Сто лет – не век

– Поздно ты, милая, пришла. Старая я стала. Вот когда 90 лет справляли, еще красивая была. – Евдокия Николаевна протягивает мне альбом с фотографиями. – Посмотри на меня молодую. Теперь-то старуха совсем. 100 лет – шутка ли? Мне уж и юбилеи надоело отмечать.

… понимают друг друга с полуслова. Смеются над анекдотами, которые откуда-то приносит Александр Иванович Никитин, муж Эммы Владимировны. Военный инженер в отставке только один вид юмора считает солдафонским – насчет тещ. Его самого только теща в люди и вывела. Хулиган и двоечник Сашка совсем было собирался бросать школу, пока не попал в класс, где историю преподавала Евдокия Николаевна. Пропускать уроки ему больше не захотелось.

Девушка в шинели

Я листаю альбомы, читаю надписи на старых снимках. На фото 1923 года – первокурсницы Свердловского педагогического техникума, девушки со строгими лицами. Комсомолка, отличница и просто красавица Переведенцева – на первом плане. В лучшем своем наряде – блузке, перешитой из гимнастерки, и юбке из старой шинели. Выменяли все это богатство на хлеб. А смастерила мама. Она была классной портнихой: обшивала по европейским лекалам господ-немцев – хозяев Ташинского завода на Урале, где отец варил сталь. Учила крестьянских ребятишек грамоте и барских детей – русскому языку. Семеро Переведенцевых – мал мала меньше – читать любили, благо у мамы в сундуке хранилась небольшая библиотечка. Не спрашивала тогда Евдокия, как белошвейка оказалась замужем за неграмотным рабочим. Он, кстати, был самым «трудным» маминым учеником. О новшествах не мечтал и переворачивать мир не собирался. Варил себе сталь да варил, чтобы прокормить семью. Двоюродных братьев-революционеров, которых отправили из тюрьмы к Переведенцевым под домашний арест, не одобрял. Сильно боялся за ребятишек, которых братья заражали идеями. И не уберег – Великую Октябрьскую социалистическую революцию они восприняли с восторгом.

И все же через много лет, когда у Евдокии родилась долгожданная дочка, она, коммунистка, презирающая мещанство, дала ей имя Эмма. Не устояла перед воспоминанием о девочке в розовом кружевном платье, маленькой хозяйке большого завода из другой, богатой и счастливой жизни. А сына назвала уже правильно, в духе научно-технического прогресса – Гелием.

В начале Первой мировой, когда немецкий завод закрыли и есть стало нечего, отец посадил ребятишек на телегу и развез по деревням. Отдал девчонок в няньки, пацанов – в работники. За кусок хлеба и миску вареной картошки в день. Но, став чуть постарше, Евдокия, всегда отличавшаяся своевольностью, укатила в Свердловск – устроилась чернорабочей. Быстро стала передовиком, потому что, таская тяжелые болванки, лелеяла мечту поступить на рабфак.

На экзамене по математике ей задали пример: если к «а» прибавить «бэ»… Она удивилась: «А я буквы складывать не умею». И, став студенткой, взялась за арифметику с особым рвением. До сих пор таблицу умножения помнит лучше, чем молитвы, которым тоже учила когда-то мама. Но больше верила в советскую власть. Точнее, в светлое будущее и победу разума. И сейчас верит – поздно менять идеалы.

Командир армии иждивенцев

Ближе к ста годам у Евдокии Николаевны наконец появилось свободное время. Только несколько лет назад она оставила общественную работу – руководила молодежной(!) секцией районного Совета ветеранов. Каждое утро отправлялась на дачу – за 30 верст от Омска. Сейчас с удовольствием перечитывает классику. Благо видит на удивление остро. Со слухом хуже, но от аппарата на ушах категорически отказалась: «Что же я буду, как инвалидка».

…После техникума Евдокия Переведенцева, лучшая выпускница курса, для которой были открыты все пути, попросилась в деревню. Ее отправили в Ишимский район, тогда относившийся к Омской области, позже – к Тюменской. Наверное, это были самые «беззаботные» годы в жизни Евдокии Николаевны. Тогда, в молодости, казалось возможным все. Улыбаясь, вспоминает, как в 1925 году учительский актив отправился на кустовую конференцию. Хилая лошаденка не могла вытянуть по бездорожью десяток парней и девчонок. Так километров 60 и толкали свой «транспорт» – то силой, то убеждениями. И того, и другого, казалось, хватит на весь мир. Тем более что рядом с Евдокией шел учитель Владимир Пищагин. Может быть, как раз после этой поездки он, смущаясь, без конца поправляя пенсне, и предложил ей руку и сердце. Она согласилась с единственным условием – какой бы своевольной ни была, завет отца не менять фамилии выполнит. Владимир погиб в 1939-м, навсегда оставшись единственным в ее судьбе. Работал уже в райкоме партии, много ездил по селам – на попутках, своего транспорта тогда еще аппаратчикам не полагалось. По учительской привычке уступил место в кабине грузовика, груженного мазутом, попутчице. Машина перевернулась у самого дома, полыхнуло на всю округу. Водитель и пассажирка успели выскочить, а Владимир Александрович последний раз вздохнул на руках выскочившей из дома жены.

В 1941-м Евдокию Николаевну, к тому времени окончившую истфак учительского института, пригласили на работу в Омск. Первый и последний раз в жизни она взяла отпуск, чтобы обустроиться на новом месте. Это была всего лишь комнатушка в старом бараке, но все же – квартира, а не угол. «Отгулять» положенное так и не успела – 23 июня Переведенцеву, как и всех педагогов, вызвали из отпуска. Назначили директором школы №38, носящей имя Комсомола Сибири. Из огня да в полымя – прибыв из деревушки на двести дворов, Евдокия Николаевна стала руководить школой-гигантом. Учеников во время Великой Отечественной войны было здесь больше трех тысяч. Окрестные учебные заведения переоборудовали в госпитали, а «Комсомол» занимался в четыре смены. У директора была еще и пятая, шестая… Уже в 42-м принимали ребят из блокадного Ленинграда. Застелили несколько классов белыми простынями, потому что семилетки, не успевшие стать первоклашками, могли только ползать. Ученики Евдокии Николаевны отдавали им свои «доппайки», которые выделялись для учеников 38-й, – 50-граммовая булочка и маленькая ложечка сахара. Школьникам, как иждивенцам, тогда полагалось по 300 граммов на человека.

И все равно голодные, измученные, полуодетые мальчишки рвались на фронт…

Мать и дочь

Я листаю альбомы, и кажется, будто это мне 100 лет, а не Евдокии Николаевне. Хочется поворчать – мол, таких людей в наше время не найти. У них удивительные глаза – ясные, устремленные в будущее. Евдокия Николаевна в отличие от меня молодежь не ругает. А молодежь для нее теперь – все, кому меньше века. Может быть, в этой святой вере в добро и есть секрет ее долгой жизни.

– Я счастливый человек, – уверяет она. – У меня чудесные ученики, замечательные дети, прекрасные внуки.

За свою долгую жизнь она не заработала на машину. Отправиться в больницу для нее теперь – целая проблема. Но заставляет себя побольше ходить – по дому, опираясь на палочку.

– Ноги – это важно, – учит она меня. – У меня они хорошие были. Всю жизнь бегом да пешком. Сейчас, конечно, уже не то.

По словам Эммы Владимировны, мать и сейчас болеет реже, чем она. Умеет себя мобилизовать, не тратит попусту энергию, не ворчит и не жалуется. Только два раза в жизни Евдокия Николаевна повысила голос на дочь. Однажды – когда Эмма вдруг решила стать агрономом.

– А кто будет учить детей, если не ты? – рассердилась тогда она.

И недавно опять накричала. Радикулит свалил Эмму Владимировну с ног на несколько дней. Евдокия Николаевна терпеливо носила ей воду, поправляла подушки. Потом стала ругаться:

– Ты когда врача вызовешь? Что это за безответственность?

Эмма Владимировна считает, что жить рядом с мамой – большое счастье. У нее столько энергии и молодости, что хватает и на детей, и на внуков. Они, правда, не захотели продолжить семейную традицию, выбрали «инженерные» профессии.

– Учительницей? Чтобы всю жизнь, как вы с бабушкой, уроки учить? – смеялась внучка Эммы Владимировны Наташа, поступая в технологический институт. Шестиклассник Антон Пищагин, сын Гелия, пока уроки учить любит.

…Мать и дочь понимают друг друга с полуслова. Смеются над анекдотами, которые откуда-то приносит Александр Иванович Никитин, муж Эммы Владимировны. Военный инженер в отставке только один вид юмора считает солдафонским – насчет тещ. Его самого только теща в люди и вывела. Хулиган и двоечник Сашка совсем было собирался бросать школу, пока не попал в класс, где историю преподавала Евдокия Николаевна. Пропускать уроки ему больше не захотелось.

Фотографироваться Евдокия Николаевна поначалу отказывалась:

– Последний раз фотографируюсь. В следующий юбилей даже не вздумай фотоаппарат принести!

Я только не поняла, какой юбилей имела в виду Евдокия Николаевна Переведенцева – 110 лет или 150?