На чтение: ≈ 5 мин.Недавно на заседании президиума Общества русской словесности глава Рособрнадзора Сергей Кравцов представил результаты обязательного устного экзамена по русскому языку в девятых классах. Так вот, 30 процентов девятиклассников не справились с заданием по составлению устно-речевого высказывания на заданную тему. 60 процентов допустили те или иные речевые ошибки.
В начальных классах 56 процентов детей имеют речевые нарушения – эти данные не так давно привела министр просвещения Ольга Юрьевна Васильева на заседании межведомственной группы по русскому языку.
Традиционно за формирование языковой личности отвечает школа. Так зафиксировано в государственном образовательном стандарте. Однако речевые нарушения возникают не в школе, а в дошкольном периоде, в раннем детстве. Поэтому мне представляется крайне важным поднять вопросы доступности логопедической помощи всем нашим детям.
Проблема состоит в том, что за последние 15 лет система логопедического сопровождения из обязательной, доступной и качественной превратилась, по сути, в редкую и элитарную услугу.
Сначала Болонский процесс изменил систему подготовки кадров. Логопед из междисциплинарного специалиста, владеющего основами медицинской диагностики, знаниями психологии и физиологии, умением корректировать нарушения речи, сегодня превратился исключительно в педагога. Из учебного плана подготовки логопедов исключены практически все медицинские и физиологические дисциплины. В результате современный логопед в полной мере диагностикой не владеет.
Второй момент – из штатных расписаний детских поликлиник исключена должность учителя-логопеда: логопед как учитель, оказывающий образовательную услугу, не может работать в учреждении здравоохранения. Но это привело к тому, что теперь не проводится обязательная логопедическая диагностика, которую ранее проходил каждый ребенок в 1 год, в 3, 5, 7 лет. Это позволяло своевременно выявить и скорректировать речевые нарушения. А сейчас многие родители только в начальной школе вдруг узнают, что у ребенка есть проблемы с развитием речи.
Это может быть, например, несформированность фонематических процессов: школьник на слух не различает некоторые звуки родного языка, а значит, не может корректно обозначать эти звуки буквами. Поэтому при письме и чтении у него возникают специфические нарушения – дисграфия, дислексия, которые приводят к низким отметкам по русскому языку и становятся барьером для усвоения других предметов.
Наконец, оптимизация образовательных организаций. Погоня за цифрами, за критериями эффективности привела к тому, что логопеды стали восприниматься как единицы штатного расписания, которые нарушают нормативное соотношение количества детей на одного педагога. И сегодня у нас в лучшем случае на дошкольное отделение и на начальные классы в штате учреждения есть один, два или три логопеда – при потребности не менее 10‑15 человек.
В итоге те дети, которые выросли без логопедической помощи, сегодня доросли до того самого ОГЭ по русскому языку. Уверена, что результаты этого экзамена не должны рассматриваться как показатель некачественной работы учителей русского языка и литературы: ребенок с речевыми нарушениями требует особой системы обучения и сопровождения.
Скоро эти ребята дорастут и до ЕГЭ, и это тоже определенные риски, которые нужно учитывать.
Думаю, что сейчас в рамках национальной программы «Десятилетие детства» и других приоритетных программ в сфере образования необходимо вернуть доступность и обязательность логопедической диагностики и коррекции нашим детям.
Выбор читателей
Комментарии