Только повод и путь

Путеводитель по тому, чего глазами не увидишь

«Картины Италии» – книга, которую Петр Вайль, строго говоря, не написал. Хотя собирался и даже готовился, имея перед собой в качестве ориентира «Образы Италии» Павла Муратова. Свою книгу он замышлял как одновременно и продолжение муратовской, и диалог-спор с ней, в какой-то мере, может быть, как противовес ей, к чему у него имелось, конечно, множество лежащих вполне на поверхности оснований. «Другой мир, – писал он, формулируя идею книги, – («Образы Италии» вышли в 1911-1912 гг.), другая Италия, другая Россия, другой русский человек, по Италии путешествующий».

Но прежде всего – и прежде даже той самоочевидности, что со времени первого издания книги Муратова многое изменилось, – в отношении Италии, итальянских впечатлений, итальянских живописцев у Вайля были собственные задачи и собственные темы, которые он продумывал и проживал на итальянском материале. В том числе и потому, что этот материал виделся ему особенно подходящим для их проживания и продумывания.

Своих «Картин Италии» Вайль написать не успел. Из примерно десяти задуманных глав ему удалось закончить три: «В начале. Джотто», «Последний трубадур. Симоне Мартини» и «Наглядное пособие. Пьетро и Амброджо Лоренцетти». В ту книгу, что вышла теперь, все эти главы включены, но в качестве ее последней части, почти послесловия, как бы суммы сказанного. Основной же смысл книги оказался все-таки не в этом, а составили ее вообще все (кажется) тексты Вайля, связанные с Италией, за два десятилетия: от тех статей, очерков, репортажей, эссе, что были писаны для широкой аудитории и опубликованы в сотне изданий (включая «Гений места»), до публикуемых здесь впервые писем, которые Вайль писал в Ригу родителям и друзьям в 1977 году, только что уехав в эмиграцию: тогда он четыре месяца жил под Римом, в Остии, в ожидании американской визы, успел за это время объехать автостопом половину Италии и влюбился в эту страну навсегда. И потом возвращался туда много-много раз: объездил, по словами составительницы книги – жены писателя, «Пьемонт, Венето, Лигурию, Лацио, Тоскану, Эмилию-Романью, Умбрию, Марке, Калабрию, Сицилию…» – всего около 85 городов, не всякий итальянец столько ездил, и, наконец, лет тридцать спустя после знакомства с Венецией (в которой вначале не очень понимал, как жить) купил себе квартиру в этом городе.

С Италией у него вышли явно более интенсивные отношения, чем со странами, в которых он жил, уехав из Советского Союза, – с Соединенными Штатами и Чехией. Да, то была любовь. Вот смысл книги – в этой любви: чувственной, внимательной, просвещенной, умной и благодарной.

И в письмах двадцативосьмилетнего Вайля, полных изумления, взволнованности, жадного и несколько беспорядочного освоения обилия новых впечатлений, уже есть набросок будущих страстных, размером во всю жизнь, отношений: что-то будет перепродумано, что-то изменено, но сама страстность останется навсегда.

Вообще-то в построении своих «Картин Италии» Вайль был довольно избирателен. Основной его темой, как уже видно из успевших сложиться частей книги, были художники кватроченто. «Беру, – пояснял он, – итальянских живописцев Раннего Возрождения – только тех из них, которые были повествователями, рассказчиками (то, что в искусствоведении именуется narrative paintings), внятными и доступными излагателями историй. И проезжаю-прохожу по их путям: где они жили, где выполняли заказы, где сосредоточены их работы. Попутно описываю, что делается вокруг – с природой, городами, едой, вином, лицами и пр. По сравнению с Муратовым, упор больше на жизнь, чем на искусство: по-другому мне и неинтересно. Но поскольку всегда нужен организующий композиционный стержень, главы сориентированы на художников в их среде обитания: т. е. как из всего этого получается Италия».

То есть ему важны, может быть, еще чуть-чуть раньше, на полшага раньше важности того, что все эти живописцы делали в искусстве, сама плоть жизни, ее фактура, ее быт и события, воздух времени вкупе со всем, что в нем носится. Витальность прежде эстетики как условие всякой эстетики.

«Итальянцы, – говорил он, – сделали многое для нас понятным не в схеме жизни, за этим мы шли к другим народам, а в самой жизни, в искусстве извлекать из нее главное: смысл каждого дня. И если получается итальянский миф, то, значит, так оно и есть – только он особый: приземленный и внятный».

Эта «приземленность» – скорее, может быть, вайлевская, чем собственно итальянская, – на самом деле очень глубокая позиция. За ней стоит признание безусловной ценности жизни. Такая позиция может показаться гедонистической, да в известном отношении таковой и является, но вчитаемся еще раз в вышеприведенную цитату (она неспроста стоит эпиграфом к книге). Самое главное слово в ней, центр ее тяжести – смысл.
Включившись в давнюю, нескольковековую, традицию русской очарованности Италией, русского всматривания в нее, домысливания ее (это уж обязательно!) и наращивания того, что мне хочется назвать итальянским текстом русской культуры, а Вайль называл «итальянским мифом», он создал личный вариант этого мифа, сообразный собственным своим особенностям и пристрастиям. Представил нам не только хорошее знание Италии, но и дважды субъективное прочтение: подчеркнуто русское (за чем, мол, обращаются к итальянцам люди нашей культуры) и подчеркнуто вайлевское: что в пределах этого русского прочтения итальянского текста важно ему самому.

Но так это же и есть самое интересное. Бесстрастное-то мы и в путеводителях прочитаем. Тем более что это тоже путеводитель, проиллюстрированный, кстати, и фотографиями из итальянских странствий Вайля разных лет. Путеводитель по тому, чего, как ни удивительно, глазами не увидишь, хотя Вайль, казалось бы, только и говорит, что о зримом да осязаемом, никакой метафизики: по вайлевской внутренней Италии, к которой внешняя (при всей очарованности ею, при всем внимании к ней) только повод и путь.

Петр Вайль. Картины Италии / Сост. Э.Вайль; ред. М.Г.Талалай. – СПб. : Алетейя, 2019. – 328 с.: ил. – (Италия – Россия).

Ольга БАЛЛА