“Полет к солнцу”, который в школе не проходят… Новое о крахе ракетной мании Гитлера

Мужественное лицо, костюм с иголочки, Золотая Звезда Героя Советского Союза на лацкане. Не дожидаясь вопросов, Михаил Петрович начинает разговор шутливой фразой:
“Интересен еще Девятаев? Знаю я вашего брата. Всегда спросите то, о чем раньше не говорил…”
– Узедом.., начинаю разговор названием из его биографии.
– Пенемюнде, – предугадав вопрос, уточняет Михаил Петрович.
Вот он – ключ к тому, о чем прежде не говорил мой собеседник.
Во время войны Пенемюнде – сверхсекретный ракетный исследовательский центр фашистской Германии, получивший название деревушки на западной оконечности острова Узедом в Балтийском море. Руководил центром Вернер фон Браун. Тот самый, которого после Победы “умыкнули” американцы, сделав “отцом” ракетного оружия США.
Гитлер бросил на создание ракет дальнего действия гигантские ресурсы, средства, которых хватило бы для производства 10 тысяч танков. При том, что за годы войны немцы выпустили всего 55000 танков и самоходных артустановок. Уже этот факт показывает, какие огромные надежды, образно говоря, приступы ракетной паранойи, были у Гитлера в связи с ракетами Фау-2. В 1945-м они уносились на Лондон, но фашисты строили планы достать Нью-Йорк. Тогда они и нашу страну смогли бы простреливать на огромную глубину.
На авиабазе острова испытывали новейшие самолеты, в том числе первые в мире реактивные, например, Me-262. Специальное авиаподразделение возглавлял летчик-ас Карл Хейнц Грауденц. Почти на всех объектах трудились военнопленные-смертники. В конце 1944 г. в концлагере на Узедоме оказался Девятаев. Когда услышал шум авиамотора, родилась надежда: рядом аэродром, значит, можно улететь.
Михаил Петрович рассказывает:
“Нас провели мимо ракетных установок с фермами и железобетонными крепкими фундаментами. Подземные убежища и охрана вокруг произвели на меня гнетущее впечатление. Позднее за стеной барака вдруг блеснула вспышка огня, всколыхнулась земля, в окно ударила взрывная волна. Кто-то с испугу упал на пол. “Ракету запускают!” – прояснили старожилы. Я выбежал во двор. Казалось, весь остров освещен. В небо взлетел продолговатый факел, рассек тучи, исчез, и сразу стало темно. “Каждый день запускают. База!” – сказал кто-то из пленных. Я несколько поник: а вдруг здесь нет винтовых самолетов?”
На следующее утро он без разрешения стал в группу, которая направлялась на аэродром. За воротами – бомбардировщики, истребители, транспортники – гнездо Люфтваффе.
“Мысли разбегались, но я пытался концентрироваться на главном, – вспоминает Девятаев, – изучать все, что необходимо для полета, и никому не выдать своего намерения. Стал присматриваться к людям, формировать группу. Прощупывал каждого, заводя речь издалека. Те, у кого загорались глаза от слова “побег”, нашлись. Нужно было только собрать их в одну аэродромную команду. Она состояла из десяти человек, что достаточно для захвата бомбардировщика. Но и всем отобранным необязательно было раскрывать карты. Решил: только троим-четверым надежным парням признаюсь, что я летчик”.
Ими для Девятаева стали Владимир Соколов, Иван Кривоногов, Михаил Емец. Приметили новый двухмоторный “Хейнкель” -111 – личный самолет командира спецподразделения аса Карла-Хайнца Грауденца. Он чаще других летал, всегда заправлен, с утра прогрет, ежедневно стартовал, казалось, не придерживаясь никаких графиков, так что взлет этого самолета в первые минуты не вызовет подозрений. Его и решили захватывать.
Оставалось выбрать удобный момент. Однако побег чуть не сорвала случайность. 1 февраля в бараке после работы Михаил ударил подлеца, начавшего во всеуслышание охаивать Родину. Наказание – экзекуция “десять дней жизни”, в течение которых приговоренного беспощадно избивали. Через неделю Девятаев не выдержал, бросил Соколову: “Завтра или никогда! Силы теряю, чувствую, убьют!”
8 февраля 1945 г. аэродромную команду послали расчищать взлетно-посадочную полосу. К “Хейнкелю” подвезли горючее, прогрели моторы. Значит, машина готова к полету. Приближался полдень. Охрана должна была уйти на обед.
Конвоир убит. На лицах заключенных, не знавших о подготовке побега, – испуг. Всем им грозит смерть. В тот миг раздался твердый голос Кривоногова: “Ребята, спокойно! Михаил – летчик. Сейчас полетим на Родину!” Девятаев и Соколов уже у самолета. По их сигналу, чтобы не привлечь внимания немцев, из капонира остальные вышли строем. За конвоира – переодетый в солдатскую шинель Кривоногов.
Все забрались в кабину. Самолет выруливает на взлетно-посадочную полосу, набирает скорость. Но его хвост не отрывается от бетонки. Впереди море. Бомбардировщик резко разворачивается влево, задевая концом крыла землю. К счастью, обошлось без поломок…