Русский как иностранный

Миграция существовала на Земле всегда, но в последние годы ее масштабы растут. По данным Международного комитета по миграции, число людей, покинувших родные места, достигает почти 272 млн человек во всем мире. Среди них приблизительно 31 млн детей, для которых процесс адаптации к непривычным условиям особенно сложен. Россия, как зеркало, лишь отражает общую мировую ситуацию.

Травма идентичности

Вот, к примеру, урок в одном из классов российской школы: на стол учителя ложится стопка тетрадок, подписанных: Магомед, Алсу, Фатима, Шухрат… А что знает этот учитель о чувствах маленьких таджиков, узбеков, киргизов в момент, когда они впервые переступили порог этого класса? Было ли им тревожно, страшно, неловко?

– Для человека, который меняет место жительства и адаптируется к новой культурной среде, характерна травма идентичности, – считает этнопсихолог Ольга Павлова. – Особенно это мучительно для ребенка. Если взрослые принимают решение о переезде на новую землю с большей или меньшей степенью осознанности, то детей просто ставят перед фактом, грубо говоря, вытряхивают из корзинки, словно котенка. Поэтому мы наблюдаем совершенно разные и весьма драматичные траектории адаптации, связанные с идентичностью. Например, есть такое понятие, как негативная идентичность. Стараясь врасти в местный культурный ландшафт, молодые люди иногда полностью отказываются от своего этноса и культуры, причем иногда настолько яростно и основательно, что порой теряют поддерживающий ресурс своих национальных корней.

По мнению Ольги Павловой, хорошо, когда человеку комфортно в своей гендерной, возрастной, профессиональной, этнической идентичности – тогда в жизни у него все складывается гармонично. Но если его точит изнутри душевная травма, то ничто другое не приносит облегчения. Потеря исходной этнической группы – это отрыв от важного и мощного источника психологической стабильности. И прежде всего это критично для неокрепшей души ребенка. Процесс обретения устойчивой идентичности в новой культурной среде – сложный процесс, требующий помощи психологов, родителей, педагогов, одноклассников. Сам собой он, как правило, не протекает. Необходима специальная профессиональная помощь.

Мудрость Омара Хайяма

Ирина Белоусова, руководитель программы «Одинаково разные» фонда «Новый учитель», вспоминает историю одного из своих первых учеников, пятиклассника по имени Сухроб. Тогда она только начинала работать преподавателем литературы в одной из школ городка Белоусово Калужской области. Мальчик не произносил на уроках ни слова. Одноклассники его дразнили, с ним никто не хотел сидеть, да и сам он не горел желанием контактировать с остальными ребятами. К тому же мама Сухроба сама не умела даже писать по-русски и подписывала документы «галочкой».

– Тогда я с ним сама начала заниматься русским языком по книжкам, – говорит Ирина. – Однажды он выучил стихи Лермонтова, запомнил по буквам. Ребята на уроке сами ставили друг другу оценки. Кто-то читал стихотворение, другие поднимали ладошки с оценками: одна за выученный текст, другая – за артистичность и выразительность. Сухробу показали «2», так как не поняли, что он говорит, казалось, просто набор звуков. Но я рассказала им о том, каких усилий стоит юному иностранцу выучить стихи на чужом языке. И они решили, что четверка будет справедливее. А на следующий день Сухроб прекрасно прочел стихи Омара Хайяма на таджикском, как-то донес мудрость и стройность стиха через красоту звучания. Я предложила завучу включить его в конкурс чтецов, но та отказалась – ведь в нем участвовали только ребята, хорошо знающие русский…

Тогда Ирина задумала фестиваль разных культур. Ведь наверняка в школе, где из 1200 учеников треть – ребята из других стран, существуют и другие таланты, только кто о них знает? После занятий в актовый зал явились 50 человек. Кто-то предложил станцевать, кто-то – спеть песню или прочесть стихи на национальном языке, а кто-то даже плов обещал приготовить. Фестиваль удался на славу. Пригласили и родителей, те принесли вкусную еду, дети рассказывали о своих народах, их обычаях. А Сухроба назначили ведущим. Это был его настоящий триумф!

Сейчас парень учится в 10‑м классе, прекрасно говорит по-русски, правда, немного книжно. Например, может назвать человека соперником, а не врагом или дураком. И получается мягко и не обидно. А фестиваль и по сей день в этой школе – добрая традиция. Из этой истории выросла образовательная программа, поменявшая, как бы громко это ни звучало, мышление целого региона.

Игра в шляпу

Ирина родом из Костромской области, но училась в Санкт-Петербурге, окончила философский факультет университета. В 2017 году по программе «Учитель для России» уехала в Калужскую область. Участники этой программы проходят отбор и выбирают будущие места работы – как правило, это региональные школы с трудным социальным контекстом, – одновременно проходя два года переподготовки в ВШЭ и получая стипендию. Для Ирины трудность была в том, что треть класса не говорила по-русски и вести уроки было настолько тяжело, что иногда руки опускались…

– Если в школе много ребят, не знающих язык, то главная проблема возникает именно у школы, – говорит Ирина. – Это серьезная нагрузка, снижающая образовательные результаты и рейтинг. Единственный выход – отправить такого ученика на класс или два младше, и пусть осваивает язык как-нибудь сам. Родители тоже ничем не могут помочь – обычно отцы лучше знают язык, чем матери, но они постоянно работают, а у мам часто еще несколько детей, они заняты дома по хозяйству. Плохо и учителю – он ощущает беспомощность, ему некогда заниматься с кем-то отдельно, надо вести предмет. Все это нередко выливается в агрессию против ребенка. Никто не знает, как включить его в образовательный процесс, чтобы он хоть чем-то занимался на уроке. И, конечно, ситуация катастрофическая для самого ребенка. Ему 15 лет, а детям вокруг – 12-13, он оторван от сверстников, ходит с урока на урок и молча получает двойки, потому что фактически лишен доступа к образованию, у него нет слов, чтобы договориться со сверстниками и защититься от буллинга. Ребенок оказывается в поле всеобщего раздражения и чувствует себя изгоем.

Вместе с коллегами из той же программы Ирина решила организовать школу выходного дня для учеников. По субботам учителя собирали детей, возили их на экскурсии, вели кружки и, конечно, занимались с ними русским. Поначалу инициатива была встречена администрацией не очень приветливо: дескать, лучше занимайтесь местными детьми, а мигранты «понаехали» и пусть сами приспосабливаются. На второй год, увидев явный прогресс ребят в учебе, руководство школы смягчилось. Ирина с коллегами стали разрабатывать календарно-тематическое планирование, искать диагностику, методику, учебники по русскому как иностранному, распределили детей в группы по уровню знаний. Обо всем, что делали, докладывали в Министерство образования региона. К счастью, инициатива была поддержана сверху. Так и появилась программа преподавания русского языка как иностранного и социальной адаптации «Одинаково разные», охватывающая 10 школ области.

В образовательном учреждении, желающем участвовать в программе, собирается команда учителей. Они проходят обучение на курсах повышения квалификации по русскому как иностранному. Психологи, социальные педагоги, завучи по учебно-воспитательной работе идут на другие курсы – по социальной адаптации. Все участники сначала проходят вводный тренинг от Центра толерантности – для создания команды с общими ценностями по отношению к вопросам миграции и восприятия инаковости. Курсы проводятся на базе региональных институтов повышения квалификации. В разработке программы участвовали эксперты Центра толерантности, преподаватели из ВШЭ, Санкт-Петербургского университета, МГППУ. Они не только проводят занятия для педагогов, но и сопровождают их в течение двух лет.

На курсы чаще приглашаются учителя иностранного языка: ведь преподаватели русского привыкли работать с носителями и объяснять правила структурно. Ребенку-иностранцу с нулевым языковым уровнем непонятно, как меняется окончание существительного в таком-то лице. Ему надо в первую очередь освоить разговорную речь, пополнить лексический запас. Дети занимаются русским в основном три часа в неделю в режиме дополнительного образования.

– Изучение любого иностранного языка обычно игровое, – говорит педагог Варвара Леонтьева. – Так и здесь: много адаптированной художественной литературы, настольных игр вроде лото. Например, игра в шляпу: из простого текста выписываются незнакомые слова, карточки кладутся в шляпу, затем дети по очереди их достают и объясняют их значение друг другу. За неделю накапливается какое-то количество новой лексики, и учитель, бережно поправляя ошибки, помогает встраивать слова в предложение.

«Хочу работать сидя»

В итоге за три года действия программы было обучено 168 педагогов. К школам Калужской области присоединились еще 10 школ Новосибирска, где число детей-мигрантов составляет более 10%. В этом году занятия будут посещать около трех тысяч ребят в обоих регионах. За год обязательных уроков школьник увеличивает знания языка в среднем на полтора уровня. В последующий год он либо переходит в более продвинутую группу, либо может справляться с другими предметами и осилить школьную программу уже без дополнительных занятий.

А школьный фестиваль культур стал традиционным не только в белоусовской, но и во всех других школах, работающих по программе «Одинаково разные». Ребят возят на экскурсии, ставят спектакли, организуют форум-театр. Их родители также не остаются в стороне – для мам и пап есть разговорные клубы и курсы ознакомления с бытом и нормами нового для них общества. Для педагогического коллектива завучи по воспитательной работе и психологи, обученные по программе социальной адаптации, проводят тренинги по толерантности. В него включены элементы вводного тренинга для участников программы, составленного экспертами Центра толерантности.

Второе поколение мигрантов – самое трудное в плане адаптации, – убеждена Ирина Белоусова. – Назад они уже не вернутся, поскольку оторваны от корней, но и на новой земле своими не станут – не только из-за акцента, но и из-за травмирующего школьного опыта. Государство должно работать с этой проблемой, понять, что сама она не рассосется. Во всем мире за последние 30 лет количество мигрантов увеличилось на треть. Их становится все больше, а сегодняшняя школа, увы, не поспевает за мировыми тенденциями. Самое страшное – то, что ребята плохо представляют себе будущее. Я как-то спросила одного очень способного и старательного мальчика: «Где ты будешь работать, когда вырастешь?» И он ответил: «Я хочу работать сидя». То есть главное – не на стройке, где надрывается его отец. Пока ничего лучшего, чем стройка или рынок, страна не может предложить ни взрослым, ни детям.

Ирина утверждает, что хотя программа работает всего три года, но она уже оставила свой позитивный отпечаток. Не только в Белоусове, но и в Малоярославце, Обнинске, Балабанове, в других городах Калужской области к школьникам из других стран стали терпимее относиться. Сейчас в регионе все реже упоминаются дети-мигранты, зато чаще можно услышать «дети-инофоны». В слове «инофон» акцент все же делается на языке, а не на национальности. Главное – что люди начали понимать: единственный способ жить в мире – это всем находить общий язык. И обу­чаться ему.

Людмила ПОЛОНСКАЯ