Будущее уже с нами

Научная журналистика – область непростая и неоднозначная. Здесь нужно не только понимать, но и уметь объяснять, не только блистать эрудицией на публику, но и «цеплять» читателя. В общем, без знаний человеческой психологии явно не обойтись. Неудивительно, что секретами научной журналистики с нашими читателями делится именно Андрей КОНСТАНТИНОВ, выпускник психологического факультета МГУ имени М.В.Ломоносова, лауреат премий в области популяризации науки, управляющий редактор журнала «Кот Шредингера», человек, влюбленный в познание мира.

– Андрей, вы выпускник психфака. Каким ветром занесло в журналистику, а потом еще и научно-популярную? По специальности до этого удалось поработать?

– Да, лет десять я был психологом. Сначала пробовал себя в практической психологии, только не с позиции помощи людям в беде, меня больше интересовали проблемы личностного роста и увеличения осознанности в жизни. Но, честно говоря, я отчасти чувствовал себя в профессии шарлатаном, мне не хватало эмпатичности. Оказалось, мои интересы больше направлены на идеи и понимание мира, а не на понимание конкретных людей и их проблем. Из практической психологии я перешел в чисто теоретическую область: работал над разделом психологии в новом издании «Большой российской энциклопедии», которая постепенно проигрывала «Википедии» на моих глазах. Но психология не давала целостного представления о мире, а мне было интересно познавать и другие его стороны. Так постепенно любопытство увело меня в научную журналистику: сначала работал журналистом и редактором отдела науки в журнале «Русский репортер», а потом родился «Кот Шредингера» – наш научно-популярный журнал.

– Кстати, о «Коте…», в коллективном обсуждении на портале «Кот Шредингера» под названием «Ум и машины» вы отмечаете: «Мне кажется, мы гораздо больше думаем об опасностях, чем о возможностях», когда речь идет о взаимодействии человека и гаджетов. Могли бы обозначить основные подводные камни и, наоборот, перечислить преимущества использования высоких технологий на школьных уроках?

– Любые гаджеты и технологии на занятиях – это вещь не первостепенная, никаких важных проблем они не решат. На уроке все зависит от личности учителя, от его уровня культуры и компетентности. Хороший учитель может улучшить урок с помощью технических средств, потому что так легче показывать картинки и схемы, они здорово дополняют словесные объяснения. А плохому они не помогут, ему нужно другое – методическая работа, расширение кругозора, повышение квалификации. Больше пользы гаджеты могут принести во внеурочное время, например, домашние задания по математике гораздо полезнее делать в электронных системах типа «Яндекс.Учебника», которые сразу их проверяют и дают обратную связь, показывают правильное решение. Не говоря уже о том, что учителя перегружены, и очень неплохо было бы, если бы они могли лучше подготовиться к урокам вместо проверки домашних заданий там, где проверку просто автоматизировать.

Это если говорить о преимуществах. Что касается недостатков: смартфоны питаются нашими вниманием и временем, и противостоять этому мы пока не научились. И это не проблема именно детей, она в неменьшей степени касается взрослых. Конечно, телефонов на школьных уроках быть не должно. Хотя вполне понимаю, что к ним тянет: за окном мрачная зима, а на экране яркие краски и «лайки» за публикации. Мне помогает оторваться от гаджетов подлинное общение, не виртуальное. Все-таки мы, люди, очень социальные существа и тянемся к реальному взаимодействию, и когда есть возможность для интересного взаимодействия, дети обычно охотно отставляют гаджеты.

– На программе «Кот Шредингера» на радио «Комсомольская правда» вы с моим экс-редактором Евгением Арсюхиным обсуждаете с Максимом Скулачевым создание «эликсира бессмертия». Давайте представим, что мечты сбылись, чудеса свершились, люди обрели бессмертие. Что изменится в их сознании, мышлении и, главное, в подходах к образованию?

– Помню мечту еще школьных времен: остаться на неделю или месяц наедине с любимыми книгами и читать, читать. Запоем. К сожалению, с годами количество непрочитанного только растет! Когда мы обретем бессмертие, наконец появится время на то, чтобы радостно исследовать мир, посвящать себя всего удовлетворению любопытства. На настоящее образование! Ведь нельзя в человека впихнуть знания, пока у него нет в этом потребности, хотя школа пытается. Мы живем в страшной тюрьме времени. Крутимся как белки в колесе, пытаясь удовлетворить какие-то базовые потребности. Нам не до свободного поиска и познания мира, нужно выживать, жить мы не успеваем. Хорошо бы научиться тем или иным способом выбираться из тюрьмы времени, перестать спешить и вернуть вкус подлинной жизни!

– Периодически то входит в моду, то выходит из нее термин «трудные подростки»: от Макаренко и Сороки-Росинского до наших дней. Что он, с вашей точки зрения, означает? У вас были трудные ученики? А своих детей считаете трудными подростками?

– Чувствую свою некомпетентность в этом вопросе, ведь специалистами о нем написаны тонны литературы. Расскажу лучше историю из жизни. Еще в 1999 году я работал в Москве в одном из центров с трудными подростками – это была моя первая работа психологом. Там мне выдали видеокамеру, мы с ребятами должны были снимать фильм. Проект был сложный, большой. Идея не задалась. И подростки сами выдвинули встречную – снимать рестлинг, соревнования, где огромные бородатые и раскрашенные мужики с ревом бросаются друг на друга. Это получилось великолепно! Создали команды, придумали кричалки, ребята сами все сняли, распределили роли, отрепетировали «бои». Не знаю, насколько я им помог стать менее трудными, но мы отлично провели вместе время за творческим занятием, мне кажется, им этого не хватало.

По-моему, трудные подростки – это те, у кого не сложился роман с обществом. Для взрослых они трудные, потому что неудобные, делают, что не положено, или не делают, что положено, ведь именно на «нормализацию» обычно направлены усилия всего образовательно-воспитательного конвейера. А для самих ребят что значит быть трудными? Наверное, чаще всего то, что у них не складывается дружба со взрослым миром, и они уходят в свой мир. А я как представитель взрослого мира с ними дружил и показывал, что возможно такое очень интересное и продуктивное взаимодействие подростков и взрослых, основанное на совместных занятиях творчеством. Но как это повлияло на них в дальнейшем, я не знаю, не было возможности отследить результаты.

И со своими детьми я общаюсь не как с представителями социально-психологического типа «подростки», а скорее как с ближайшими друзьями, с людьми, мнение которых для меня важно, которые мне интересны. В этом общении у меня как-то не возникает идеи о подростковом возрасте как о специфическом периоде, к которому нужно особое отношение. Мои дети уже большие: дочери – 13, сыну – 19, но и когда они были маленькие, у меня не очень получалось относиться к ним как к еще недоделанным людям, которых я должен готовить к жизни. Даже в детском саду человек не готовится к жизни, а уже живет всерьез, и мы, родители, с детьми эту жизнь делим. Поэтому меня в отношениях с детьми больше волнуют не их оценки, а как нам вместе интереснее и продуктивнее провести время, тем более что у моих детей уже начинается самостоятельная жизнь, они все меньше времени проводят с нами.

– Бытует мнение, что в научных и научно-популярных кругах две проблемы: шарлатаны с хорошо подвешенным языком, вдохновенно излагающие чепуху, и косноязычные академики, знающие много, но не умеющие объяснять. Даже если это стереотип, как найти и соблюсти баланс между этими двумя крайностями?

– По моему опыту, это неверный стереотип. Если человек сам что-то понял, почему он не может это объяснить? Положим, меня интересует какой-то вопрос, ответ на который известен ученому, у которого я собираюсь взять интервью. Я думаю об этой проблеме, погружаюсь в нее, ученый видит мою заинтересованность, понимает, что я хочу разобраться. И тогда он расцветает от удовольствия и начинает рассказывать так, что его не остановишь! Ведь только один человек во всем мире знает эту тему лучше всех – сам ученый. И многие выдающиеся ученые современности блестяще рассказывают о том, что исследуют. Для меня неразрывны понимание и умение объяснить. Чтобы понять что-то и объяснить другим, нужно любить изучаемый предмет. А шарлатаны, да, иногда обладают хорошо подвешенным языком, но и компетентные люди не обделены умением говорить. Ну а я как журналист могу им помочь своим текстом, стараясь сделать его максимально ясным, выделить самое главное, задать точные вопросы.

– «Как полететь на Марс», «Город будущего», «Техника будущего», «Роботы и умные машины» – какая общая идея, концепция объединяет ваши книги? Да, они написаны для детей, но чем могут быть полезны взрослым?

– Есть идея, которая в детстве казалась очевидной, а сейчас вызывает большое недопонимание, – это идея прогресса. Идея о важности цивилизации, которая эволюционирует, становится сложнее, интеллектуальнее, гуманнее. Мои книги в основном посвящены одному аспекту этого развития цивилизации – эволюции технологического мира. Это такие оптимистические сценарии будущего, которое стало возможным благодаря высоким технологиям и отчасти уже существует в настоящем. Ведь как утверждал писатель Уильям Гибсон: «Будущее уже наступило. Просто оно еще неравномерно распределено». Возможно, главная идея, объединяющая книги, – прогресс цивилизации не просто возможен, он на самом деле происходит, а развитие технологий дает нам шанс на удивительное и светлое будущее. Эта простая идея сегодня совсем не очевидна, представления людей о будущем – сплошные антиутопии. Никто толком даже не понимает, к какому будущему стоит стремиться, придумать хорошую утопию во сто крат сложнее, чем антиутопию.

– Приведу в пример еще пару крайностей: искусственный интеллект вскоре захватит мир и превзойдет человека во всем vs искусственный интеллект – субстанция крайне примитивная, не обладающая потенциалом для быстрого развития. Где кроется истина? Какие профессии скоро станут уделом исключительно роботов, а на какие области стоит обратить внимание подрастающему поколению Homo sapiens?

– Детям стоит обратить внимание на свои человеческие качества, поскольку они будут востребованы исключительно как люди. Искусственный интеллект отвечает за способность решать интеллектуальные задачи, работать с большими массивами данных. Подлинно человеческие качества, такие как любовь, сострадание, интерес к собеседнику и способность к эмпатии, – это и есть преимущества людей, по крайней мере, в ближайшем будущем. Не могу представить себе искусственный интеллект, который бы чувствовал, как человек, не прожив человеческую жизнь. Возможно, будет создан робот, подобный Электронику, но его придется воспитывать как человека, он должен испытать телесные ощущения и душевную боль, должен иметь реальный человеческий опыт. Пока никто не воспитывает детей-роботов, можно быть спокойным: с подлинно человеческими делами справятся только люди!

– С ребятами из образовательного центра «Сириуса» вы создали «Путеводитель по будущему» – сборник фантастических рассказов. Каково же оно – наше долгожданное грядущее?

– Этот текст на самом деле называется «Путеводитель по мрачному будущему». По легенде этой игры, отправлять в будущее можно было только детей, мозг взрослых не выдерживает, и они должны были отправиться в любой год ХХI века, а потом написать отчет о том, что увидели. Ребята приносили свои работы, и 27 из 30 были просто мрачнейшими антиутопиями. У взрослых то же самое, я несколько раз участвовал в жюри конкурса фантастических рассказов «Будущее время», там буквально 9 из 10 рассказов – антиутопии: как люди превратятся в роботов и перестанут чувствовать, как хорошие герои предпочтут гибель бессмертию, как настанет экологический коллапс, а богатые заберут все продвинутые технологии себе.

В конце концов я понял причину этого: люди не чувствуют, что могут как-то влиять на будущее или контролировать его. Такое отношение мне удалось преодолеть в лагере «Океан», там мы неделю играли с парой сотен подростков в города будущего, которые создавали они сами, разделившись на семь команд-городов. Я лишь придумывал им разные внешние вызовы и проблемы, а ребята принимали решения, как развивать свои города дальше. И в такой игре, где будущее создается самими ребятами, а не наступает, конечно, все оказывается наоборот, возникли семь потрясающих проектов светлого будущего.

– Вы с семьей много путешествуете. Чему вас и ваших родных учит, что в вас воспитывает дорога? И вообще: образование и воспитание – процессы неразрывные и взаимо­связанные или «мухи от котлет» отдельно?

– Путешествие, если это, конечно, не поездка организованной группой, а настоящее путешествие, в котором ты сам пролагаешь маршрут и исследуешь мир, – это возможность вырваться из последовательности автоматизмов, окунуться в новую реальность, наслаждаться необыкновенной для обычной жизни свободой действий. Путешествие с семьей – тем более огромная радость и ценный опыт, ведь можно вместе решать все возникающие в пути задачи, обмениваться впечатлениями… Путешествия учат, что в жизни есть много хорошего. Можно надолго зарядиться позитивными переживаниями от такого совместного времяпрепровождения.

Что касается образования и воспитания, мне кажется, эти процессы неразрывны. Если образование – это просто усвоение набора знаний, само по себе оно имеет малую ценность. Для людей важно другое: уметь решать разные жизненные задачи – это умение должны формировать и воспитание, и образование. Мы становимся людьми, осваивая человеческую культуру. Ведь рождаемся мы обезьянками, пусть и очень милыми и умными, но без культуры обезьянами и останемся, не овладев речью и другими инструментами культуры. Это освоение культуры можно назвать и образованием, и воспитанием, но важно именно оно.

– Что бы вы от себя хотели пожелать нашим читателям?

– Уважайте детей. Они мудрые существа и замечают гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. Интересуйтесь их миром и мнением. Вы сможете узнать много нового!