На чтение: ≈ 14 мин.Гайто Газданов родился в Санкт-Петербурге. Такое необычное на первый взгляд имя ему дал отец – Иван Сергеевич (Баппа) Газданов, осетин по национальности. Ивана Сергеевича – инженера-лесника – часто посылали по служебным делам в разные концы России, и мальчик с семьей подолгу жил в Сибири и на Украине. Гайто было восемь лет, когда отец умер, и мама определила его в кадетское училище в Полтаве, где Гайто больше всего полюбил занятия гимнастикой. На каникулы Гайто приезжал к деду в Осетию – и делал “стойку на руках” на крыше двухэтажного дома. Однако карьера военного не прельщала будущего писателя, и, оставив училище, Гайто поступил в Харьковскую гимназию. Разразившаяся гражданская война не могла оставить его равнодушным, и в 15 лет он уходит воевать на стороне белой армии. В 1919 году он оказывается в армии генерала Врангеля и проходит вместе с ним до самого конца – трагического бегства из Севастополя в 1920 году. Нам сейчас сложно представить, что творилось в душе 17-летнего юноши, когда он в последний раз смотрел с корабля на удаляющийся российский берег. Впоследствии Газданов не раз обращался в своих произведениях к тем страшным событиям.
Из Турции Газданов переезжает в Париж – тогдашний центр русской эмиграции. Для многих эмигрантов “самый красивый город мира” не оказался самым гостеприимным. Для того чтобы выжить, бывшим дворянам – людям с блестящим образованием и происхождением – зачастую приходилось заниматься самыми “грязными” работами. Не обошла эта участь и Газданова: переходя из грузчика в слесари, моя паровозы и ночуя на улицах, Гайто имел возможность досконально изучить нравы “низкого” Парижа. На его глазах “пропадали” и погибали не выдержавшие подобных условий друзья и знакомые. Наконец в 1928 году Газданову удалось устроиться шофером в парижское такси. Такая работа позволяла ему быть свободным почти целую неделю. Лишь две ночи – в субботу и воскресенье – он крутил баранку машины, а остальное время посвящал делу, бывшему, как он чувствовал, его предназначением, – литературе.
Осетин “по крови” и парижанин “по жизни”, Газданов писал по-русски – и стал русским писателем. Первый же его роман “Вечер у Клэр” (изданный на Западе) тепло встретил Максим Горький. Восторги и комплименты сопровождались обвинениями в неумении строить сюжет и делать все то, что требуют от писателя законы “классического литературоведения”.
Обычно писатель все знает о персонажах своего произведения, и ему остается только сообщить читателю, кто что сказал и сделал. Часто писатель не может удержаться от поучений между строк, от приговора своим героям, вынося его как судья на суде: чтобы другим было неповадно. Газданов писал так, как будто он был свидетелем реальных событий, но при этом “много на себя не брал”. У читателя складывается впечатление, что – как и свидетель на суде – автор не обладает всей полнотой знания о происшествии и сообщает только свои “показания” – впечатления и переживания. Свести же воедино разные сведения – это дело читателей, “на суд” которых и выносится произведение.
В данном случае речь идет о весьма сложной литературной традиции, которая тянется из глубины веков, традиции, которую можно назвать “литературой свидетельства”. Не вдаваясь в подробности, заметим, что такая литература занята выяснением истины и привлекает для этого самые разные “показания” – от визионерских прозрений, картин ада и рая (как это делают Данте и Вильям Блейк) и до описания загадочных преступлений (что можно найти у родоначальника детективного жанра Эдгара По). Для нас важно, что эта литература привлекает схему суда и соответствующие метафоры не столько как объект изображения, сколько как модель для решения художественных задач.
Приведенные нами примеры принадлежат западной литературе, и это не случайно – русская литература не “доводила дело до суда”, то есть поясняла свои истины “по-хорошему” – с помощью сказки, проповеди и учительства. Подтверждение тому можно обнаружить в истории русского литературного языка, который вел свое происхождение от церковно-славянского и был отделен от судебного языка “Русской правды”. В то же время на Западе жизнь в обществе уже давно рассматривается как война всех со всеми и суд является естественной моделью решения всех проблем, в том числе и в области искусства.
Учитель из романа Газданова “Призрак Александра Вольфа” говорит ученикам: “Вы начинаете жить, и вам придется участвовать в том, что называется борьбой за существование. Грубо говоря, есть три ее вида: борьба на поражение, борьба на уничтожение и борьба на соглашение. Вы молоды и полны сил, и вас, конечно, притягивает именно первый вид. Но помните всегда, что самый гуманный и самый выгодный вид – это борьба на соглашение. И если вы из этого сделаете принцип своей жизни, то это будет значить, что та культура, которую мы старались вам передать, не прошла бесследно и вы стали настоящими гражданами мира…”
Мы не случайно столь подробным образом остановились на понятии “литература свидетельства”. Именно дух свободы, который исходит из принципов гражданской ответственности, привнес Гайто Газданов в отечественную словесность. Он привнес в нее целую литературную традицию: живя в Париже и вдыхая воздух свободы, он предоставил своим героям эту свободу (которую мы знаем из житейского принципа: “живи сам и давай жить другим”). Именно поэтому его произведения сразу показались читателям такими живыми и современными – они чувствовали себя не просто сторонними наблюдателями, а соучастниками выяснения истинных причин происходящего. Гайто Газданов ставил своих читателей на одну ступеньку с собой, делая их творцами. А не это ли и есть высшая степень уважения к личности и к свободе?
Это притягивает к Газданову читателей и почитателей, за это его очень любят самые разные люди. Его произведения особенно ценят те, кто сам занят творчеством, – художники, артисты, писатели: люди творческих профессий ценят свободу превыше всего. Последние 20 лет своей жизни Газданов посвятил работе на радиостанции “Свобода”, куда его пригласили в качестве заведующего литературной редакцией – после тридцати лет работы таксистом! В течение всего этого времени жизнь Газданова представляла собой непрерывную борьбу за существование, за возможность быть писателем – выдающимся русским писателем вне Родины. Но он никогда не забывал о ней. Он был сильным человеком – и сильным во всем. Во времена французской оккупации он участвовал в движении Сопротивления, скрывал у себя советских солдат, бежавших из плена, помогал партизанам издавать бюллетень на русском языке. Стоит ли говорить, что эта деятельность была связана с огромным риском?
Не все друзья Газданова приветствовали новую работу писателя на радиостанции, которая финансировалась на деньги ЦРУ, но, по-видимому, только таким образом во времена “холодной войны” русский писатель, живущий на Западе, мог как-то прозвучать на Родине – в радиоэфире. Газданов вел передачи под псевдонимом Георгий Иванович Черкасов. Они были посвящены русской литературе и оставляли ощущение общения с мудрым и тактичным собеседником.
В Париже, на могиле писателя, поставлен памятник – надгробие, изготовленное известным московским скульптором Владимиром Соскиевым. История его создания сама по себе полна интриги. Памятник этот был заказан Владимиру Соскиеву руководством Республики Северная Осетия еще пять лет назад. Старое надгробие выглядело вполне заурядно – это была плита гранитной крошки, на которой уже с трудом можно было различить имя писателя. Соскиев – скульптор известный и почитаемый и у себя на родине, в Осетии, и в Москве – изготовил макет будущего памятника и дал знать об этом заказчику. Однако Александр Дзасохов, президент Республики Северная Осетия, несмотря на обещания, не смог ознакомиться с макетом памятника. Известно, что ранее Дзасохов уделял немало внимания памяти Газданова: под его патронажем в 1998 году прошла конференция во Владикавказе, посвященная 95-летию со дня рождения писателя. По какой причине он не смог посетить мастерскую скульптора, мы можем только догадываться.
К чести Владимира Соскиева следует сказать, что он не захотел отказываться от идеи поставить памятник Газданову. В течение нескольких лет он искал поддержку разных фондов и частных лиц. В декабре 1998 года мы с Соскиевым встретились в Центральном Доме литератора на заседании Общества друзей Газданова.
Владимир Соскиев вошел в наше общество и помог организовать несколько интереснейших встреч. Например, с Фатимой Салказановой, известной журналисткой и сотрудницей Газданова, поделившейся с нами воспоминаниями о своих беседах с писателем. Или с двоюродным братом писателя – Тотром Джиоевым, живущим в США, который рассказал много интересных подробностей о детских годах Гайто.
Наконец, по прошествии трех лет с изготовления макета, усилия Общества друзей Газданова увенчались успехом. Большой почитатель творчества писателя всемирно знаменитый дирижер и художественный руководитель петербургского Мариинского театра Валерий Гергиев и известный пивовар, директор компании “Балтика” Таймураз Боллоев согласились помочь отлить памятник из бронзы и установить его на могиле писателя.
Надгробный памятник работы Соскиева представляется мне изумительным и ясным. К его пониманию у каждого человека может быть свой путь. Надгробие изображает юношу, забывшегося сном. Изображение спящих юношей и девушек в надгробных памятниках – давняя традиция: сон и забытье соединяют нас с вечностью. Так мог спать у своего деда во Владикавказе сам Гайто – и сны об этом счастливом времени в свою очередь могли посещать его вдали от Родины, в Париже. О таких снах Мандельштам писал:
Я получил чудесное наследство –
Чужих певцов блуждающие сны…
В первом романе Газданова “Вечер у Клэр” все пронизано подобными снами-воспоминаниями. Мы должны быть благодарны художнику Владимиру Соскиеву, который тонко почувствовал дух произведений своего великого соотечественника и воплотил его в бронзе.
Юрий Нечипоренко,
президент Общества друзей Гайто Газданова
Выбор читателей
Комментарии