Валентина ТАЛЫЗИНА приехала в родной Омск, чтобы лично представить землякам свою биографическую книгу «Мои пригорки, ручейки». На сцене театра драмы народная артистка России читала стихи, пела, отвечала на вопросы зрителей.
– Что я помню из детства? Мы жили в Омской области, в Борисовском зерносовхозе, и однажды мама решила, что мне пора «набираться культуры» – отправляла летом в город на месяц к родственникам. Каждое утро я выходила из дома и шла в кино, где начиналась удивительная жизнь. По дороге туда-обратно съедала восемь-девять порций мороженого. Вот это и была вся моя культура.- Валентина Илларионовна, а вы ведь хотели когда-то быть историком. Как получилось, что стали актрисой?- Историю любила и люблю до сих пор. Особенно российскую. На истфак педагогического института не прошла по смешной причине – завалила географию. Подвела самоуверенность: историю сдала с блеском, все остальное казалось мелочью. Подала за компанию с подружкой документы на экономический в сельхозинститут. Надо было куда-то поступать, хотя мне кажется, я всегда хотела быть артисткой. Моя первая учительница в Борисовской сельской школе Софья Марковна заметила меня во втором классе, когда я заявила, что прочитала всего «Евгения Онегина». Попросила продекламировать отрывок. Потом стала приглашать к себе домой – в такой же барак, в каком жила и наша семья. На стульях рассаживались Софья Марковна, ее мама и еще человека четыре, я взбиралась на огромную печку и самозабвенно читала им сказки Пушкина. Будто я на сцене, а они зрители. Это были первые опыты чтения стихов на публику, сейчас декламация – мое любимое занятие. А одноклассники не могли понять, что я делаю у Софьи Марковны. Думали, бегаю стучать, ябедничать… Мальчишки подловили однажды вечером, отлупили. Не столько били, сколько снегом засыпали, я ничего не видела, не слышала от ужаса. Тогда решила, что быть актрисой, видимо, это не мое. Охота выделяться надолго пропала. Но в сельхозинституте была драматическая студия, и мечта о театре в душе снова затеплилась. Хотя первое выступление на большой сцене Омского драмтеатра провалила. Я была уже «звездой» сельскохозяйственного института, и мне дали прочитать стихотворение на слете студентов – про Ленина, Сталина и комсомол. Я вышла на сцену… и на середине стихотворения забыла текст – хоть убивай меня на месте. И все же после второго курса экономический факультет бросила, поехала поступать в ГИТИС.- Это было трудно?- Это было невозможно! Так мне московские родственники и сказали. Мама плакала, глядя на свою близорукую дочь-провинциалку с деревянным чемоданом. И все-таки у меня все получилось. В 9 утра убегала в институт, в 11 вечера бежала обратно, ела через раз, но была абсолютно счастлива. Эйфорию портил говор, от которого надо было избавляться. Мы ж как в Сибири привыкли? Вместо любой гласной – звук «ы» на все случаи жизни. Весь первый курс я только училась говорить. С тех пор человек для меня в первую очередь – это его речь. Голос – звук души, я абсолютно в этом уверена. И когда меня спрашивают, легко ли я отдавала свой голос героиням картин «Ирония судьбы…» и «Долгая дорога в дюнах», говорю, что его без души подарить невозможно!- Что для вас важнее: театр или кино?- Театр, конечно. Именно поэтому, как поступила после ГИТИСа в 1958 году в Театр имени Моссовета, так там и работаю. Я застала корифеев сцены – Веру Марецкую, Валентину Серову, Варвару Сошальскую-Розалион, Серафиму Бирман, Ирину Анисимову-Вульф. Память о них золотыми буквами запечатлена в моем сердце. Больше всего любила Фаину Георгиевну Раневскую – ловила взгляды, жесты, училась. Столько она мне важного сказала об актерской профессии! Благодаря ей я поняла, что нужно не актерствовать на сцене, а играть. По молодости я часто опаздывала на репетиции и вечно врала. А теперь, говоря обо мне, подчеркивают: «Талызина – эталон дисциплинированности». Вот так они меня выучили, что нет ничего страшнее, чем опоздать на репетицию, не говоря уже про спектакль. Я всегда считала, что мне повезло с театром, и вообще я театральная актриса. Но есть фильм на все времена – «Ирония судьбы, или С легким паром!». После него ко мне подходили и спрашивали: «Вам говорили, что вы похожи на артистку Талызину? И голос, главное, похож». Это я к вопросу о популярности. В 115 фильмах сыграла, а все помнят голос. Однажды была в магазине «Кухни», писала заказ, сколько полок мне нужно, кассир спрашивает: «Я вас где-то видел». «Не знаю», – отвечаю. Он опять: «Я определенно вас видел». Я отрицаю. Продавец опять за свое: «А вы у нас на кассе не работали?» После «Зигзага удачи» меня часто спрашивали: «Слушайте, вы же хорошенькая женщина, как вы позволили себя так изуродовать?» Увы, никто меня специально не уродовал. Просто не гримировали.- Вы как-то говорили, что главная творческая удача первых актерских лет – работа с режиссером Юрием Завадским.- И сейчас говорю, что это великий режиссер, рыцарь театра. Мы не просто у него играли, мы жили! Для спектакля «Петербургские сновидения» по «Преступлению и наказанию» Федора Михайловича Достоевского я разыскала в архивах материалы о жизни жены писателя Анны Сниткиной. Изучила привычки, манеры.- Как вы опять вернулись к Достоевскому?- Владимир Хотиненко пригласил в сериал про Достоевского на роль Александры Федоровны Куманиной, тетки писателя, которая его и воспитывала. В свое время я изучала творчество Ивана Бунина, Сергея Дягилева, Анны Барковой, Зинаиды Гиппиус… Но Достоевский – это Достоевский, с ним никто не сравнится.- Вы ведь и сами пробовали себя как сценарист?- Скорее как историк. Люблю Бунина, прочитала о нем, наверное, все, что есть в библиотеках и архивах. Как-то хотелось все это использовать. Написала сценарий, а потом сыграла главную роль в телефильме «Женщины в жизни Ивана Бунина». Режиссер Анна Шишко снимала его на виллах Бельведер и Жанетт, где долгое время жил и работал Иван Алексеевич. Тяжелая роль оказалась. Жена Бунина, Вера Николаевна Муромцева-Бунина, все терпела, принимала его таким, какой он есть. А он был любвеобильным. Одну ее фразу никогда не забуду: «Раз Яну (так она назвала мужа) хорошо, пусть будет так». Наверное, такое у нее было счастье. Для каждого оно свое.- А для вас?- Может, надо любить и быть доброй? Тогда всем – и самой, и окружающим – легче жить.- Валентина Илларионовна, а ведь вы еще и певица…- Мне везло с учителями. Во втором классе, когда я спела на школьном утреннике, меня почему-то раскритиковали. Кто, уже и не помню, но обиделась сильно. Тогда Софья Марковна, моя первая учительница, и стала меня хвалить за чтение стихов. Артисткой себя чувствовала, а петь боялась. И в ГИТИСе боялась, если бы не мой педагог по вокалу Галина Рождественская – что-то она во мне услышала, убедила попробовать. И получилось. Хотя не сразу, да. Во многих фильмах я пою романсы, к слову, являюсь их первой исполнительницей. Например, «Колыбельная» в фильме «Долгая дорога в дюнах». Романс «Слоники», который мы со Славой Невинным поем в картине «Безумный день инженера Баркасова», композитор Марк Минков написал специально для нас. До сих пор поражаюсь, что мой голос подошел для картины «Ирония судьбы». Это была очень ответственная работа, и мне удалось выполнить ее достойно. Говорят, я сыграла то, что недоиграла Брыльска. Вот эту ленинградскую учительницу, которая всю жизнь была любовницей, и у нее ничего не происходило в личной жизни, и она надеялась выйти замуж за Ипполита – Яковлева. И свалилась на нее эта ночь с Мягковым. Обрушилась, как дар свыше. Мне, кстати, Мягков когда-то очень нравился… Потом многие стали говорить, что я могла бы сыграть эту роль сама. Но Эльдар Александрович меня даже не пробовал. Людмилу Гурченко пробовал, Алису Фрейндлих, Ларису Голубкину. Восемь проб сделал Светлане Немоляевой. Но много позже признался, что в «Иронии судьбы» Талызина сыграла половину роли. Ну да, с точки зрения режиссера и зрителя, это действительно полроли – голос за кадром. А для меня это целая роль. «Иронию» я не смотрю, я ее только слушаю. Мой любимый кусок – когда летит самолет и мы с Мягковым читаем стихи. Озвучивать этот эпизод было непросто. Да и присутствие Рязанова на меня действовало. Когда он находился рядом, я не могла так сразу, с ходу, взять конец строки, ударение, паузы.- Как вам вообще работалось с Эльдаром Александровичем Рязановым? Он требовательный режиссер?- Хорошо работалось. Хотя, конечно, он требовательный, как истинный талант. Однажды, правда, случилась история, которую я описала в книге. В фильме «Зигзаг удачи» мне посчастливилось играть вместе с Женей Евстигнеевым и Жорой Бурковым. Эльдар Александрович решил снимать зиму в самую холодную ее пору – в феврале. Работали в две смены! Рязанов хотел сэкономить время и деньги. Мы, актеры, сильно мерзли и во время долгожданных перерывов, конечно, «грелись». Евстигнеев охотно делился водкой, которую ему приносили друзья, со всей съемочной группой, но в основном пили он, я и Бурков. Нас даже в шутку за глаза стали называть «звено Евстигнеева» – как в хоккее. Было весело: мы балагурили, травили анекдоты. Расслаблялись как могли, но без пошлости. Естественно, вскоре до Рязанова дошли слухи о том, что мы выпиваем. Тогда Эльдар Александрович собрал нас у автобуса и сказал: «Всех вас ненавижу! Не знал, что вы так плохо ко мне относитесь. Каждому напишу открытое письмо в театр, по «телеге» отправлю». Он укоризненно посмотрел на Евстигнеева: «Женя, я не мог сейчас выбрать ни один трезвый дубль!» Потом ко мне повернулся: «А ты, Талызина, вообще монстр!» Сказал и ушел, а в группе гробовая тишина повисла… А на следующее утро мы продолжили съемки. По-прежнему было очень холодно, и природа, что называется, взяла свое! Пришлось прятаться, вести себя более сдержанно. Как-то доснимали. И ведь картина получилась удачной. Когда впервые увидела ее на экране, поняла: классика!- Это правда, что вы развелись с мужем из-за его пьянства?- Было такое. Он художник, теперь известный – Леонид Непомнящий. А тогда я с ним не спилась только потому, что мой организм пятую рюмку уже не принимал. И потом, у меня были мама, дочка… Он уехал в Мексику, женился, и новая жена сделала то, что я не смогла – отучила его от пьянства. Ксюше было пять, когда он уехал. Вернулся, когда дочка уже стала взрослой, они подружились. Я ведь сама безотцовщина, зачем бы мне мешать их общению? Она умная и красивая, сама знает, как жить. Вот взяла и тоже стала актрисой, хотя я и не хотела этого. Она, правда, уже Хаирова. Зато Настя, внучка, носит мою фамилию. Ей 14, и она занимается балетом.- Какая поэзия по-настоящему задевает вас за живое?- Меня иногда спрашивают: «Вас не смущает, что вы читаете мужские стихи, например Арсения Тарковского?» Нет, не смущает. Но я читаю и женские. Пять лет назад познакомилась с алтайской поэтессой Натальей Николенко. Филолог по образованию, она всю жизнь работала в конструкторских бюро, всю жизнь писала, всю жизнь не издавали… На Шукшинских чтениях в Барнауле подошла ко мне скромная женщина, протянула свою тетрадку. Я прочла. У нее как будто написано обо мне:И где простор передо мной простерт,Где за готовность к самоотреченьюМне приоткроют смысл и назначеньеИ бросят, потрясенную, в костер.Я задохнулась от ее стихов. Теперь читаю их всегда и везде, даже на канале «Культура».- Что для вас сцена?- В моей книге есть фраза: «Некоторые говорят, что сцена – это наркотик. Нет, сцена – это взлет, но чтобы взлететь, надо еще что-то, кроме ремесла». Я потому и согласилась принимать госэкзамены на факультете культуры и искусств Омского государственного университета имени Достоевского, что надеюсь увидеть взлет…
Комментарии