Удивительный земной мир

Выбираясь из джунглей, я услышал за деревьями какую-то звонкую неотчетливую разноголосицу. Подумалось, что это птицы устроили концерт по поводу солнечного утра. Или вездесущие обезьяны решили поразвлечься. Но вот выехал на широкую дорогу и увидел школьный двор, посреди которого носилась детвора, будто бурлила вода в большом котле, перехлестывая через край. Внезапно бурление прекратилось. Когда я подъехал ближе, школьники уже выстроились в неровные шеренги.

Занятия в индийских школах обычно начинаются с построения учеников, торжественной линейки. Это своеобразный нулевой воспитательный урок. Он, как правило, происходит на обширном школьном дворе. Мне представилась возможность понаблюдать за процессом вхождения юных индийцев в мир знаний. Прежде всего бросалась в глаза их форма. В разных штатах она разная, чаще всего сшита по европейской моде, но встречаются и национальные элементы. Форма – это дисциплина, настрой на работу. Как и молитва, которую исполняют ученики. Иногда она перемежается зарядкой, чаще всего это легкие упражнения йоги. Потом ребята хором исполняют гимн школы, после которого следует короткая клятва в верности родной Индии и готовности защищать ее.

Когда официальная программа линейки завершилась, директор представил меня ученикам. Глаза их тут же вспыхнули восторгом и любопытством. Директор уважительно называл меня «баба». Это слово в переводе с хинди означает «отец». Так обычно в Индии обращаются к учителям, лидерам, наставникам, вообще к людям духовного пути. Именно таковым тут издревле считался дорожный человек, странник, паломник. Национальность не одежка, по которой встречают. Тем более по мере продвижения в глубь Индостана дорожный загар, худоба и индийское полотенце-гамча на голове, которым я обзавелся уже на третий день, все больше стушевывают мой самодовольный европейский облик. Чтобы себя как-то географически идентифицировать, я называю Украину. Собеседник, как правило, пожимает плечами. Тогда я говорю о России – Раше. Увы, и тут вопросительная пауза – далеко не каждый вспоминает, что есть такая страна. Гордое слово «славянин» тоже ни у кого не вызывает восторга узнавания. Тогда я хлопаю по груди и говорю: «Рус!» И всем все сразу становится понятно. Мое выступление завершается громкими радостными возгласами ребятишек, продолжительными аплодисментами и чаепитием в кабинете директора. Это и мой своеобразный нулевой индийский урок – счастливое начало нового походного дня. Дети собрались в школу, а я продолжил учебу в моих университетах на пыльных индийских перекрестках. Ученому везде дорога.

…Вокруг другая жизнь. Наблюдай, изучай, впитывай ее, а может, и примеряй на себя. После очередной экспедиции я переполнен впечатлениями, которые, если их разложить по полочкам, составляют весьма солидный информационный багаж. Годы учения поэт Максимилиан Волошин считал вычеркнутыми из жизни – ни гимназии, ни университету «не обязан ни единым знанием, ни единой мыслью» («Автобиография»). Сентенция, безусловно, более чем спорная. На нее имеет право разве что поэт. И то не каждый. И все же доля истины в ней есть. «Непременное качество всех путешествий – обогащать человека огромностью и разнообразием знаний», – писал Константин Паустовский. Из своего путешественного опыта добавлю: прежде всего знаний практических. Школьная теория плюс путешественная практика – вот то, что превращает знание в великую, максимально эффективную и плодотворную силу. «Путешествия учат больше, чем что бы то ни было. Иногда один день, проведенный в других местах, дает больше, чем десять лет жизни дома», – утверждал Анатоль Франс. Да, путешествия – это урок. Может быть, самый главный. Возвращаясь домой, мы меняемся. «Мои университеты» назвал Максим Горький свою автобиографическую трилогию, состоящую в том числе и из странствий по России. Путешествие обогащает человека самыми разнообразными как теоретическими, так и практическими знаниями. Наглядность, очевидность – главное преимущество путешественного способа получения знаний. «Говорить о пользе путешествий, казалось бы, уже трюизм. Но, как многие свидетельства времен не будут запечатлены ни в книгах, ни даже в отобранных музеях, лишь на месте, среди всех естественных условий, можете воспринять с особою убедительностью части истины» – эти слова Николая Рериха, пожалуй, не нуждаются в комментариях. Увиденное своими глазами, услышанное своими ушами, прочувствованное и пережитое тобой в пути – это не только твой информационный багаж, но и, пожалуй, самое достоверное, истинное, о чем ты сможешь поведать землякам. И они достойно оценят твой путешественный труд.

…В чужеземье вокруг меня звуки, краски, запахи незнакомой дивной жизни. Изучать ее, наблюдать за ней бывает сложновато, из-за того что часто, едва я останавливаюсь… изучают и наблюдают за мной. Сначала два-три человека, очень быстро – целая толпа. Все, что ни делаю, напоказ. Смотрят, как я ем, пишу, пересчитываю деньги, штопаю одежду, ремонтирую велосипед, любое мое тело­движение вызывает интерес, даже если я делаю вид, что сплю (и к такому способу прибегал, чтобы отвадить зевак), все равно стоят молчаливо и смотрят, как дышу, как ворочаюсь во сне. Наблюдают, как за инопланетянином. В общем, театр одного актера. Никуда не денешься, пришлось овладеть и этим ремеслом. Наши знания об окружающем мире ограничиваются кругом вещей, которые рядом с нами. И часто белый свет мы представляем по тому, что и как происходит вокруг. Но… Но человек стал тем, что он есть сегодня (плохо это или хорошо – другой вопрос), благодаря любопытству, желанию заглянуть дальше своего носа. И осуществить это он смог, только вырвавшись за пределы оседлого домашнего мирка.

Во все времена путешественников воспринимали прежде всего как носителей информации о других мирах. В дорожных записках, в различных посвященных странствованиям хрониках встречаются рассказы путешественников о том, как их встречали в чужеземье, что хотели узнать, о чем расспрашивали. Когда Христофор Колумб в 1492 году высадился на берегу одного из Багамских островов, он записал в своем дневнике: «Туземцы горячо приветствовали нас и благодарили бога. Одни несли нам воду, другие – еду. Они все время спрашивали, не с неба ли мы явились». А это свидетельство Миклухо-Маклая: «Меня расспрашивали о России, о домах, свиньях, деревьях и т. п. Перешли потом к Луне, которую, очевидно, смешивали с понятием о России, и очень хотели знать, есть ли на Луне женщины, сколько у меня там жен; спрашивали о звездах и допытывались, на которых именно я был». Так представляли мир аборигены диких, не затронутых цивилизацией мест. Они многим отличались от европейских обывателей, однако, как и у всех представителей хомо сапиенс, любопытства им было не занимать. Кто как не путешественники могли удовлетворить его. Кстати, думаю, что многие задают современным космонавтам тот же вопрос: не встречали ли они за пределами Земли инопланетян? А давайте представим себе встречу путника в одном из наших сел лет эдак сто назад. Вернувшемуся из дальних странствий земляку под любой крышей всегда и хлеб-соль, и тепло, и доброе слово, и почетное место в красном углу. Еще бы! Ведь сколько света, столько и дива, а кто за морем не бывал, тот и дива не видал. Хоть краешком уха услышать о заморских чудесах не терпится и домоседу, и его жене, для которой только и света, что в окне ее уютной хатки, и, конечно же, их любознательным детишкам.

– Не скрою, пришлось помытарствовать по белу свету, всякого навидался-натерпелся, – попыхивая трубкой после торжественно поднесенной чарки, умышленно тихо, с гордым осознанием своей «информационной» роли произносит путешественник. – Там же, как вы понимаете, не совсем люди живут. Ни обличьем, ни повадками они на нас не походят. А чему вы удивляетесь, что город – то норов. Скажем, сразу за морем живут одни басурманы. Все они там, как один, турки. Вот такое малое и писклявое, а, гляди, уже турок. И такое же, я вам скажу, ловкое и языкатое: еще только голос у него прорезается, он уже начинает по-турецки чесать, будто горохом сыпать. Дальше на юг живут ахрыканы. Вы не поверите, но все они там от пят до чубов черные, как смола, и горячие, словно раскаленная сковородка. На севере же, где вечная темнота и вечные снега, обитают снежные существа. Они очень быстро бегают, чтобы не замерзнуть, их внутренности греет какой-то огонек, поэтому они выдыхают один дым. Эти снеговики едят твердое, как камень, сырое мясо…

Трудно представить такой монолог? А как вам такая запись в дневнике Василия Григоровича-Барского: «Птица Строфокамил высотою человеку в плеча, а глава у нее аки утичья, а у ног копыто надвое, а ноги долги, аки у журавля, крылав у нея аки кожаныя, ходит по земле, а летает мало; а бье человека, кто ее раздражнит, ногою и копытом». Так известный киевский писатель и монах-паломник первой половины ХVIII века, который в свое время отказался от карьеры священнослужителя из-за «охоты видеть чужие страны», описывал страуса. Кстати, именно в дневниковых путешественных записях паломников – разного рода хождениях, хрониках, странствованиях, «путниках» – содержатся самые разнообразные сведения о странах, народах, городах, зверях, птицах. Между прочим, современники высоко оценили путешественный историко-литературный труд Барского. Игумен афонского монастыря Исайя утверждал, что «мандривник» Григорович-Барский изобразил христианский Восток «изряднее всех прежде его бывших историков», а игумен Кирилл сообщал, что киевский паломник описал совершенно и показал «истинно и неотменно сия, якоже некто же прежде его». Сам Василий Барский, характеризуя жанр своего «Путника», назвал его «путешествием и историею разных мест», а себя «списателем» и «историком». В своем повествовании «Путешествие в восточные страны» монах-францисканец Гильом Рубрук упоминает об одном сибирском племени, охотники которого «подвязывают себе под ноги отполированные кости и двигаются на них по замерзшему снегу и по льду с такой быстротой, что ловят птиц и зверей». Марко Поло недаром назвал повествование о своих странствиях «Книга чудес света». В ней много географической информации, однако немало и разных див, которые не иначе как за сказку не примешь. К югу от Мадагаскара он, например, помещает фантастические острова гигантской «птицы Рук», способной унести в когтях слона. И о народах у него много такого, во что трудно, а порой и невозможно поверить европейскому обывателю. На Суматре, скажем, островитяне «жрут людей, как звери». А вот одна из военных тактик таинственного восточного племени: «Когда они задумают напасть на страну и разграбить ее, от их наговоров и дьявольских наваждений среди дня делается мрак, вдали ничего не видно; и темь эту нагоняют на семь дней». За тридевять земель чудес, понятно, хватает, однако их немало и по соседству. В «Путешествии антиохийского патриарха Макария в Москву в середине XVII века» сын патриарха Павел Алеппский описывает обычаи «земли казаков» (так тогда называли территорию современной Украины). Тут и мельница, которая «приводилась в движение горстью воды», и миски с водкой, которую «пили ложками еще горячей», и обилие детей, которое наводит на мысль, что женщины родят «три, четыре раза в год и всякий раз по три, четыре младенца вместе», и несметное количество кур, гусей и уток, что «кладут свои яйца среди леса, потому что некому их разыскивать по причине их множества». Для краеведов подобные сведения – настоящий кладезь порой весьма бесхитростной, забавной и часто не совсем правдоподобной, но от этого не менее ценной живописной информации, которая чувственно очеловечивает прошлое.

Науки о путешествиях не существует, однако если бы можно было присваивать путникам ученые степени, то путешественник, скажем, пешком обогнувший земной шар или совершивший кругосветное плавание, вполне заслуживал бы звания академика. Детский сад, школа, вуз, аспирантура, академия, профессорская кафедра – все это путешественные ступени, которые отсчитывает путешественник после каждого похода, экспедиции. Как корабль назовешь, так он и поплывет. Название одной из моих последних экспедиций от Юкатана до Буэнос-Айреса – «Terra Америка» – определило и цель ее. Все земли на планете картографированы и описаны. Белых пятен не осталось. Но лик планеты все время меняется, с людьми тоже происходят различные метаморфозы, меняется и наше представление об окружающем мире. К тому же, я уверен, каждый землянин, приходя в этот удивительный земной мир, по-новому для себя (и человечества!) вновь и вновь открывает его. Неизменными остаются лишь его красота и зовущая вдаль дорога. Вот ее я и выбрал, и прошагал-проехал по ней, сколько смог осилить, сколько отмерено временем и судьбой.

Владимир СУПРУНЕНКО, фото автора