Обновление взгляда

В книге собраны тексты поэта, переводчика, мыслителя Ольги Седаковой, созданные в последние примерно четверть века и объединенные кругом проблем, рассматриваемых на разных материалах: отношения веры и социума, веры и разума, веры и искусства.

По обстоятельствам возникновения все это лекции и речи, произнесенные по разным поводам: по случаю присвоения автору звания доктора богословия honoris causa, выступления и доклады на конференциях, симпозиумах, коллоквиумах, актовые лекции в Свято-Филаретовском институте и иные публичные лекции, вступительные слова к разным мероприятиям, колонки на сайте Religio.ru, наконец комментарий к посланию папы римского Иоанна Павла II. Многообразие тем высказываний и привязанность их к разрозненным поводам не означают необязательности сказанного, напротив, это, давая автору возможность посмотреть на обсуждаемый в книге круг проблем (вообще-то необозримый) с разных сторон, работает в конечном счете на цельность складывающейся картины. И говорятся здесь вещи исключительно принципиальные. То же самое, несомненно, могло бы быть изложено в форме систематически выстроенного трактата, но так высказываемая мысль живее, гибче и чутче. Выстраивать систему взглядов автору нет нужды, читатель не раз убедится, что эта система есть у нее и так и выговаривается здесь по каждому из конкретных поводов: о чем бы, о ком бы ни заходила речь, она всякий раз выходит за рамки каждого повода, используя его как опорную точку.

По самому большому счету проблема тут одна – возможность выявления общих (ценностных) оснований веры, художественных практик и социальной жизни как разных, но однокоренных модусов отношения человека к миру и к самому себе, разных органов восприятия одного и того же: жизни и ее истоков, этики, регулирующей отношения с ними. Название серии «Богословие искусства», в которой издана книга, применительно к сборнику Седаковой представляется исключительно точным: во всех этих высказываниях автор столько же богослов, сколько теоретик искусства и культуры.

Насколько можно себе представить, в понимании обсуждаемых предметов Седакова стоит особняком как среди коллег-богословов, так и среди коллег – теоретиков культуры. Прежде всего прочего искусство и христианство она читает друг сквозь друга. По преимуществу искусство – через христианство, однако и последнему, показывает Седакова, найдется чему поучиться у первого: например, «в иных моментах стоит прислушаться к искусству как к истолкованию (или к смутному провиденью) некоторых содержаний христианской вести».

Кроме того, автор подвергает переосмыслению понятия настолько, казалось бы, коренные для нашего сознания, что они уже не особенно рефлектируются, поскольку принимаются за самоочевидные, выявляет их неявное содержание и продумывает содержание недопродуманное. Ставя понятия богословского происхождения вместе с соответствующим их наполнением в светский контекст, выявляя этимологию слов, призванных их обозначать, раскрывая таким образом их не(до)освоенный смысловой потенциал, Седакова получает результаты, парадоксальные для обыденного сознания. На самом деле она совсем ненавязчиво и в формате живого разговора если и не производит полную пересборку европейского (и нашего) понятийного аппарата, что потребовало бы очень большой работы, то, по крайней мере, указывает на возможные направления такой пересборки. И в каждом из случаев она рассуждает о категориях, в ее представлении общих для искусства и церковной традиции.

Среди этих категорий одна из важнейших – свобода. Об этой ценности, коренной для новоевропейского сознания, Седакова говорит неожиданное (упраздняя тем самым типовые, автоматические ходы мысли на эту тему: свобода «от чего» и даже «для чего»): «Свобода, прежде чем она – выход из-под другой власти, сама есть власть». В доказательство этого поэт ссылается на греческое слово exousia, имеющее значение как «власть», так и «свобода»: «Общий смысловой знаменатель «власти» и «свободы» – «сила». Возникающая, по словам Седаковой, «из своей невозможности» и подобная в этом отношении самому бытию, свобода – «сама сила. Свобода первее, чем преодолеваемые препятствия свободе <…> чем условия, как будто ее определяющие».

Спорит Седакова и с обыденным, рутинизированным, во многих отношениях слепым церковным восприятием (то есть ни вера, ни воцерковленность сами по себе, получается, не дают человеку необходимой зрячести). «Свобода, – говорит она, – одна из <…> особенно открытых искусству (и часто затененных для обыденного церковного восприятия) интуиций». Она находит возможным говорить о «святыне свободы» и «святыне красоты», не теряя их христианского смысла, но проясняя его.

Сказанное Седаковой о ее любимых героях с полным правом можно отнести к ней самой. Подобно Пастернаку, она наблюдает в искусстве (общую с христианством) «работу по преодолению смерти»; у Аверинцева видит необходимым учиться одновременному сопротивлению «дурному иррационализму и плоскому рационализму», осознанию познавательной ценности «сердца и совести, о которых забыл (от которых себя отвлек) «естественный разум» Просвещения».

Будучи последовательно продумано, все это способно радикально обновить взгляд на человека вообще и новоевропейского человека в частности.

В общей основе религиозного мироотношения, (настоящего) искусства и (правильно организованной) социальной жизни Седакова видит ценности, соотнесенные друг с другом, образующие устойчивый комплекс (а может быть, в некотором ракурсе оказывающиеся обликами друг друга). Если всмотримся, ничего неожиданного тут нет: ценности изначальнейшие. Кроме свободы это, например, красота и правда, а среди требуемых для их восприятия человеческих качеств – открытость, цельность, восприимчивость к будущему, глубина как всем существом проживаемая соотнесенность с метафизическими основами существования, и все они требуют от человека зрячести и отваги.

Ольга Седакова. И жизни новизна. Об искусстве, вере и обществе. – Богословие культуры. – М. : Никея, 2022. – 528 с.