На чтение: ≈ 19 мин.По роду деятельности каждому из нас приходится посещать государственные бюрократические заведения. Терпеливо ожидая приема, не можешь отделаться от чувства, что происходящее вокруг что-то напоминает. Сама атмосфера учреждения кажется давно знакомой. Суетятся работники “конторы”, много бумаги, все чем-то “заняты”. Часто после долгого и томительного ожидания тебе вдруг заявляют, что пришел не в ту инстанцию, документы оформлены неверно или просто “зайдите через неделю”.
И вдруг понимаешь, что все это очень похоже на работу приказов ХVII века, а точнее, на чиновников того времени – дьяков и подьячих. Посмотрите внимательно на полотно художника С.В.Иванова “В приказе московских времен” – не правда ли, очень знакомая картина? Конечно, гусиные перья дьяков того времени сменили компьютеры и факсы, но бумаги стало не меньше, а может, и больше, такое же томительное ожидание, “кормление от службы”, “московская волокита”. К сожалению, в литературе, искусстве и в наших представлениях закрепился в основном негативный образ чиновников средневековой Руси. За яркими политическими событиями, военными столкновениями, деятельностью великих князей и московских царей мы мало внимания уделяем, а порой и вовсе не замечаем тех, кто незаметно, но “исторически значимо” играл важную роль в событиях русской истории ХVI – ХVII веков. Кому прежде всего обязаны великими свершениями “Грозные” и “Тишайшие” цари – московским дьякам.
Формирование единого Русского государства при Иване III требовало образованных чиновников для управления страной и решения внутриполитических и внешних задач. Дружина великого князя, славная своим военным опытом, была в то время совершенно неприменима в управлении. Единственным образованным слоем на Руси являлось духовенство. Именно духовенство выступало идеальным советником верховной власти, готовило своих учеников для управления государством.
Церковь устраивала свою жизнь и жизнь своей паствы согласно византийскому законодательству. Из церковной школы выходили дьяки и подьячие (греч. – служитель). Их опыт и знания стали фундаментом Московской империи. Именно духовенство служило проводником в России юридической и административной мудрости Византии, рухнувшей под ударами турок-османов.
Наследие империи Константина Великого, принесенное Софьей Палеолог и греками, приехавшими вместе с ней в далекую Москву, стало основой эпохи Возрождения в России. В отличие от западноевропейского Возрождения, основанного на классической эпохе Древней Греции и Рима, на Руси ориентировались на средневековое наследие Византийской (Ромейской) империи. Устройство высших органов, приказы, раздача поместий, порядок службы, система налогов и, наконец, титул царя – все это результат кропотливой и на первый взгляд незаметной работы дьяков и подьячих.
Именно при московском великом князе Иване III, прозванном Горбатым или Грозным, начинается возвышение дьячества. В летопись, как правило, входили самые важные события Московского государства. Кончину дьяка в летопись сочли нужным занести: “Того же лета, месяца июля в 5 день, с субботы на неделю в 3 часа нощи, преставился великого князя дьяк Василий Мотырев и положен у Троицы в Сергиевом монастыре…, а в диачестве был 20 лет…”. Даже в личной переписке с женой Еленой Глинской великий князь Василий III отметил: “Писал у меня эту грамоту дьяк мой Труфанец и запечатал я ее своим перстом”. Любопытно, что дьяки были всесторонне образованными и культурными людьми для своего времени. Так, в Венгрию к королю Матвею по дипломатическим делам был послан в 1482 году известный грамотей своего времени знаменитый дьяк Федор Курицын, которому приписывают сочинение повести о Дракуле. Великокняжеский дьяк Мисюр Мунехин, который долгое время заведовал делами Пскова, своими заботами превратил убогий, никому не известный Печерский монастырь в знаменитый и славный не только в России, но и за ее пределами. Любопытно, что именно к Мисюру обращался со своими знаменитыми посланиями инок Елизарова монастыря Филофей. В одном из посланий Филофей раскрывает значение Московского государства как третьего Рима. В другом послании автор касается мер, которые умный дьяк провел против распространения моровой язвы. Мисюр фактически применил против эпидемии карантин. Он загораживал дороги, опечатывал дома, мертвые тела приказывал хоронить в отдалении от города. Методика борьбы с эпидемиями была распространена на всю страну. В 1570 году, когда свирепствовал страшный мор, умерших, как и при дьяке Мунехине, хоронили за городом, ставили заставы по улицам. Дворы, где кто-то скончался от болезни, запирали с оставшимися в живых людьми. Кормили затворников сообща, всей улицей. Запрещено было их исповедовать, а в случае нарушения приказа велено было сжигать и священника, и больных.
Стереотип, что дьяки – это только своего рода секретари, которые работают в приказах с бумагой и чернилами, возник только в ХVII веке. На самом деле это были универсальные чиновники, которые беспрекословно и четко выполняли возложенные на них обязанности. В качестве примера можно отметить любопытный факт контроля, который они осуществляли за дворянским ополчением. Назначаемые из Москвы дьяки отправлялись в область, имея на руках список боярских детей. Собравши военное дворянское ополчение по списку, ехали с ними на государеву службу. Тех, кто укрывался, сыскивали, били кнутом и высылали на службу. Дьяки сопровождали дворян до места службы, что было совершенно оправданно. Ополчение по пути часто занималось грабежом мирного населения.
Только дьяки могли развить идею объединения законов в виде систематического судебника на основе преданий византийского законодательства. Только хорошо вышколенная группа законоведов-дьяков была способна создать московские судебники, великокняжеский 1497 года и царский 1550 года (все попытки заменить Соборное уложение 1649 года царя Алексея Михайловича на протяжении ХVIII века новым сводом законов закончились неудачей; только в правление императора Николая I в 1832 году М.М.Сперанскому удалось издать “Свод законов Российской империи”). Эти судебники производили на иностранцев огромное впечатление. Привыкшие видеть в русских только варварство, они невольно восхищались системой законов и судопроизводства в России. Посетивший Москву в 1525 году Герберштейн много цитирует Судебник.
Англичанин Ричард Ченслор приводит в пример Западу русское судопроизводство, лишенное запутанности и, следовательно, необходимости юристов: “В одном отношении русское судопроизводство достойно одобрения. У них нет специалистов-законников, которые бы вели дело в судах. Каждый сам ведет свое дело и свои жалобы и ответы подает в письменной форме в противоположность английским порядкам”. И далее: “Русские законы о преступниках и ворах противоположны английским законам. По их законам они не могут повесить человека за первое преступление, но могут держать его в тюрьме, часто бить его плетьми и налагать на него другие наказания”. Вообще иностранцы совершенно не понимали, какая тонкая работа идет с ними даже в неофициальном общении. Торговый агент Московской компании в России Джером Горсей хвастался, что исторические сведения ему сообщили по секрету: “Я читал в их хрониках, написанных и хранимых в секрете великим главным князем страны по имени князь Иван Федорович Милославский, который по любви и расположению ко мне доверял мне многие секреты…”. Наивному англичанину, конечно, под большим “секретом” дали хроники, над которыми предварительно усердно и талантливо поработали умные дьяки, чтобы внушить торговому агенту нужную информацию.
Дьяки были чиновниками государя – “служилыми по Отечеству”. В 1566 году в документах Земского собора читаем: “Мы, государя своего царя и великого князя бояре и окольничие, и приказные люди, и дьяки, на сей грамоте государю своему крест целовали и руки свои приложили”. В этом отношении показательно, что за оскорбление дьяков компенсацию за “моральный ущерб” устанавливал по закону сам государь. Деятельность дьяков осуществлялась в основном за свой счет. Поэтому за службу они получали имения в кормление с правом суда “кроме душегубства и разбоя с поличным”. Помимо жалованья и поместий дьяки имели часть доходов от судебных дел – “кормление от службы”: от судебного дела с каждого рубля судье причиталось одиннадцать денег, дьяку семь, а подьячему две (Судебник 1550 года).
Заинтересованность царей московских в возвышении дьячества и забота о них сопровождалась требованием беспрекословного подчинения и исполнительности. Дьяк Федор Жареный, который осмелился жаловаться, был бит кнутом и лишен языка. Строго наказывалась и отговорка от службы. Дьяк Долматов, которому велено было ехать послом к императору Максимилиану, объявил, что не имеет средств к этой поездке. Его схватили и заточили навеки в монастырь на Белоозеро, а имение отобрали в казну.
Возвышение дьячества продолжалось и при Василии III. Но настоящей и главной опорой престола они становятся при Иване IV Грозном. Политический противник царя князь Андрей Курбский отмечал, что Грозный особенно доверял своим дьякам, которых избирал из поповичей или простонародья. Другой “диссидент” Тетерин писал, что есть у великого князя новые доверенные люди, дьяки, которые “теперь не только землею владеют, но и головами торгуют”. Царь приставлял к воеводам и наместникам своих дьяков и требовал даже уравнения в местничестве их с боярами и князьями. Так, посылая в Казань князя Булгакова и дьяка Михаила Битяговского, он написал в наказе, чтобы с дьяком “был бы без мест, а розни у вас не было бы ни в чем”. Даже в самые тяжелые периоды Ливонской войны механизм управления, возглавляемый дьяками, работал точно и слаженно. Только опираясь на этот механизм, можно было мобилизовать и перебрасывать на фронт разноплеменные конные войска, переселять массы народа из завоеванных окраин в глубь страны.
Но именно Грозным был нанесен дьячеству сокрушительный удар. Принцип “Жаловать мы своих холопов вольны, а и казнить вольны тоже!” коснулся и государственного аппарата. “Впав в гнев”, царь зверски казнил на Поганой луже (Чистые пруды) почти всю элиту московского дьячества. В этом была трагедия и страны, и Грозного. Историк Р.Ю.Виппер считал, что “он растратил и бросил в бездну истребления одну из величайших империй мировой истории”.
После “пожара лютости” Ивана Грозного следовало бы ожидать, что при его преемнике “тишайшем” царе Федоре Ивановиче в системе управления произойдет сбой. Как это ни парадоксально, но и при Федоре механизм управления работал четко и эффективно. Каким бы ни был “блаженным на престоле” царь Федор, администрация дьяков всех рангов сверху донизу правила его именем. Все ее распоряжения исходили от законного государя.
Царь Борис Годунов не был прирожденным царем. И потому система московского управления рухнет сразу и неожиданно, когда на окраине предпримет поход на Москву самозванец Гришка Отрепьев, выдавший себя за царевича Дмитрия – “природного” наследника московского престола. Среди дьячества царили разброд и шатание. В самый ответственный момент борьбы с самозванцем на его сторону перешел дьяк Богдан Сутупов, посланный в правительственные войска с жалованьем стрельцам. Это был не единичный случай. Характерной в этом отношении является деятельность известного впоследствии дьяка Василия Зиновьева-Сыдавнего. Он служил царю Василию Шуйскому. После его свержения с престола в составе боярского посольства участвовал в переговорах с польским королем Сигизмундом III с целью просить его сына королевича Владислава занять русский престол, а позже дьяком подмосковного ополчения боролся за освобождение Москвы от польских интервентов.
Великая идея служения “помазаннику божьему”, опираясь на традиции церкви, размывается и постепенно исчезает после Смутного времени. Разрыв со средой, которая формировала и наделяла глубоким смыслом службу дьячества, приводит в ХVII веке к снижению их роли в управлении страной. И как следствие идет рост злоупотреблений и казнокрадства дьяков. Именно в ХVII веке произойдут громкие аферы и преступления, связанные с хищением государственной казны. Судебник 1649 года царя Алексея Михайловича содержит много статей, где перечисляется большое количество нарушений и злоупотреблений служилых людей, в том числе и дьяков. Решение судебных дел в пользу друзей и родственников, приписки и “скребения” (подчистки документов), вынос документов за пределы приказа, “волокита” с целью получения материальных выгод. Самое строгое наказание следовало за сговор дьяка и подьячего с целью сфальсифицировать ход судебного дела: “Дьяку за то учинить торговая казнь, бить кнутом, и во дьяцех не быть, а подьячего казнить, отсчесь руку”. Но ничто не помогало обуздать материальные “аппетиты” дьяков. Ни жестокие наказания “тишайших” царей, ни гнев толпы, которая разрывала на части ненавистных дьяков во время соляного и медного бунтов в Москве.
Петр I, проводя европейские преобразования в России, заставил дьяков сбрить бороды, курить “пипки табацкие” и носить европейские мундиры. Вместо названия “дьяки” чиновников стали называть на иноземный манер – “фискалы”, “прокуроры”, “обер-секретари”, “асессоры” и т.д. Дал Петр и принципы успешного продвижения по службе – “пожирать глазами начальство” и “иметь вид веселый и придурковатый”. Изменилась форма, но не содержание. Петровские учреждения управления вели дела хуже старых приказов. Получать за свою работу чиновники будут только денежное жалованье. Но чиновничество в России не желало отказываться от древней традиции – “кормиться от службы”.
Лучшие деловые качества московских дьяков прошлого блеснут в середине ХIХ века, когда на основе идей просвещенного абсолютизма чиновники Российской империи проведут Великие реформы 60-70-х гг. Для этого потребуется система высшего образования императора Александра I и “палочная” дисциплина Николая I.
Андрей ИГНАТОВ,
кандидат педагогических наук
Выбор читателей
Комментарии