Сильна, как смерть. Новый «Грозовой перевал»: грубо, но честно

Английская поэтесса Эмили Бронте умерла рано: в тридцать лет, от скоротечной чахотки. Была она барышней замкнутой, верила в привидения, писала стихи, а единственный ее роман «Грозовой перевал» при жизни автора публикой был встречен равнодушно. Но уже второе посмертное издание наделало в середине XIX века столько шуму, что отголоски его слышны до сих пор.

Восторги мешались с проклятиями. Одни сочли эту страстную, откровенную, вызывающую для своей эпохи книгу выдающейся, другие – дьявольской, «немыслимым чудовищем». В XX столетии слава «Грозового перевала» не утихла: по его мотивам были поставлены балет и несколько опер, появились книги, рассказывающие о дальнейшей жизни героев, в Интернете запустили ролевую игру. Не смогли пройти мимо такого сюжета и кинематографисты: от Луиса Бунюэля с его испанско-католической интерпретацией «Бездны страсти» до Есиды Есисигэ, который перенес действие в феодальную Японию, от Уильяма Уайлера, чья постановка с Лоуренсом Оливье считается эталонной, до команды канала MTV, рассказавшей историю на современный подростковый лад. Новейшее прочтение «Грозового перевала» англичанки Андреа Арнольд уже блеснуло на осеннем фестивале в Венеции и 8 марта вышло на российские киноэкраны.Нужно сразу оговориться: Арнольд экранизировала только первую, самую мрачную часть романа, откинув за ненадобностью вторую половину вместе с жизнеутверждающим счастливым финалом. Здесь нет никакой романтики, кружевных панталончиков и традиционного пятичасового чая с кексом – ничего из того, с чем у нас так стойко ассоциируется старая добрая Англия. Бесконечный дождь, ветер, пробирающий до костей даже в теплом зрительном зале, чавкающая под ногами грязь. Скорее всего, режиссер прав, и бескрайние йоркширские пустоши в конце XVIII века действительно пахли навозом, а не изюмом и ванилью. Вместо музыки – шум природы, шорохи вереска, плеск студеных ручьев, протяжные крики животных. Сам «Грозовой перевал» вовсе не готический замок с причудливыми башнями и узкими бойницами, каким воспели его предыдущие интерпретаторы, а простая ферма, больше похожая на хлев, чем на человеческое жилье. Такой описала ее Эмили Бронте, такой, со всем почтением к воле автора, воссоздали ее и художники картины. Именно в эти неуютные северные пределы мистер Эрншо, хозяин «Грозового перевала», и приводит бездомного сироту Хитклиффа, спасенного им от голодной смерти на улицах Ливерпуля. Смуглый цыганенок Хитклифф превращается у Арнольд в чернокожего подростка, а из дочери хозяина, тоненькой красавицы Кэти Эрншо, режиссер лепит крепко сбитую крестьянку с мощными лодыжками. В эти самые лодыжки, а также в спутанные рыжие волосы, в обгрызенные ногти с черной каймой, а главное – в неукротимый и своевольный нрав и влюбляется Хитклифф. Никто, кроме Кэти и ее отца, этому маугли в доме не рад. Его лупят как грушу, а он крепчает. И вместе с ним крепчают его звериная страсть, лютая ненависть и жажда мщения. В финале он истребит почти весь род Эрншо, приберет к рукам «Грозовой перевал», и только Кэтрин ему не достанется: мертвая, она уже не сможет ответить на его поцелуи. Андреа Арнольд решительно уходит даже от намека на мелодраматизм и чувствительность. Хладнокровно и без ложной стыдливости показывает она, как можно вырастить из человеческого детеныша лютого зверя, истребив в его душе практически все живое. Потому что даже любовь Хитклиффа, вскормленная на крови, первобытна, не обуздана ни моралью, ни интеллектом, и поэзии в ней не больше, чем в атомном взрыве. Взрослую Кэтрин и несчастную жену Хитклиффа Изабеллу играют профессиональные актрисы – пронзительная Кая Скоделарио и нежная Никола Берли. Несколько актеров занято в крошечных эпизодах. На все остальные роли приглашены обычные йоркширцы, и это лишь подчеркивает пугающую реальность происходящего. Реальность не историческую, условную, художественную, а современную, сегодняшнюю, будто перенесенную на соседнюю улицу. Особенно впечатляют юные Хитклифф и Кэти – Соломон Глейв и Шэннон Бир. Современным подросткам удалось сыграть старинную трагедию, как заметку из криминальной хроники. Настоящими королями картины стали оператор Робби Райан вместе со своей ручной «прыгающей» камерой, столь же честной, сколь и безжалостной. Бесконечные «говорящие» размытые пейзажи, коллекция скупой флоры и фауны Йоркшира, чувственное любование тем, что в другое время вызвало бы у нас лишь ужас и брезгливость, – эти кадры стали не просто иллюстрациями к роману, но самим романом. То, что Эмили Бронте целомудренно скрыла между строк, Райан беспощадно обнажил. Потому что не все же нам кексы с изюмом. Иногда простая крестьянская похлебка и сытнее, и полезнее.