 300 экземпляров книгу «Как учить русскому языку и литературе современных школьников. Школьный учебник сегодня». Монография под научным руководством Г.Г.Граник. Я сделал из этой книги несколько выписок.

«Глубокое, осмысленное чтение лирики направлено на развитие способности к эмпатии, видению и пониманию не только себя, но и другого». «Чтение лирических произведений и размышление над прочитанным может способствовать развитию у подростка сложных чувств, повышению его внимания к оттенкам различных эмоциональных состояний – как знакомых ему, так и для него новых».

«Британский исследователь М.Пайк отстаивает распространенное мнение, что в основе понимания лирики должны лежать субъективные ответы учащихся. А учителя часто боятся субъективности со стороны учеников и навязывают им определенную интерпретацию произведения. Исследователь предлагает систему «отзывчивого» обучения, объясняя предложенный термин тем, что обучение должно основываться на личном отклике учащегося, отзываться на этот отклик и взаимодействовать с ним».

Увы, своего, личного, собственного у нас на уроках литературы нередко больше всего и боятся. Совершенно очевидно, что всему этому и нужно учить уже с первых школьных шагов. К сожалению, сам я лишь раз за всю свою долгую жизнь в школе провел класс от четвертого до выпускного десятого.

В 1973 году я пришел в школу №232, единственную в СССР школу с театральным уклоном, ту самую, которая стоит там, где когда-то было первое московское пристанище Антона Чехова. Меня и пригласили вести литературу в театральных классах. А я попросил дать мне и четвертый класс. О своих первых шагах в этом классе я рассказал в журнале «Русский язык в школе», где поделился своим опытом работы над сочинениями, построенными на личных жизненных впечатлениях. Статья понравилась Корнею Ивановичу Чуковскому, о чем он и написал в своей книге «Живой как жизнь».

Начиная с четвертого класса я стал учить и писать о литературе. Сейчас расскажу о сочинении, которое провел в пятом классе в конце 1974 года.

Через много десятилетий в книге Станислава Рассадина я прочел слова классика английской литературной науки Альфреда Эдварда Хаусмана, который как-то сказал, чем подлинная поэзия отличается от подделки: «от нее по спине мурашки начинают бегать». И именно этот критерий предпочитает Рассадин: «мурашки при всей их ненаучности». Я как-то долго пытался убедить руководителя олимпиады по литературе, что нельзя снижать оценки за работы школьников, если в них нет литературоведческой терминологии. «Это ненаучно», – ответила она мне.

Так, вот о том, как я учил этой самой ненаучности.

Закончив тему «Пушкин», я на следующем уроке, точнее на сдвоенном уроке, и предложил это сочинение. Вначале пятиклассники в грамзаписи прослушали «Сказку о попе и его работнике Балде» и стихотворение «Бесы». Тексты этих произведений лежали на партах. А затем они должны были письменно ответить на два вопроса: «Как изображены бесы в сказке и как в стихотворении?», «Каким настроением, чувством пронизаны эти произведения Пушкина?».

На мысль сопоставить эти произведения меня навел В.С.Не­помнящий своей лекцией о сказках Пушкина. Как известно, «Бесы» были написаны 7 сентября 1830 года. Это первое произведение, написанное поэтом в Болдине, в знаменитую Болдинскую осень. А 10‑13 сентября Пушкин пишет «Сказку о попе и его работнике Балде». Здесь он вновь обращается к бесам, и стихия юмора, смеха помогает ему преодолеть ужас и отчаяние первого болдинского стихотворения. Естественно, об этом мы скажем только в 8‑м классе, когда обратимся к творчеству Пушкина. Сейчас задача другая.

Лев АЙЗЕРМАН