Жить с включенной душой . Нет ничего хуже равнодушия к тем, кто воевал

«Мы, ученики Старо-Берикульской школы Кемеровской области, сегодня отправили в адрес московской школы № 823 четырнадцать платков. Благодарны Борису Семеновичу Павленко и всем ребятам за организацию необычной акции». «Пишет вам учитель истории из Кировограда, здорово, что начали эту акцию. Написал в несколько райцентров области, наша директор гимназии выступила на совещании. Рассказали об этой акции. К 20 апреля вышлем все платки».

Такие письма приходят в редакцию чуть ли не каждый день. Акция «Солдатский платок», о которой «УГ» рассказала 25 января этого года, вызвала огромный интерес. А разве могло быть иначе? Вспомните участников войны, предлагали ребята московской школы, укажите на платке фамилию, имя, звание, место сражения бойца, дату рождения деда, отца, родственника, соседа, знакомого… Все эти присланные платки ребята соединят в одно полотнище, пронесут по Поклонной горе и передадут в Музей Великой Отечественной войны.

Идея акции «Солдатский платок» проста до гениальности. Спасибо за нее учителю истории, заместителю директора 823-й школы Борису Семеновичу Павленко. Интересно, если уж редакцию наводняют письма со словами благодарности, то что творится в самой школе на северо-востоке столицы? И мы с фотокором Михаилом Кузминским отправились по знакомому адресу («УГ» является информационным спонсором акции «Солдатский платок»).

Борис Семенович Павленко, энергичный, подвижный, буквально ошеломил меня количеством выданной информации в течение получаса. Мне хотелось подержать в руках солдатские платки, почитать письма. Но меня уже ждала симпатичная Настенька Полосина с солдатскими треугольниками: «Борис Семенович просил показать вам. Мне их недавно передала мама от бабушки, теперь я хранительница фронтовых писем…»

Держали ли вы когда-нибудь в руках солдатские треугольники со штампиком «Просмотрено военной цензурой»? Ну разве я могла не перечитать с Настей каждый из них!

А в кабинете истории серьезная Таня Хомякова (именно такой я и представляла одну из самых активных помощниц Павленко) уже принималась за разбор очередной почты. Желающих ей помочь среди одиннадцатиклассников было достаточно. Но мальчишкам это ответственное дело – надо все бандероли аккуратно распечатать, записать в журнал, отобрать письма, требующие ответа, не доверили. Ребята остались на подхвате – принести, унести, сдвинуть столы.

– Девочки, а здесь еще и шоколадка! – восклицает Оля Долгушина.

– Ой, а это откуда-то издалека. Приморский край, город Артем.

– Ребята, послушайте, что нам пишут.

Таня, Оля и Настя бережно разворачивают свернутые листочки, разглаживают платки.

– Об этом платке нужно обязательно рассказать. А это письмо зачитать…

– Девочки готовятся к уроку. Сейчас пойдут в шестой класс. Мы ведь всю школу подключили к этому важному делу. Да что школу, родителей, своих близких «завели». У меня и сын, и невестка платки сшивают. Работы много, – поясняет Борис Семенович. – Девочки, сколько платков уже сшито?

– Тысяча шестьдесят девять, – отвечает Таня Хомякова.

– Возьмите меня на урок, – прошу я девочек.

– Обязательно, – улыбается строгая Таня. Настя и Оля согласно кивают головами. Они увлечены чтением письма. Я прошу первый листочек и не могу оторваться. Шесть страниц горьких воспоминаний и размышлений бывшей радистки, а ныне ветерана войны из Львова Валентины Васильевны Филипповой…

«Из войны я вынесла веру в неограниченные возможности человеческого духа. Убеждена, мир спасет доброта, а вовсе не красота. Сколько раз меня закрывали от пуль, спасали от смерти бойцы».

«Прошла я всю войну с включенной душой», – написала о себе Валентина Васильевна.

Включенная душа. Платок, присланный жительницей Львова, не имеет ни одного свободного местечка. Занят фамилиями, именами погибших близких, родных. Фотографии, тексты к ним, даты. Вся жизнь уместилась на холсте размером сорок на сорок сантиметров.

– Возьмем его в класс, покажем, – тихо перешептываются девочки. – А как быть вот с этими словами? «Если останешься живой, тебе будут завидовать, слышала я часто, – пишет Валентина Васильевна. – Завидовать? А разве мне, прошагавшей всю войну в одном звании, вернувшейся с наградами, не кричали вослед: пэпэжэ?! А я ведь не знала, что такое любовь и секс. Но кто из нас не обгажен, не оплеван, не осмеян».

– Можно я ей напишу, Борис Семенович? – слышу я тихий голос Тани Хомяковой. Славная моя девчушка, спасибо тебе!

Кажется, мы все знаем о войне, проходили в школе, изучали, читали книги. Даты, сражения, командующие армиями, герои, роль Сталина. А все ли мы знаем о человеке на войне?

Мой отец девятнадцатилетним пареньком попал в мясорубку под Харьковом. Оказался в плену в Германии. Оттуда вернулся в 46-м. Мог и не вернуться. В местечке Кляйнциммер (единственное название, врезавшееся в мою память) их осталось немало, наших военнопленных. В 1997-м я побывала там, постояла у плиты с надписью «Здесь покоятся русские военнопленные, погибшие вдали от Родины». Ни одной фамилии на той плите…

О тех двух с половиною годах в плену отец почти не рассказывал. Наверное, берег нас. От чего? Еще до перестройки я как-то засобиралась в турпоездку за границу. В одной из многочисленных анкет наткнулась на строку о репрессированных и военнопленных родственниках. Нужно было указать: где, когда попал в плен родственник и место нахождения в плену. Тогда и пришлось спросить отца. Его долгого молчания я не забуду никогда. И тех слов: «А может, дочь, тебе не писать про меня? Не знаешь, и все».

Беспамятство наше – страшная вещь. Однажды за праздничным столом у отца вырвалось: «Знайте, дорогие мои, что в плену мне было легче умереть, чем жить. Жить, не подличая, не продаваясь за пайку хлеба. Запомните, дети мои, есть вещи поважнее собственного живота». У отца я многому научилась, учусь и сейчас. Особенно в трудные минуты. Но как мало я успела узнать о нем! Так и осталось для меня загадкой, почему долгое время в нашем доме звучал тост «Выпьем за Родину, выпьем за Сталина, выпьем и снова нальем». Я не хочу ничего домысливать сама и слушать объяснения политологов, психологов, маститых телеведущих. Я должна была услышать это от отца. Не успела.

Ну почему мы должны стыдиться своего прошлого? Что же с нами сделали, если мы позволили глумиться над ветеранами? Почему мы не умеем все делать вовремя – благодарить, расспрашивать, согревать? Может, наши дети будут умнее нас? С такой надеждой я брала в руки записи ребят 823-й школы о встречах с фронтовиками. Как же порадовала меня десятиклассница Светлана Кондратьева. Она все пыталась расспросить своего деда о войне, но тот мало что помнил, был совсем маленьким. Пересказал внучке все, что слышал от своих родителей, а потом сдался. Раз тебе так это надо, поедем к другу на дачу. Он дневники о войне пишет. И Светлане удалось собрать потрясающий материал. Николай Николаевич Самохин поведал ей такие яркие подробности из военной жизни и быта жителей Подмосковья (ни в одном учебнике не встретишь). Работа Светланы Кондратьевой называется «Прощай, детство». Хранится она в кабинете истории. Может, удастся когда-нибудь издать все эти бесценные материалы? Думаю, в книге хватит места для историй, связанных с акцией «Солдатский платок».

Жительнице Санкт-Петербурга Людмиле Васильевне Пожидаевой для ее платка понадобилось бы огромное число метров холста, чтобы уместить все фамилии. Если бы они были известны. Людмила Пожидаева – одна из немногих уцелевших в августовском аду 1941 года на станции Лычково Новгородской области. Сколько детей погибло тогда? Цифры назывались и называются разные – от трех тысяч до ста девяноста тысяч. Тогда немецкая авиация разбомбила состав с детьми. Их вывозили из Ленинграда в безопасное место, а привезли в самое пекло. Людочке Пожидаевой тогда было 6 лет. Спешную эвакуацию детей от пяти до четырнадцати лет из города на Неве историки назовут роковой ошибкой. Роковая ошибка. Останки детей местные жители собирали по всей округе. Хоронили в общей могиле. Долгое время лычковская трагедия была окутана завесой молчания. Впервые СМИ заговорили о ней 61 год спустя. Тогда в программе ТВ «Доброе утро» прошел сюжет о смиренном служении трех лычковских женщин, ухаживающих за братской могилой. Заговорили сразу о строительстве памятника. Вопрос решался на федеральном уровне. В Лычковский совет ветеранов пошли денежные переводы. И московские скульпторы отец и сын Бургановы быстро соорудили памятник. Сказать, что он разочаровал лычковцев, значит ничего не сказать. Но дело было сделано. Однако и разбуженное общественное мнение чего-то стоит. В мае этого года в Лычково установят другой памятник. Его безвозмездно изготовил волгоградский скульптор Виктор Фетисов.

Таня Хомякова, рассказывая мне эту историю, волновалась, не упустила ли чего. Вырезки из газет, фотографии памятников, письма и платок ленинградки.

– Новый памятник, правда, ведь изящнее, величественней, – убеждала меня Таня. Верю, Танюша.

Нет ничего на свете хуже равнодушия и неблагодарности к тем, кто жил до нас. Это не мои слова. Так написала в работе, посвященной лычковской трагедии, Таня.

Удивительно, как бывший вожатый «Артека» Павленко сумел за три года развернуть детей, включить их души. А впрочем, чего удивляться? Мастерство воспитателя, высочайший профессионализм ему дала школа «Артека». Школа, которую мы потеряли…

– Мои дочка с зятем вышили солдатский платок, – сказала мне на прощание Галина Николаевна Першанина, – директор 823-й школы. Мой папа – участник войны. Удивляюсь, что же я никогда его не расспрашивала о войне. А надо.

Надо, конечно же, надо, Галина Николаевна. Нам всем надо учиться жить с включенной душой.

Михаил КУЗМИНСКИЙ (фото)

Интересно, какой длины будет солдатский платок, размышляют ребята