Сергей ЛЕТОВ: Я считаю Егора великим русским поэтом…

10 сентября Егору Летову (настоящее имя Игорь Федорович Летов (1964 – 2008), основателю и лидеру культовой группы «Гражданская оборона», исполнилось бы 57 лет (как часто говорят в таких случаях, хотя это сложно себе представить). Старший брат нашего героя Сергей Летов, известный музыкант, мультиинструменталист, которого называют отцом русского джазового авангарда, рассказал читателям «УГ» о Егоре, и не только.

– В одном из интервью Егор рассказывал, что, когда он был подростком и слушал рок и панк, вы очень иронично относились к этим его увлечениям, предпочитая более сложную музыку. Изменилось ли ваше отношение к рок-музыке со временем, менялось ли отношение к творчеству младшего брата?

– Казалось бы, я чаще всего выступаю с различными рок-группами, порой весьма известными, культовыми, а собственные мои культурные интересы от рок-музыки и, шире, от рок-субкультуры, в общем-то, далеки.

Ситуация и в самом деле очень непростая, противоречивая… Связано это с особенностями отечественной системы ценностей, в которой инструментальная музыка в последние годы очень далека от того, чтобы быть предметом не то что интереса, а просто внимания широкой публики. Ну, скажем, в молодости мнения и вкусы широкой публики меня абсолютно не интересовали, и в расчет их я не принимал. Русская культура логоцентрична. Музыка воспринимается только как поддержка слова, а не как самостоятельное искусство. Но так как я саксофонист, мне интересно найти применение своей игре, своему инструменту. Как и Сергей Курехин или Лол Коксхилл, я не рокер и не панк, хотя и рокеры, и панки охотно приглашают выступать и записываться. И, как Курехин и Коксхилл, я не отказываюсь, пытаясь найти свой способ музыкального или сценического сосуществования, реализации возможности быть услышанным более широким кругом слушателей, чем круг поклонников фри-джаза, или свободной импровизации.

Сейчас, когда я стал старше (стал профессионалом, что бы это ни значило), я склонен соглашаться с тем, что музыка создается в конечном итоге для слушателей. Поэтому я играю на рок-концертах, записываюсь с рокерами, рэперами, сопровождаю музыкально спектакли и немое кино, поддерживаю поэтов на литературных вечерах, а не только играю в ДОМе или Музее звука.

– Менялось ли в свою очередь отношение Егора к вашей музыке?

– Начинали мы музицировать вместе, был такой как бы двойной проект братьев Жуковых (перкуссионист и саксофонист) и братьев Летовых (саксофонист – я, мой брат – на разнообразных перкуссионных самозвучащих инструментах). Много позже, в 1985-м, я создал ансамбль «Три «О», в котором играли в разные годы валторнист Аркадий Шилклопер, тубист Аркадий Кириченко, фаготист Александр Александров, трубач Юрий Парфенов. Этот ансамбль существует по сей день, кстати. Я думаю, что про «Три «О» брат знал, так как однажды пришел в галерею Марата Гельмана, где мы играли на выставке. Ну, разумеется, он знал от меня про «ДК», с этой группой я записывался с 1984 года. С «Аквариумом» я выступал на первом фестивале Ленинградского рок-клуба в 1983-м, с ДДТ записал альбом «Время» в 1985-м. Думаю, сотрудничество с рок-музыкантами ему было более понятно и интересно. В «ГрОб Records», в квартире, где записывались альбомы «Гражданской обороны», он приклеил несколько моих фотографий с саксофоном и прочими духовыми в руках. Не припоминаю, чтобы мы с ним хоть раз о моих музыкальных опытах беседовали. В 1997-1998 годах, после смерти Курехина, я пробовал собирать составы, в которых, как в «Поп-механике», участвовали разностилевые музыканты – певицы из ансамбля Дмитрия Покровского, диджеи, Валентина Пономарева, а также танцовщики, использовались компьютерная графика, видеопроекции. Я хотел было брата в эту «Новую русскую альтернативу» пригласить читать его собственные стихи, но он для начала в ответ попросил меня поиграть с его группой «Гражданская оборона», что и продолжалось с осени 1998 по начало 2004 года.

– Есть такая точка зрения, что Александр Башлачев, Егор Летов и Янка Дягилева – самые сильные поэты русского рока. Как вы относитесь к поэтическому творчеству вашего брата?

– Я считаю Егора великим русским поэтом. Не «поэтом русского рока», а великим поэтом нашего языка, нашей культуры.

– Сам Егор признавался в интервью, что у него достаточно сложный, неуживчивый характер. Как складывались ваши отношения в течение жизни? Не было ли конкуренции и взаимной ревности и в отношении творчества друг друга?

– Мне кажется, что он на протяжении определенных периодов своей жизни старался мне что-то доказать, как-то утвердиться в моих глазах. Я ведь был его единственным старшим братом. Я учился на «отлично», побеждал на олимпиадах по физике и математике, учился в физико-математической школе-интернате для одаренных детей, уехал в Москву, окончил институт, аспирантуру и т. п. То есть, очевидно, родители, бабушка приводили меня ему в пример, я был каким-то недосягаемым образцом. А он не смог окончить школу (получил не аттестат зрелости, а справку, что прослушал курс средней школы), поступил не в вуз, а в ПТУ и т. д. Возможно, я его подавлял, не давал ему проявить себя в качестве лидера, потому он с готовностью вернулся в Омск, когда его исключили из строительного ПТУ в Москве. И сколько я ни звал его в Москву, он не соглашался, предпочитая окраинный Чкаловский поселок в Омске, куда люди без особой необходимости не показываются.

Тем не менее были периоды, когда мы писали друг другу письма по нескольку в неделю. Я высылал брату магнитофонные записи на катушках, рассказывал об акциях московских концептуалистов и т. д. Впоследствии обнаружил многое из своих высказываний и рассуждений в опубликованных интервью брата от первого лица. На протяжении всей его жизни нас разделяло то, что я обращался в основном к подготовленной публике, а он буквально ко всем. То есть он категорически не принимал любую элитарность. Брат был на спектаклях Театра на Таганке «Москва – Петушки» и «Марат и маркиз де Сад», в которых я играл, и остался недоволен – театр, мол, не для всех. С годами я лучше стал понимать его позицию. Забавно, что его соратники, видимо, не отягощенные детско-подростковым желанием что-то доказать «старшему брату», с большим интересом отнеслись к тому, чем я занимаюсь, – издатель «Гражданской обороны» и вообще сибирского постпанка Евгений Колесов стал издавать фри-джазовые компакт-диски, а сооснователь «ГО» Кузьма Рябинов уже в 2008 году предложил попробовать играть вместе свободную импровизацию (есть такие записи, изданные в Канаде).

– Задаюсь вопросом, почему в одной семье родились столь разные, но столь талантливые люди. Были ли среди ваших предков музыканты и, шире, люди, связанные с творчеством?

– Я очень благодарен родителям за счастливое детство. У нас было все, что только мог пожелать ребенок (кроме здоровья, это последствия облучения, которое родители и я получили в результате ядерных испытаний на Семипалатинском полигоне).

Мне довольно хорошо известны предки по материнской линии – это семья семипалатинского купца Александра Ерыкалова и сибирские казаки, а до 1851 года крестьяне Поволжья. По отцовской линии – уральские крестьяне. Музыкантов среди них и других их потомков, кажется, не было. Двоюродная сестра – художник, живет на Урале. Отца моего назвали Федором в честь очень популярного в селе Голухино молодого деревенского гармониста, умершего незадолго до рождения отца.

– И завершающий вопрос: в чем, на ваш взгляд, помимо несомненного таланта причина столь массовой популярности Егора и «Гражданской обороны»?

– На этот вопрос можно дать множество ответов. Популярность складывается из множества факторов. Как и в случае Башлачева, «Гражданская оборона» – это голос русской провинции. Кроме того, за Игорем стоит очень глубокая культура – и отечественная, и мировая. За исключением Сергея Курехина мне не встречался в роке человек, который бы так много читал и слушал. Мне кажется, что наиболее глубоким все же является объяснение, которое принадлежит лидеру группы «ДК» Сергею Жарикову и состоит в том, что Егор Летов оставался до самой смерти очень молодым человеком. Его огромная популярность связана с тем, что он непостижимым образом обращался в своем творчестве к тому внутреннему подростку, который в какой-то степени сохраняется в каждом из нас. Со всеми присущими юности максимализмом, нетерпимостью, крайностями, идеализмом.

Слушая песни Егора, человек, даже обремененный семьей, ипотекой и прочими повседневными проблемами, вдруг на миг возвращается к самому себе в юности. Это своего рода портал в иной мир, машина времени!

Мне же лично представляется, что творчество Егора Летова – это больше, чем рок. Это очень серьезная поэзия, которая возвращается к синкретизму, как во времена Античности, в эпохи лирики и мелики. Когда стихи пелись под аккомпанемент лиры (лирика). Когда поэзия исполнялась под музыкальный аккомпанемент и обращалась к слушателям, а не к читателям.