Судьба, которую не истребить

На заре перестройки ее рассказы впервые увидели свет, но еще не всколыхнули читателя так, как это произошло в шальные 90‑е, а уж тем более в начале нового века. Именно тогда появилась антиутопия Татьяны Толстой «Кысь», сделавшая ее одной из самых читаемых писательниц. Этот роман взорвал мироощущение начала нулевых, он об извечном на любых осколках цивилизаций стремлении человека к культуре, к слову, к знаниям. По сути, все ее творчество, включая исчезнувшие телепроекты, тоже об этом. Ее популярность случилась потому, что каждая ее фраза – провокация и вызов. В каком бы жанре она ни творила. Даже мемуары в исполнении Татьяны Никитичны выглядят увлекательнее любой фантастики. Особенно о людях, близких ей по духу.

Писать воспоминания об ушедшем душевном друге, который рядом почти 24/7, при этом не впасть в идеализацию всегда трудно. Но Татьяна Толстая не была бы собой – прямолинейной, язвительной и одновременно густо-метафоричной и по-доброму перебирающей какие-то совершенно уникальные подробности, видимые только ей, но узнаваемые любым, – если бы не создала этот образ. Образ человека-журналиста Александра Тимофеевского. Не описала бы его противоречивый внутренний мир и образ мыслей, где наслоение суждений об искусстве, размах литературных и прочих культурных ассоциаций, шутки «ниже пояса», но даже в них неистребимая любовь к языку.

Татьяна Никитична назвала книгу «Истребление персиян». Казалось бы, как соотносятся здесь российский журналист, сын своего отца-поэта, имевший отношение к нескольким печатным изданиям 90‑х и нулевых, а также к речам, написанным для политиков (не только российских), и древний персидский народ? Но это становится понятно уже из первого эссе, где Толстая живо описывает родословную семьи Тимофеевских, ведущую начало из средневековых племен жаркого Востока, где кипучая страсть и жутковатые семейные сцены. Именно там, возможно, жила та самая печально знаменитая персидская княжна, выброшенная Стенькой Разиным за борт. И о ней будет дальше и дальше. И от этого народа у Александра Тимофеевского были его буйно-деятельный темперамент, охота к перемене мест и новым проектам.

Книга поделена на три части. В начале тексты самой Татьяны Толстой, вводящие в мир героя, в мир времени Москвы конца 90‑х, где все стремительно менялось и в политике, и в экономике, и даже на улицах Москвы. Вторая часть отдана уникальным для нашего века смайликов и коротких сообщений длинным перепискам. На заданную тему. Главное – о том, в чем они разбирались более всего, – о литературе. А тематически это могло быть привязано к чему угодно: кулинария, русские народные песни, соотношение литературы и жизни как она есть в эпатажном кинопроекте. И в этом всем столько знания мирового фольклора и такое раздолье филологической, литературоцентричной мысли, что характерно для людей, рожденных и воспитанных в России на лучших образцах всего, написанного буквами, а главное – вкуса, почти физического ощущения слова на языке, будто доставили к столу прямо сейчас нечто изысканное! Это тексты, написанные метко и приправленные собственными впечатлениями, рассуждениями, отличающиеся настоящим погружением в то, о чем набранный текст.

И, наконец, третья часть, самая разноголосая, но в этом хоре тоже все подчинено единой мелодии мемуаров о Тимофеевском-младшем. Журналисты, писатели, художники, знакомые, малознакомые, прошедшие по касательной его жизни и работы, самые разнообразные люди, люди культуры, что немаловажно, вспоминают в статьях и эссе о своем друге/наставнике/добром гостеприимном знакомом, который влиял на них так или иначе. Что характерно, поскольку составителем воспоминаний, от кого бы они ни исходили, является Татьяна Толстая, уровень текстов и их интонация выдержаны почти в едином стиле, близком ей. Каждое эссе-воспоминание написано все тем же густо-метафоричным, живым во всех смыслах, звучащим, будто включена камера, языком. Каждая заметка полна частных и весьма неоднозначных подробностей жизни Тимофеевского прежде всего как человека с большой долей включенности в жизнь на всех ее уровнях. Особняком в книге стоит последнее эссе самого Шуры. Текст под названием «Лоден» о молодости, о периоде жизни героя книги в Ленинграде, о почти невозможном во второй половине XX века окружении и о том, как разбиваются мечты о стремительно и неумолимо текущее время. И (словно продолжение) небольшой текст из соцсетей под заголовком «Мою жизнь снесли»…

Пройдут десятилетия (уже не века!), и имя Александра Тимофеевского (ну или, как называли его самые близкие, просто Шуры) зазвучит, возможно, чуть громче или, наоборот, тише (какие ветры перемен будут кружить над нами, мы не догадываемся, и что написал бы он, Шура, о том, что происходит с нами сейчас, тем более), но оно должно будет прозвучать именно с той интонацией, которую задала Татьяна Толстая. Из того, что написали Шурины коллеги и друзья, более всего запомнилось длинное, но написанное с любовью эссе Дмитрия Ольшанского. Он показал нам Шуру без посмертных прикрас, без пафоса, а как-то по-свойски. Шуру домашнего, простого и сложного одновременно, всезнающего и умеющего добывать информацию там, где ее добыть нелегко. Образ Тимофеевского собирается в книге мозаичными осколками, пазлом, который собрать и трудно, и легко, потому что у каждого в памяти свой Шура: и тот, что напоминал в соцсетевых постах о религиозных праздниках, и тот, что мог пить водку, не пьянея, и знаток Италии, и любитель посплетничать.

А завершила все снова Татьяна Толстая. Поставила красивую точку, напомнив еще раз почти сказочную родословную своего друга, где хитро сплелись судьбы многих народов, а сквозь весь текст читается одно слово – свобода. Свобода слова, свобода совести и свобода просто быть тем, кому не чуждо ничто человеческое. Свобода быть собой.

Татьяна Толстая, Александр Тимофеевский. Истребление персиян. – М. : АСТ, 2023. Редакция Елены Шубиной. – Серия «Культурный разговор». – 432 с.