search
main
0

Черкесские сады, или Плач под лезгинку

Фрагмент рукописи новой книги Анатолия Цирульникова

Мы публикуем фрагмент рукописи новой книги нашего постоянного автора, академика Российской академии образования Анатолия Цирульникова «Черкесские сады, или Плач под лезгинку. Роман-исследование». Журнальный вариант книги будет опубликован в «Дружбе народов».

От автора
Эта книга – не путевые заметки и не дневник путешественника. Хотя путешествие было – по краю: и в смысле определенной территории, и в другом смысле – по самому краю пропасти истории и современности, которую нельзя не ощутить, прикасаясь к русско-кавказскому миру.
Эта книга – не дневник с последовательной хронологией событий и привычной маркировкой времени и пространства («день первый», «день второй»…). Дни и события в ней перемещены и следуют иной логике: происходящее сегодня уходит во вчера, а вчерашнее может вдруг обернуться завтрашним.
Эти странные соединения и обрывы не случайны.
Со школьных времен мы знаем, что на плоскости, по Евклиду, кратчайшее расстояние между двумя точками – отрезок. Но у Лобачевского (предшественники называли его геометрию астральной, звездной) поверхность мира оказывается другой. Какая из этих геометрий вернее описывает реальность? На небольших участках пространства – та, школьная. Но чем больше его размеры, тем причудливее и нелогичнее оказывается мир. В том числе и наша земля с ее горами и ущельями, долинами и реками, деревнями, аулами, веками, пронизывающими друг друга.
Русская история, как давно замечено, склонна к повторению и (в отличие от западно-европейской, которая, к счастью – будем надеяться, – умерла, трогательно застыла в старинных дворцах и булыжных мостовых) все лязгает, скрипит своими затворами и воротами, жульнически выглядывает из подворотни или забавляется, как дитя малое. (И всего этого так много, что можно понять Ключевского, желавшего вопреки профессии, «чтобы вокруг нас было поменьше истории».)
Но пока этой истории, происходящей с нами, много, как бы ни скрывали ее от нас охранители.
Возможно, по мнению иных из них, тема книги – одна из таких неудобных, ненужных, несвоевременных, на что-то намекающих, опасных историй, которые желательно еще хотя бы сто лет держать в архивах, там, в тихой плоскости полок и стеллажей, им самое место. Наверное, в темноте архива ненаписанный текст был бы дневником. Но, извлекая его на свет, приходится сцеплять несцепляемое, подпрыгивать на ухабах, перескакивать ямы времени, преодолевая разорванность памяти и человека.
В этой книге, которая не дневник, а скорее документальный роман-исследование, который складывается из рассказов разных встречных, спутников, наблюдателей, очевидцев и прямых участников описываемых событий, нам приходится соединять две разные геометрии.
Одна – линейная (война, истребление народа и его страны), проходит штрих-пунктиром по книге. А другая – мир, свобода, надежда – не линейна по определению. Она нагромождение разных миров, в ней пульсируют неопределенность, сложность и разнообразие быта и бытия – качеств, без которых невозможна жизнь.

Так, вопреки стремлению автора к простоте странная получается книга. Странная связь…
Костюмы войны и мира.
Закройщик
В Майкопе, в филиале Музея Востока, находится мастерская и экспозиция работ оригинального художника Юрия Сташа. Коллекция его костюмов-картин называется «В мире мифов и реальности».

Дядя Исак и восемнадцать генералов
«Я конструктор-модельер, – рассказывает Сташ. – Работал закройщиком, руководил швейной экспериментальной лабораторией в Москве. В 1948 году я пошел учеником в швейную мастерскую. Моими учителями были беженцы из Польши: Герман Мойшевич Фраймович, Александр Майорович Крушинский, Белау Борис – еврей из Одессы дядя Боря, дядя Исак…» «Еще, – вспоминает он о своих университетах, – ездил в Ленинград в командировку, а там был конструктор Маргулис (немцы расстреляли его семью, отца и мать) – он разработал по таблице Брадиса систему кроя… Также меня учил Гершман – у него было два сына, уеха­ли в Америку. Я почему рассказываю: я всю жизнь их, моих учителей, помню и благодарю».
Сташу далеко за восемьдесят, а в глазах светится огонек. Про таких говорят: у него искра Божья.
«Прикладным искусством я занялся в 81‑м году, а в 89‑м показал костюм «Тирготао». Это меотянская царица. Она имела связи с греческими колониями в Крыму и вышла замуж за грека. Через год я пошил костюм ее супруга – «Гекатей». Этими вещами я хотел сказать, что у адыгов древние связи. На основе этих костюмов поставили танец.
И вот после того, как я создал два костюма и одно платье, меня пригласила в США адыгейская диаспора – помочь сшить костюмы для национального ансамбля. Я был там три месяца. И мне повезло – в Вашингтоне в Институте Древнего Востока я вместе с костюмами адыгского ансамбля выставил три своих костюма. И около ста преподавателей университета собрались на выставку.
Моим переводчиком был знаете кто? Генерал авиации иорданских военно-воздушных сил Кашоков – потомок участников русско-кавказской войны. А в Иордании я сидел за столом, где сидели 18 потомков-генералов…»
– И реакция людей на мои костюмы, которые что-то выражали, побудила меня продолжить это занятие. Я решил рассказывать с помощью предметов декоративного искусства об адыгейской культуре, адыгах. Как они думают, как понимают мир. Потому что незнание культуры соседей рождает настороженность и страх.
– Враждебность?
– Да, враждебность даже…Человек хочет приехать в Адыгею, а услышит «Северный Кавказ» – ему страшно. Сегодня культура важнее даже экономики. У меня среди друзей армяне, грузины, азербайджанцы, евреи… Значит, можно сближать людей путем культуры. И нужно. Может быть, громко сказано, но я хочу своими работами, через искусство поднимать настроение человека, передавать радость, свет. Таинство даже…

Костюмы на вечную тему
«…Это платье – символ. Женщина руки опустит – обычное платье, синее, поднимет – превращается в дерево, а спиной повернется – черное, плачет», – поясняет Юрий Махмудович Сташ свои удивительные костюмы-творения. «Это предупреждение, – говорит он, – в течение минуты – лекция об экологии…»
– У адыгов отношение к природе какое? Когда человек рубил дерево, он говорил: «Прости меня, я посажу другое». Осенью и весной шел в лес с прививкой, и появлялись знаменитые черкесские сады… Бабушка мне рассказывала: когда дети рвали зеленую траву, им говорили: «Почему ты рвешь бороду своего дедушки?» Когда охотник шел на охоту, нес три стрелы: на летающего, бегающего и плавающего. Если не попадал – все, больше нельзя.
Сташ показывает развешанные по стенам музея вещи.
– Это мужской костюм – «Стахемфак». Я соединил здесь римское и восточное. Во втором тысячелетии до нашей эры территорию от Гагры до Новороссийска населяло племя зихов. Стахемфак был их полководцем и подчинялся Римской империи.
– Вы, когда костюмы делаете, c источниками работаете?
– Да, да… Я не хочу обижать кого-то, раздражать. Хочу, чтобы о моем народе думали по-доброму.
Пирамида «мир Кавказу». Составлена из пирамидок, на них изображены разные сюжеты.
– И скрипичные ключи, видите, сам не знаю, почему увлекаюсь скрипичными ключами, – чтобы музыка звучала…
…А это из нартского эпоса…
«С накидкой – женщина. Родовые знаки, «тамга» – мои, те вот – моей супруги, а эти – моей бабушки… Такая история: враги окружили село, предложили: «Чтобы не проливать лишнюю кровь, пусть встретятся силачи. Если побеждает ваш, мы уходим, а наш – забираем всех женщин и девушек».
Один молодой человек из этого села сильно переживал. А бабуля говорит: «Не переживай, на днях наша невестка доила корову и перебросила ее за рога через забор…»
И пришла худенькая такая, в мужском костюме, и в единоборстве подняла силача и бросила в реку Бахсан. Те подумали – подвох. А она сняла головной убор, волосы рассыпались по плечам, и они увидели молодую женщину. Дали ей коня. И она вернулась на коне, а предводитель со своим вой­ском ушел с миром…»
Можно сказать, что произведения Сташа – оригинальная, через картины-костюмы интерпретация вечной темы войны и мира.
«…Вот карта, так начиналась Великая Отечественная война. Немецкие офицеры на границе Северного Кавказа, на краю, черная земля, силуэты… Символическая дверь в Москву, видите, ручка. Свастику растоптали советские солдаты. А это символ победы – черкеска с крыльями. Я говорю пришедшим с войны: «Спасибо, люди, вернувшие солнце…»

Население и народ
«Это просто «Галактика». А это «Музыка галактики». Какая-то сила, космический дирижер… Я сплетал из тончайших нитей, до пятидесяти ниток от стены к стене, на стулья цеплял. Три с половиной месяца занимался, день и ночь. Галактике не безразлично, что делает человек. Вырубает леса, взрывает, качает нефть, устраивает Чернобыль, и галактика начинает мстить – наводнениями, цунами…»
«…Это женское платье, черкесское, а головной убор хеттов. Жена царя Давида и мать его сына, царя Соломона, Вирсавия была хеттеянкой, так что мы с ней родственники. Французы доказали, что все жители Земли – родственники», – говорит адыг Сташ мне, дальнему потомку царя Давида.
«…Вот теперь мы подошли к платью «Толерантность». Накидка на четырех языках – английском, арабском, адыгейском, русском… Научиться уважать чужую культуру, проявлять любознательность и обогащаться. Россия, мир богаты многообразием…»
Мне припомнился семинар философа Г.П.Щедровицкого, который приводил пример из истории и замечал: завоеванный народ готов принять другую веру, разговаривать на другом языке, но есть нечто, что он и хотел бы поменять, да не может. Это что-то, говорил Щедровицкий, и есть культура.
Художник-костюмер Юрий Сташ добавил, вспомнив великого кукольника Сергея Образцова: «Народ, сохранивший свою культуру, остается народом, а утративший превращается в население…»
Кто мы, сегодняшние?
Кто-то написал: «Юрий Сташ научил свои платья говорить».

Вместо «Кинжала»
«Это тема Паганини. «Зависть» называется. Ему из зависти подменили струны, а он настолько талантлив был – на трех, на двух, на одной сыграл, и никто не заметил.
Не так дрова огонь, пылая, губит,
Как человека зависть злая губит.
Я думаю, тот, кто завидует, он больше страдает.
От чего зависят человеческие поступки? Говорят, такая система… Можно смягчить систему, как Махмуд в школе смягчает. А вы как считаете?»
Панно «Время застоя». Усеченное колесо, движение остановилось.
Перестройка. Советский Союз, мощное было колесо. Спицы-республики выпадают, и знак вопроса: почему это случилось?
«Я был в разных странах – в Сирии, Иордании, Турции, США, Германии, Эстонии… Весь Северный Кавказ объездил. К Юрию Никулину, знаете, подходят, спрашивают: «Куда попугай летит?» «Вот, – говорит Никулин про попугая, – получил приглашение в такую-то страну. Я его сопровождаю». Так и я со своими коллекциями…»
«Этот материал двенадцать лет лежал, пока я придумывал, что из него делать…» Сделал панно «Эмпатия». «Видите, к сердцу ключи подобрать, войти в положение другого человека, и при этом остаться самим собой, вый­ти оттуда…» Вселенная не только вовне, но и внутри тебя.
А вот тема для сегодняшнего буйного состояния общества.
Вместо леса – одни пеньки. «Я пенек не рекламирую, – поясняет Сташ, – а говорю: учитесь, как можно покорять мир не воюя, мирным путем».
Панно из пятисот разных пуговиц. Называется «Симфония пуговиц». «Это было время, когда ничего не было, я же все на пенсию создавал».
Удивительные, говорящие о важном в жизни костюмы Юрия Сташа. Колесо вращается, спицы поочередно касаются земли. Спицы серебряные, а одна золотая. «У адыгов говорят: «Ничего, сынок, дождешься, твоя спица встанет на землю, достигнешь чего хотел». «Будем оптимистичны», – хочет сказать нам Сташ.
Композиция «Тревожное солнце Кавказа». Платье-обелиск. «Каждый раз сообщают миру, что там, на Кавказе. И вот детишки стоят, и я как бы говорю, что все будет нормально…»
Костюм Сташа, посвященный Лермонтову.
…И с грустью тайной и сердечной
Я думал: «Жалкий человек,
Чего он хочет – небо ясно,
Под небом места много всем,
Но беспрестанно и напрасно
Один враждует он – зачем?»
«Вот чего хочет «безумный, безумный мир» – видите, оружие и на руках, и на ногах…В Америке мальчик стреляет в школе, у нас каждый день убивают. И вот панно: «Не нужно нам братства из братских могил».
Я думаю: лучше бы вместо «Кинжала», нацеленного на Америку, власть продемонстрировала какое-нибудь из платьев.
Опустим обе половины платья, оно превращается в несущую смерть ракету. Крылья свернуты, вместо города – самолет с бомбами. А развернем крылья – и увидим голубое небо, голубое, несущее мир.
…Земной шар, на нем языки пламени, надписи по-русски, по-арабски, на иврите, по-английски…

Пессимизм – роскошь
для евреев
«Тут костюмерная, – заводит меня Сташ в какой-то уголок, где висят только что сшитые и еще не завершенные платья-картины. Здесь его мастерская. В углу стоит посох к костюму «Мудрец в поисках мира».
Это он сам, по-моему.
«Надо что-то делать положительное, – говорит он, – негатив убивает».
«Я ночью просыпаюсь: что сделать? Я думаю: учить с малолетства творчеству. Культура должна восхищать, изумлять, чтобы у человека негатив уходил из головы».
«Вы поняли, мои учителя были кто?» – сказал в конце нашей встречи Мастер, вспомнив про беженцев, чудом оставшихся в живых евреев из Польши и Одессы, портных и закройщиков, кроивших по таблице Брадиса. «Они научили меня пользоваться идишем, ивритом. Шить…» – сказал он ненароком в рифму со словом «жить». Жить по-человечески. В творчестве. «И сегодня благодаря им я с вами разговариваю, – добавил с улыбкой, – и хвалюсь своими работами…»
Он сидит в маленькой костюмерной, завешанной еще не законченными, в работе, божественными костюмами, и кроит, кроит материю, как…
На столике старая советская швейная машинка.
«Мне порой неудобно, я даже не прячу… Друзья встречают: «Юра, как дела?» Говорю, дальше будет лучше… Не жалуйся на время, ты в нем родился. Голда Меир сказала: «Пессимизм – это роскошь для евреев…»

Тени истории.
Дикари и цивилизации
В мае 1838 года из русского лагеря на реке Сочи адыгам поступило письмо, в котором им предлагалось прекратить сопротивление, присягнуть русскому царю и подчиниться русским законам. На это адыги заявили, что не признают права России на их землю и никогда не подчинятся ее власти.
Но вот что самое интересное: как эти «дикари» (с точки зрения «цивилизаторов») аргументируют свое решение.
«Мы знаем, какая судьба ожидает нас и детей, если вы станете нашими хозяевами, – писали адыги в ответном письме. – Мы не верим ни вашим дарам, ни вашим словам… Мы прекрасно знаем, что вы тираны, мы знаем, как вы заставляете страдать казанских и других татар, наших братьев по вере…»1
В добрые намерения русских, по словам авторов письма, они поверят только тогда, когда Россия снесет свои крепости в Черкесии, а войска уведет за Кубань. «Тогда, – отвечали горцы, – ни один из нас не будет воевать с вами. И мы будем жить добрыми соседями».
В противном случае они собирались до конца защищать свою свободу, и строительство крепости их не пугало, как и вызывающий тон генеральского послания. «Может быть, вы стали горды оттого, что ваши рабы завладели для вас куском земли, которую может покрыть скатерть?» – спрашивали горцы.
Кто же дикари?
Встреча старейшин с генералом-лейтенантом Н.Н.Раевским на реке Шапсуго в июле 1838 года.
«Зачем вы не покоряетесь нашему великому государю, а заставляете нас проливать кровь напрасно? – спросил их генерал. – Знаю, что у вас в горах скрывается англичанин Белл, мутит вас и обнадеживает помощью Англии, но верьте мне, что он вас обманывает, помощи вы ни от кого не получите» (это была правда). И добавил: «Лучше выдайте мне его с руками и ногами и получите за это много серебра от нашего государя, который очень богат».
Такое впечатление, что русские говорят, как татаро-монголы из XIII столетия. Н.И.Лорер, свидетель встречи, приводит ответ адыга-шапсуга: «И тогда горский князь с достоинством отвечал через толмача: «Удивляюсь я словам генерала. Ежели это правда, что царь ваш так богат, то для чего же он завидует нашей бедности и не позволяет нам сеять просо в наших бедных горах? Ваш царь, должно быть, корыстолюбивый царь. Что же касается англичанина Белла, то мы не можем его выдать, потому что он наш друг и гость и много делает нам добра… и нет у вас столько золота и серебра, чтобы совратить нас с пути чести».
«…Я заметил, – заключает Н.И.Лорер, – что Раевскому сделалось как-то неловко и он поторопился кончить этот щекотливый разговор».
Разговор с теми, кого русская власть, образованное общество за людей не считали, не случайно и в XX веке именовали инородцами.
Впрочем, Раевскому, видимо, была присуща если не совесть, то… как заметил 100 лет спустя поэт, «если нету и совести даже – муки совести вроде бы есть».
И разум… Генерал был сторонником присоединения Кавказа к России, но понимал, что сделать это будет гораздо легче, если развивать торговые отношения с горцами. Достижение же цели одними военными методами, писал он в записке властям, «повлечет за собой все бесчисленные и грязные злоупотребления, неразлучные с разбойничьей войной, которую называют частными экспедициями или набегами».
…Другие считали иначе. Один из организаторов карательных экспедиций и набегов, генерал-майор Г.Х.Засс, имел своеобразное хобби – скупал, продавал и коллекционировал головы погибших черкесов. Генерал Филипсон свидетельствовал: «…Через год я встретил генерала Засса в Ставрополе. Он ехал в санях, а другие сани, закрытые полостию, ехали за ним. «Куда это, ваше превосходительство и что вы везете?» – «Еду, земляк, в отпуск и везу Вельяминову в сдачу решенные дела». С этим словом он открыл полость, и я увидел штук пятьдесят голых черепов. Вельяминов отправил их в Академию наук».
Декабрист Лорер в своих «Записках» вспоминал: Засс был убежден в том, что народы Кавказа надо взять страхом и грозой. Филантропия не годится. Вешать беспощадно, грабя и сжигая аулы.
По словам Лорера, «именно в поддержании проповедуемой Зассом идеи страха на нарочно высыпанном кургане у Прочного Окопа при Зассе постоянно на пиках торчали черкесские головы. И бороды их развевались по ветру. Грустно было смотреть на это отвратительное зрелище».
«Раз Засс, – продолжал Лорер, – пригласил к себе мадам Нарышкину, и она согласилась с условием, что неприятельские головы будут сняты. Засс исполнил ее желание. И мы все были у него в гостях. Взойдя как-то в кабинет генерала, я был поражен каким-то нестерпимым отвратительным запахом, а Засс, смеючись, вывел нас из заблуждения, сказав, что люди его, вероятно, поставили под кровать ящик с головами, которые страшно смотрели на нас своими стеклянными глазами. «Зачем они здесь у вас?» – «Я их вывариваю, очищаю и рассылаю по разным анатомическим кабинетам и друзьям моим профессорам в Берлин». Мне показался страшным генерал Засс».
Сценка как будто из других времен, но происходит не в концлагере смерти, а в гостях у русского генерала, не важно, кто он по происхождению.
***
К сожалению, глядя на портреты русских генералов той войны, со звездами, эполетами, читая их служебные записки и рапорты, испытываешь несколько иное впечатление, чем от «героев 1812 года». Наверное, и их мы романтизируем, люди есть люди. Но те защищали Отечество, а эти «герои» были просто захватчиками никогда не принадлежавших России земель, истребителями других, живших своей жизнью народов. Никто не звал их сюда, ни с мечом, ни без него…

И все же «муки совести»…
В 1841 году в рапорте военному министру графу Чернышеву генерал-лейтенант Раевский сообщает: «Я здесь первый и один восстал против пагубных военных действий на Кавказе, и от этого вынужден покинуть край. Наши действия… напоминают бедствия первоначального завоевания Америки испанцами; но я не вижу ни подвигов геройства, ни успехов завоеваний Пицара и Кортеца. Дай бог, чтобы завоевание Кавказа не оставило в русской истории кровавого следа, подобного тому, какой оставили эти завоеватели в истории испанской…»
Увы, завоевание Кавказа оставило след. Такой позорный для русской истории, что пятно легло даже на Пушкина, в это самое время весело и безмятежно писавшего в письмах брату о своей службе и путешествиях по Кавказу, на Айвазовского, чьи живописные картины изображали – что уж там скрывать, с воодушевлением изображали – «героическую высадку» русских у рек Шахе и Субаши 3 мая 1839 года.
В десантных операциях Черноморского флота и строительстве укреплений принимали участие и те, кто восставал против тирании, чьи имена связываются в нашем представлении с благородными намерениями и любовью к Отечеству, – декабристы. Одни попадали в Кавказский корпус по приговору суда, другие после отбывания каторги и ссылки в Сибири. Многие были убеждены, что несут на Кавказ «образование», «цивилизацию», не упуская и случая «отличиться в деле». Были и те, кто понимал, что «огонь и меч не принесут пользы». «Да и кто дал нам право, – писал декабрист Лорер, – таким образом вносить образование к людям, которые довольствуются своею свободою и собственностью?»
Я не судья ни тем ни другим. Мне говорят: «надо их понять», «они были на службе», «присягали государю»… Да, я понимаю. Но это не помешало генералу Раевскому или адмиралу Серебрякову (К.М.Арцатагорцян) осознать преступления, весь ужас истребительной войны – в отличие от других русских генералов…
В любой ситуации один человек ведет себя так, а другой по-другому.

Анатолий ЦИРУЛЬНИКОВ, академик РАО

Оценить:
Читайте также
Комментарии

Реклама на сайте