У идеи не бывает степеней. Учительский конкурс должен стать делом самих педагогов

Так считает учитель года Москвы-2002, лауреат конкурса «Учитель года России» Андрей МИЛЕХИН.

В моей школе я не был первопроходцем-конкурсантом – за год до меня этот трудный путь прошла учитель химии Ирина Хачатрян, ставшая победителем – учителем года Москвы-2000. Говорят, что она мне протоптала дорожку, хотя, я не знаю, как учитель химии может протоптать дорожку учителю психологии. Если честно, то с точки зрения различных теорий, один снаряд в одну и ту же воронку не попадает, и мне, конечно, особенно рассчитывать, что высокое жюри отдаст победу второй раз учителю из той же школы №1927, не приходилось. Для меня многое решала вера в собственные силы, нежели в опыт предшественника. Конечно, Ирина каким-то образом мне помогала своим опытом участника конкурса, но, думаю, сам факт того, что я стал психологом года Москвы-2001, уже говорил: некоторый опыт участия в конкурсе у меня был, а у Ирины Николаевны не было.

Психологию я преподавал тогда уже около пяти лет, поначалу обучение принимало различные виды и формы, поскольку как учебный предмет в расписании ей было трудно появиться. Но со временем уже можно было смело говорить о введении психологии в число учебных предметов.

Почему я после одного конкурса – конкурса психологов – пошел еще и на конкурс учителей? Дело в том, что тогда отношения дочерних конкурсов с основным, учительским, были такими, что для участия в столичном нужно было поучаствовать в узкопрофессиональном. Потом был замечательный конкурс «Учитель года России» (мой третий конкурс за один год), где мне удалось войти в пятерку лучших учителей страны. Мой пример, видимо, был так заразителен, что на следующий год директор нашей школы пошел на конкурс «Лидер образования России-2002» и стал там победителем. Кстати, в 2001 году был конкурс воспитательных систем образовательных учреждений РФ, я тогда еще работал заместителем директора школы по воспитательной работе, и наша школа стала лауреатом. Многие ведущие школы Москвы и России получили тогда лишь дипломы участников, а наша воспитательная система, разработкой которой непосредственно занимался я, была признана одной из лучших в России. Такой была моя третья победа в том знаменательном 2001 году.

Что было после победы? Самое главное событие – в этом году мой ребенок пошел в первый класс.

Вообще после конкурса моя жизнь шла очень интересно. В судьбе каждого победителя есть период ажиотажа относительно его участия в конкурсе. Этот период не простое испытание. А испытание на верность профессии и школе. Причем я убедился, что гораздо проще перенести отсутствие ажиотажа и внимания к тебе, нежели их наличие. Одним из критериев оценки личности победителя становится как раз то, как ведет себя победитель после победы. Если он пронесет эстафету в течение года, если не изменит делу и себе, то все в порядке. Для меня победа в столичном конкурсе была очень весома и серьезна. Я, помимо всего прочего, действительно реально ощущал с учетом специфичности предмета, что реально ответственен за каждый свой шаг, поскольку представляю систему образования столицы, своего родного города. Главная моя установка была именно достойно представить, а не только оправдать или не оправдать оказанное мне доверие. Качественное отличие московской системы образования за пять лет, прошедших после победы, усиливается, и я это очень хорошо вижу.

Я по-прежнему связан с московским конкурсом и очень люблю его, так получилось, что в числе прочих энтузиастов мы вышли с инициативой на Любовь Петровну Кезину, и спасибо ей, что конкурс возобновился и мы нашли возможность его интеграции в национальный проект «Образование». Наш победитель-2006 вошел в первую тройку учителей-победителей конкурса в рамках нацпроекта, и это важно, поскольку говорит о том, что конкурс «Учитель года», по крайней мере, спокойно берет тот уровень, который заявлен в нацпроекте. В число победителей нацпроекта вошли практически все участники финала московского конкурса «Учитель года». Это значит, что столичный конкурс – серьезное испытание, и это не шоу, как одно время было модно говорить, и сегодня конкурс не отпугивает серьезных и даровитых учителей-профессионалов. Многие участники столичного конкурса «Учитель года-2006» доказали, что эти вещи совместимы.

В определенный момент, кстати, я был согласен с тем, что учительский профессионализм оставался закрытым для той широкой общественности, которая воочию встречалась только с творческой частью конкурса. Видимо, мне нужно было один раз поучаствовать в нем, узнать все изнутри и более точно понять, какими должны быть его составляющие, в частности методическая, профессиональная и прочие стороны. Они ведь основополагающие, больше того, когда мы говорим о финале конкурса – итоговом испытании в Поведниках, о том, насколько победитель столичного конкурса компетентен, владеет методикой преподавания и так далее, я радуюсь, что профессиональный уровень победителей год от года растет.

После каждого конкурса участники становятся командой, в острой конкурентной борьбе (а я был в молодости профессиональным спортсменом-баскетболистом) возникает та педагогическая гостиная, в которой они обмениваются опытом. Перед нами всякий раз предстают личности такого масштаба, когда порой задумываешься над тем, не как учитель ведет урок, а каков он сам, каков его уровень и каков его потенциал.

В этом смысле для меня очень важно, что в конкурсе принимают участие московские городские педагогические вузы. Они стали некой базой для формирования предметного жюри. Когда в предметные жюри на городском уровне принимают участие не только методисты, директора школ, участники прошлых конкурсов, специалисты МИОО, но и ведущие профессора, уровень конкурса резко возрастает. Мне кажется, в других регионах такого нет, а соединение в московском конкурсе мощнейшей фундаментальной академической науки с замечательной мощной практикой способствует формированию высочайшего учительского профессионализма.

После моего конкурса прошло уже пять лет, они стали для меня периодом серьезного испытания. Были годы, когда я получал очень лестные предложения и на протяжении пяти лет неизменно эти предложения не принимал. На самом деле предложения были ошеломляющие. Например, Леонид Исидорович Мильграм предложил мне стать директором 45-й гимназии, которую он возглавлял много лет и превратил в выдающееся учебное заведение. Когда я отказался, Леонид Исидорович на меня сильно обиделся, но сейчас мы с ним все-таки услышали друг друга (может быть, это наглое мальчишеское заявление с моей стороны), и я горд тем, что могу сказать: Мильграм мой друг и товарищ. Это очень высокие слова, но я горжусь, что Леонид Мильграм очень высокого мнения обо мне. Я, как мне кажется, сумел объяснить Леониду Исидоровичу, что любой человек на этой земле, если он вменяем и адекватен, четко поймет – он не Мильграм и навряд ли станет Мильграмом, даже если очень сильно постарается. Нужно быть хотя бы одной тысячной Мильграма, чтобы все-таки иметь основание занять его место. У меня, к сожалению, этого нет. Во мне есть, наверное, только три совпадающие буквы из его фамилии, боюсь, что на тот момент этого было недостаточно. Сейчас, уже отчетливо понимая, что такое лучшая гимназия, я знаю: в те времена это была инновационная гимназия, опережающая все стандарты, там были заложены такие стратегические блоки в концепцию развития, что я со своим опытом просто не мог их увидеть и оценить. Может быть, энергия и энтузиазм, чтобы возглавить такую гимназию, у меня были, но энергия и энтузиазм, как мне кажется, не те составляющие успеха директора школы, которые могли бы не только удержать уровень, заданный Мильграмом, но и поднимать его дальше. Энергия и энтузиазм, наверное, хороши для директора школы-новостройки, но не для такой фундаментальной научной лаборатории, какой была гимназия №45.

Сегодня я работаю проректором Московского городского психолого-педагогического университета. Меня пригласил на работу ректор МГППУ Виталий Владимирович Рубцов, мы с ним познакомились еще в 2001 году на конкурсе «Психолог года Москвы», он не раз делал мне очень интересные предложения, и наступил вдруг момент, когда я не смог отказаться от очередного. Дело в том, что у меня уже есть несколько научных интересов, есть мечта, которая, по большому счету, процентов на 20 уже реализована, есть даже некая рукопись, которая может стать учебником по психологии или методическим пособием по преподаванию психологии в школе. Чтобы это действительно стало серьезным моментом, достижением, нужно работать, нужно провести апробацию, рецензирование. Такую идею, как преподавание психологии в школе, в 2004 году в Англии я увидел в реальности: серьезная страна вводит в школах уроки счастья. Это, конечно, не психология, но все образовательные результаты и продукты этой деятельности абсолютно психологичны. Там целью преподавания уроков счастья ставится воспитание неких качеств личности, которыми она должна обладать с учетом определенной социальной ситуации. Речь идет не о том, чтобы сделать детей счастливыми, а при определенной социальной неуспешности, незащищенности у людей не должны опускаться руки. То есть должна быть адекватная самооценка, хорошее и оптимистичное отношение к жизни. Строго говоря, это все то, чему я обучаю. Словом, сегодня я пишу диссертацию, исследуя интересующую меня тему, счастлив знакомством с Виталием Владимировичем Рубцовым и Ириной Владимировной Дубровиной, основоположниками психологической службы в нашей стране. Меня окружают очень известные профессора, но пока я не столкнулся ни с одним уважаемым ученым, который бы отнесся к моим мыслям и идеям с точки зрения того, есть у меня ученая степень или нет. Думаю, это происходит не благодаря тому, что эти мысли и идеи более или менее адекватны, а благодаря той атмосфере, которая царит в нашем университете. Это очень серьезная научно-практическая лаборатория, где академическая наука Психологического института РАО плюс некий стратегический центр для подготовки психологов для системы образования столицы (значимость этой работы уже всем ясна) МГППУ, социально-психологический колледж, более 60 образовательных учреждений соединены воедино. Что касается моей ученой степени, то, как мне кажется, идеи не имеют степеней.

Курс преподавания психологии в школе для меня чрезвычайно дорог. К тому же из своей школы я не ушел и рано утром регулярно отправляюсь туда на уроки. Ничто не мешает мне совмещать работу в должности проректора по внеучебной и социальной работе в моем университете и уроки психологии в старших классах.