Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется… Так писал в ХIХ веке наш поэт Федор Тютчев. Но, уверен, что педагог обязан знать, чем слово всуе обернется. Как бы мы ни корили учителя за многословие, СЛОВО остается главным орудием его труда. И тут уж ничего не поделать. Но слово слову рознь. Чем меньше учителю нужно говорить, тем более серьезные требования предъявляются к его речи. На смену количеству должно прийти качество.
В основании системы лежит постулат: урок есть взаимодействие его участников. Основное взаимодействие проходит по линии учитель-ученики. Значительную часть своего действия учитель осуществляет словом. И учителю важно чувствовать разницу между «словоговорением» и «подлинным, продуктивным действием» (К. Станиславский), которое мы совершаем словом. Вообще-то наша речь всегда вызвана какой-либо причиной и направлена на достижение определенной цели. Беда в том, что мы не всегда осознаем эту цель и то действие, которое сопровождается потоком наших слов. К сожалению, приходится констатировать, что мы порой не ведаем, что творим.
Обратимся за аналогией к театральной практике. Как известно, театр – это место, где пьеса превращается в спектакль. Но пьесу можно и читать, как любой литературный текст. Кстати, до Станиславского в театральных спектаклях актеры так и читали свои роли, а суфлеры им подсказывали. Станиславский ввел иной метод театральной постановки, когда основная задача актера не просто вещать роль, а взаимодействовать с партнерами по сцене. По Станиславскому, главное не текст, а то психологическое действие, которое кроется за словами.
Далеко не всегда действие лежит на поверхности. Иногда его приходится искать долго и мучительно, углубляясь в психологию взаимоотношений. Но пока актеру непонятны смысл действия, его направленность, интенсивность, он не готов к выходу. И вот что интересно: если действие играется верно, речь актера становится яркой, живой, органичной.
Вернемся к нашей профессии. Часто учитель идет на урок с планом, в котором написано то, что нужно сказать, процитировать, спросить, выписаны правильные ответы и формулировки… Но это всего лишь текст. И имея на руках даже объемную разработку, учитель не совсем к уроку готов. У него нет постановочного плана. Живое взаимодействие, которое предполагается на уроке, требует режиссерской партитуры. Учитель должен знать, какое психологическое действие он будет совершать по отношению к детям в каждый момент урока.
Иногда нам трудно определить свое собственное действие. Это происходит потому, что мы потеряли цель. В таких случаях речь становится сбивчивой, зависимой от той ситуации, которую мы сами не выстроили, не организовали, не продумали. Чем хуже подготовлен урок, тем неряшливее речь педагога. Чем лучше урок продуман, тем речь учителя четче, выразительнее. И вывод: когда мы ясно представляем, что должны делать и для чего, наша речь автоматически становится лаконичной, уверенной, действенной.
К сожалению, на практике мы редко задумываемся над этими проблемами. Говорим, что называется, как бог на душу положит. Когда спрашиваешь, особенно молодых учителей, с чего начнется их урок, они отвечают примерно так:
– Я сначала скажу…
– Извините, а с самого начала?
– Ну, я скажу…
– А если с самого, с самого начала?
И раздраженный ответ: «Скажу «здравствуйте»! Прослеживается общий симптом. Учитель представляет урок собственным текстом, но не действием и не взаимодействием. А между тем, как было показано выше, действие возможно и без слов. Больше того, психологическое взаимодействие может окончиться с первыми словами учителя. У таких учителей фраза «что я сделаю» понимается как «что я скажу». А это далеко не одно и то же.
Интересно сравнить два действенных ряда уроков разных учителей, сформулированных ими самими. Вот первый из них: спрашиваю, объясняю, делаю замечания, исправляю, диктую, рассказываю, читаю, ругаю, хвалю, объявляю (оценки), слушаю, пишу. И второй ряд: настраиваю, вовлекаю, даю инструктаж, переключаю внимание, даю старт работе, останавливаю работу, показываю, распределяю, играю вместе с детьми, веду тренинг, наблюдаю. Нетрудно заметить разницу. В первом случае учитель мыслит своим текстом. Мышление второго – режиссерское.
Само описание урока дано им в кинестетическом ключе. Его перечень предполагает сокращение слов учителя и большую возможность для невербального взаимодействия. Интересно, что в первом случае видно, как много работает сам учитель, во втором – как напряженно и интересно работают дети. В этом смысле анализировать уроки лучше всего с помощью магнитофона и видеокамеры. Запись и съемка проводятся одновременно: видеокамера снимает общий план класса, а магнитофон записывает учителя. Насколько хороша текстовая часть урока, можно судить по магнитофонной записи. А действенный ряд урока хорошо анализировать по видеозаписи. Причем без звука. Видеозапись показывает, что происходит на уроке, а магнитофон демонстрирует наше умение управлять происходящим.
Пример многих педагогов, у которых посчастливилось учиться автору этих строк, убедительно показал, что истинный профессионал сразу виден по речевой хватке, по умению действовать словом. Среди них были такие яркие личности, как Михаил Бахтин, Георгий Товстоногов, Сергей Гиппиус, Джон Гриндер…
Георгий Александрович Товстоногов строил общение жестко, по существу. Разговор с ним дисциплинировал собеседника, заставлял быть четким, говорить кратко.
Большим мастером словесного действия был замечательный ленинградский педагог Адам Павлович Руппе. Адам Павлович преподавал ритмику, преподавал великолепно. Но он учил большему – он учил мастерству словесного действия.
Евгений КОЖАРА, директор центра педагогических технологий «Евгеника», Санкт-Петербург
Комментарии