Лейла Каурцева пропала среди бела дня. Вышла погулять с 4-летней сестренкой, пообещала, что побродят по огороду, дальше не пойдут. Когда маленькая Альбина вернулась одна, мать лежала на диване, как обычно. Маленько поворчала – мол, где шляется старшая, пожрать бы сварила. Лейла в свои 8 лет была девочкой самостоятельной. Только к ночи, когда пора было уже ложиться спать, мать спохватилась. Оббежала соседей. Но нет, Лейлу никто не видел. Телефон найти в маленькой деревне трудно – даже в школе его нет. До центральной усадьбы Андреевки идти 10 километров. Тяжело, сыро, грязно. Обратилась Каурцева в милицию только утром, когда, проснувшись, обнаружила, что дочь так и не вернулась с прогулки.
Как сквозь землю
Поиски девочки продолжались пять дней. Милиционеры Омского РОВД прочесали окрестности, заглянули под каждый кустик. Тщетно – Лейла как сквозь землю провалилась. Не помогли и кинолог с собакой. Опросили не только каждого жителя поселка, но даже приезжих – вплоть до водителей рейсовых автобусов. Мало ли, ребенок все-таки, вдруг потянуло в город. Тем более что дома Лейле жилось несладко.
Обнаружили ее случайно. Оказалось – не сквозь землю провалилась. Во дворе дома Каурцевых, возле забора, находится старая выгребная яма. Труба сантиметров 60, на метр уходящая в землю. Под ней – полутораметровый бассейн, куда прежде стекали канализационные отходы из дома Каурцевых. Больше года ямой уже не пользовались – накрыли старыми досками. 28 марта, когда пропала Лейла, она была еще завалена снегом. 3 апреля подтаяло. Соседка, хлопотавшая в своем дворе, через прорехи в заборе заметила, что в яме, практически доверху заполненной весенней водой, синеет какая-то большая тряпка. Удивилась – туда давно ничего не сбрасывали. Еще не подозревая, какое страшное открытие ждет, позвала мужа. Тот взял шест, подцепил тряпицу… Крепкий мужчина не смог удержаться, чтоб не завопить в голос…
По словам следователя прокуратуры Омского района Кирилла Наумова, имел место несчастный случай. Из заключения медицинской экспертизы следует, что смерть наступила в результате переохлаждения. Вероятнее всего, забыв о существовании выгребной ямы, Лейла ступила на находившиеся под снегом старые доски. Гнилой настил не смог выдержать веса худенькой восьмилетней девочки. Ребенок оказался в ледяной воде. Намокшая одежда выбраться не позволяла. Умирала Лейла долго. Кричала она или онемела от ужаса? Может быть, даже не пыталась, зная, что мама все равно не бросится на помощь. Просто не услышит – 26-летняя Юлия Каурцева редко слышала своих детей. До дома было всего четыре метра…
Обитателей поселка эта чудовищная смерть повергла в настоящий шок. Казалось бы, подобная трагедия могла бы произойти с кем угодно. Но произошла именно в семье Юлии Каурцевой. И андреевцы не склонны считать гибель Лейлы случайностью. «Рано или поздно что-то подобное у них должно было случиться. Приезжайте, поговорите с людьми, посмотрите, как они живут, – и вам все станет ясно». Так мне сказали по телефону.
До похорон Лейлы в семье Каурцевых было четверо ребятишек – мал мала меньше. Самой младшей, Заире, – два года с небольшим, Альбине стукнуло четыре, Артуру шесть. Лейла была бедой и выручкой семьи. Попрошайничала, подворовывала, чтобы прокормить троих младших.
Дети как средство заработка
В поселок семья перебралась из города в 2000 году, продав благоустроенную квартиру и купив в деревне небольшой домик. Детей тогда было трое, четвертый родился здесь – тогда с ними жили еще сестра и гражданский муж Юлии, отец троих ее детей. Имя родителя Лейлы женщина уже и не помнит. Младшая сестра Юлии работала, но денег на всех не хватало. Жили на ту разницу, что получилась в результате обмена квартир – тысяч 400. Потом деньги иссякли, и домик продали, купив взамен него уже крошечный домишко. После чего папаша благополучно исчез вместе с деньгами – наверное, к себе на родину подался, в Дагестан. Сестра тоже приняла решение уехать – на заработки в Ханты-Мансийск. Юлия осталась одна с четырьмя «ртами» на руках. На иждивении у собственных детей – доход семьи состоял только из их пособий.
– Поначалу ничего страшного как будто и не было, – рассказывает Татьяна Ананьева, директор Андреевской начальной школы и соседка Каурцевых, которая первой забила тревогу. – Живет и живет большая семья. Мы как-то на них и внимания не обращали. Тем более что люди они на характер тяжелые, замкнутые, мало с кем здесь общались, детей со двора не выпускали… А уж когда исчез сожитель Юлии, уехала на заработки ее сестра, ребятишки забегали по поселку, выпрашивая что-нибудь поесть. Лейла придет: «Дайте картошечки». «А зачем?» – «Суп варить буду». Мы, конечно, давали – кто картошки, кто луковицу, кто что… Помогала, чем могла, и сельская администрация, выделяла деньги, продовольствие. Поначалу мы и мать жалели, думали, все-таки тяжело ей одной прокормить четверых. Потом узнали, почему дети побираются. Она запросто бросала их одних, сама уезжала куда-то на сутки, а то и на двое. Куда – уж не знаю… А дети сидели голодными. Да даже если бы сытыми – ведь все, что угодно, может случиться с малышами без присмотра. Сколько раз мы пытались с Каурцевой поговорить. Мол, устраивайся ты на работу, все какие-то деньги будешь получать. Предлагали ей быть санитаркой в доме-интернате – тут, поблизости. Так ничего и не добились. Одна отговорка: если я пойду работать, кто будет смотреть за детьми? Правда, не в администрации, а кому-то из соседей сказала: что это я буду горбатиться за жалкие полторы тысячи? Если б она действительно смотрела за ребятишками… Лейла в этом году пришла ко мне в первый класс. Вы не представляете, насколько приспособлен к жизни был этот ребенок. Она лучше матери умела позаботиться о своих младших. В школьной столовой, к примеру, дают печенье с чаем. Сама не ест, сложит в кармашек, отнесет после уроков сестренкам и брату. Но разве накормишь печеньем? Девочка даже воровать начала потихоньку. В магазине, если кто зазевается, стащит что-нибудь. Люди на это закрывали глаза. Понимали, не от хорошей жизни ворует, да и не для себя одной.
Если бы Юлия любила выпить, все было бы проще и понятней. 16 февраля в дом Каурцевых приезжала специальная комиссия из райцентра. Вопрос о лишении Каурцевой родительских прав андреевская администрация поднимала не раз. Юлия плакала – куда же я без своих кровиночек? Ее жалели. Тем более что сама выросла без родителей – отец где-то сгинул, мать от детей отказалась, сдав троих малышей в интернат. Брат Юлии до сих пор там и живет.
Но Каурцева не пьет. Вот поесть любит вкусно, наряд себе купить, музыку послушать – в ее полупустой развалюхе среди грязи и мусора глянцевыми боками блестит новенький музыкальный центр. Как выяснилось, деньги у Юлии бывали – присылала сестра с Севера. Немного, но хватило бы, чтобы не отправлять Лейлу попрошайничать. Говорят, в местном магазине мать голодающих ребятишек покупала иной раз «штучные» деликатесы – их сюда завозят редко, все равно мало кто берет. Правда, до дому их не доносила. Деньги и продукты уходили, как в яму…
Беда без выручки
– Как врач я частенько посещаю этот дом, – говорит местный фельдшер Галина Валентиновна Глазунова. – Всякий раз ужасаюсь тому, в каких условиях живут дети. Мать дома заставала редко. Зашла не так давно – ее опять нет. В комнатах грязь и разруха. Из еды – 5 картошин в ведре. Дети ничего не просят, но вижу – голодные. Дала Лейле немного денег. Та сбегала в магазин, купила лапши…
За день до гибели Лейлы несчастье случилась с самой младшей, Заирой. Поставив на плитку кастрюлю с водой, мамаша удалилась в комнату почивать, как обычно. Когда она оставалась дома, ее одолевала тоска. Хотелось красивой жизни. Слушала музыку и мечтала, не обращая внимания на надоевшие просьбы детей. С голодухи Заира полезла посмотреть что там – внутри заветной кастрюльки… И опрокинула кипяток на себя. Мама не бросилась в больницу. Про загноившиеся раны дочери сообщила, когда скрыть стало невозможно – слишком много людей вертелось в доме. Лейла даже своей смертью помогла сестренке – неизвестно, какие последствия имела бы незалеченная травма.
– Когда Юлия с дочерью лежала в ожоговом центре, оставшиеся двое ребятишек попали ко мне на осмотр, – рассказывает фельдшер. – У Артура отрасли космы едва ли не до плеч. Я решила его подстричь и ужаснулась. На голове у парнишки оказалось двенадцать глубоких шрамов. «Откуда это у тебя?» – спрашиваю. «А, мамка палкой бьет». Заступается: «Она не злая, просто мы ей мешаем».
Шестилетний Артур объяснил то, что не могли понять взрослые. Дети мешают Юле красиво жить. Ей, выросшей в чужих стенах, хочется всего. И сразу – она привыкла жить на иждивении у государства, у чужих людей. Они, конечно, виноваты перед ней – не спасли от сиротства, не научили трудиться. А главное – не подали счастье на блюдечке. Юлия привыкла жить за чужой счет. И не очень задумывалась, что это уже счет ее детей. После похорон дочери ее не лишили родительских прав. Предложили другой вариант – отдать ребятишек в интернат, на время, пока не устроится на работу. Она засомневалась, услышав страшное слово «работа». Когда инспектор по правам ребенка уточнил, что детские пособия она будет получать по-прежнему регулярно, Каурцева легко согласилась расстаться со «своими кровинками».
Денег на похороны дочери мать не нашла. С музыкальным центром расстаться не захотела. Помогла сельская администрация, люди принесли, что могли: деньги, продукты. А как иначе? Девочка ничего, кроме голода и холода, в жизни не видела. Хоть похоронить по-человечески… Лейла выросла, как в яме, без света любви. Не ребенок, а средство заработка. Может быть, страшнее выгребной для нее была другая яма – яма безразличия. Та, что у ее матери вместо души.
Как бы ни было тошно, в конце концов я заглянула в дом Каурцевых. Навстречу выскочил Артур.
– Мама, к тебе пришли.
Юлия, как мне показалось, была готова к встрече.
– Из газеты? Проходите, я уже знаю о вас.
Она говорила. Как будто выучила речь. Она каялась. Как будто репетировала заранее. Она плакала – как будто искренне. Наверное, она любит детей. По-своему. В конце концов и деньги многие любят от всей души. Теперь у Юлии их будет меньше…Осталась только беда, выручки от Лейлы больше не будет…
Наталья ЯКОВЛЕВА
Комментарии