Bоенный клинический госпиталь. Здесь в каждой палате – по герою. Неважно, что их имена неизвестны. Они совершают один подвиг на всех – борются за собственную жизнь. Борются, потому что хотят оставаться летчиками, моряками, танкистами… Вот уж где праздник – не пустая формальность. Молодые и старые – они все защитники. Особенно молодые. Им болеть труднее всего. Слишком много неосуществленного.
Я решила – пусть моим сегодняшним героем будет юный матрос Руслан Колесников. Ему еще нет 20 лет. Он успел прослужить полтора года на Камчатке. Успел помечтать о дальних плаваниях. Успел поносить тельняшку. Я так говорю потому, что отныне карьера военного ему противопоказана – комиссован по состоянию здоровья. У Руслана очень тяжелое врожденное заболевание почек. Вот ведь как получается: кто косит от армии, неминуемо попадает в казарму. А кто “рвется в бой” – вынужден лежать на больничной койке. Непоправимая ирония судьбы.
Руслан никогда не давал интервью. Смутили его и наши неожиданные подарки. Поэтому разговорить его оказалось непросто – видимо, боялся сболтнуть лишнее. Но все-таки кое-что о себе он рассказал:
-…Помню, собрали нас на приемном пункте 25 человек и говорят: “Нести службу будете на Камчатке. Кто не хочет, может отказаться”. Поехали все как один. Я хоть и рассчитывал служить поближе к дому, где-нибудь в Саратовской области, отправился не раздумывая… А другу писал: “Если можешь откосить – откоси”.
– А мама? Она была не против? Ведь сейчас так много пишут и говорят о “дедовщине”. Не страшно было?
– Вот что больше всего ненавижу, это когда люди, не имеющие представления о службе, начинают говорить о “дедовщине”. Особенно когда ребята, казарму и в глаза не видевшие, пугают тех, кому повестка пришла. Ну для чего это надо! “Дедовщина” страшна первые полгода. Главное – не подчиняться, выдержать. Как себя поставишь в первую неделю службы, так дальше и пойдет. Пусть эти “деды” тебя лупят, ты крепись. Зато потом они тебя уважать начнут.
– Отец, наверное, тобой гордится.
– Я отца своего не помню. Родители развелись, когда мне было три года. Кажется, он был шахтером. Меня мать вырастила.
– Значит, хорошо она тебя воспитала, раз ты сдал этот “норматив”. Может быть, посоветуешь что-нибудь нашим читателям? Как мальчишек учить, чтобы они побоев не боялись?
– Как учить? Знаете, честно скажу, если парень собирается служить, его лучше воспитает улица. Школа учит детей добру, а в армии правят жесткие законы. Хуже всего приходится домашним пацанам, тем, кто к ласке привык, к пониманию. Ох, как у них психика ломается. А мне что? Я же не маменькин сынок. Я был дворовым мальчишкой, шпаной. Соседи говорили: “Тюрьма по нему плачет”. А мне это помогло. Все твердят: “Дедовщина” пришла в армию с зоны”. Да брехня это все! “Дедовщина” пришла с “гражданки”: в школе, в лагерях, в общагах она в порядке вещей. Я считаю, если хотите с этим бороться, начинать надо с детского садика.
– Руслан, как ты думаешь, армия тебя сильно изменила? Что-нибудь в тебе “перевернулось”?
– Да. Я многое понял. Например, раньше для меня было загадкой, почему так происходит, что вначале бьют тебя, а потом ты так же поступаешь с другими. Теперь мне это ясно, как день. Просто накапливаются обида и злость, не на ком ее разрядить. Достается самым беззащитным.
– Какие качества в армии ценятся больше всего?
– Молчаливость. Язык надо за зубами держать. Ничего не вижу, ничего не знаю – вот главное правило. Стукачей даже командиры не любят.
– Ты уважаешь своего командира?
– Да, мне очень повезло с начальством. У нас классный штурман. Он многое повидал. Спокойный такой…
– А ты бы хотел стать героем?
– Нет. Для чего? Ни слава, ни деньги меня не интересуют. И вообще, меньше знаешь – крепче спишь.
– Что ты имеешь в виду?
– А то, что надоело все. Хочется спокойствия, тишины. Знаете, у нас на Волге есть заброшенная деревня – два-три дома, не больше. Я как женюсь, перееду туда. Буду заниматься фермерством. Ничего больше не надо.
– Ты давно в больнице?
– Пятый месяц. До этого лежал во Владивостоке и под Москвой. Все это время только и думаю, как жить дальше. Хотел быть военным, даже подумывал остаться на Камчатке. Теперь об этом надо забыть. Ума не приложу, что делать, где работать. Учиться – дорого. Просто не знаю, куда податься…
– Тебе страшно?
– Может быть. Страшно еще и потому, что в душе у меня какая-то злость осталась. Злость на наше правительство. На собственное здоровье. Я жалею, что плохо учился в школе, никуда теперь не поступить. А в детстве я мечтал быть врачом или адвокатом.
– Ты не думал остаться в Москве? Ведь здесь больше возможностей устроиться на работу.
– Нет! Москва – большой, грязный, шумный город. Мне здесь будет плохо. У нас спокойнее.
– Ты все время говоришь о спокойствии. Это тебя армия так измотала или ты все время был немного отшельником?
– Нет, я был душой компании. И жутким драчуном. Как сейчас помню, ездили с ребятами в соседнее село тоску разгонять… Я действительно как-то присмирел. Котят полюбил. Здесь у нас бродит один, смешной такой. Люблю с ним играть. Он мне нервы успокаивает.
– Чего ты больше всего боишься? Кроме своей смерти, конечно.
– Своей смерти, кстати, я не боюсь. А боюсь смерти матери и сестренки. Кроме них, у меня никого нет.
– Сколько лет ты хотел бы прожить?
– Лет 60, не больше. Да, вот еще – я боюсь старости. Смотрю на этих стариков, как они бутылки собирают… Не хочу быть беспомощным, чтобы меня в автобусе отталкивали и пихали. Пока я в состоянии шевелиться, двигаться, я хочу жить. А там и умереть не жалко.
– А ты когда-нибудь задумывался о самоубийстве?
– Всерьез – нет. Иногда, в армии, так доставали, что хотелось пойти и сразу повеситься. Но это быстро проходило: покуришь одну за другой, и все.
– А из-за несчастной любви?
– Ну это вообще глупо. Я часто слышал от сослуживцев: не дождется, приеду – убью. Идиотизм. Меня девчонка тоже бросила. Ну и что? Ей недавно исполнилось 17 лет. Конечно, она погулять хочет, что ей меня ждать… Мать всегда говорила: самоубийство – для слабых.
– Тогда в твой праздник я хочу пожелать тебе силы и здоровья. Чтобы не сломили тебя ни обиды, ни предательство, ни злоба.
– Спасибо, конечно. Только 23 февраля для меня обычный день, как и для многих мужчин. У моряков есть свой праздник, профессиональный. Он мне дорог. Хотя “морским волком” так и не получилось стать.
Я вышла из госпиталя на слякотную московскую улицу. А в голове почему-то еще долго звучала стихотворная строчка: “Один солдат на свете жил, красивый и отважный…”
Мария КОЗЛОВА
Комментарии