Николай КОЛЯДА: Дорогие звезды, совесть надо иметь!

Он написал более 100 пьес, которые идут более чем в 100 театрах по всему миру. Но на достигнутом не останавливается. Продолжает писать, репетировать новые спектакли, играть, преподавать и проводить театральные конкурсы и фестивали. 4 декабря екатеринбургскому актеру, режиссеру и драматургу Николаю Коляде исполнилось 55 лет.

– Николай, когда вы создавали свой «Коляда-театр», рассчитывали на коммерческий успех?- Кто мог в 2001 году знать, что будет с нами?! Не было ни помещения, ни постоянной труппы. Но я всегда говорил артистам: «Подождите, будут и у нашего театра «мерседесы» стоять, потерпите, работайте. Мы обязательно поедем за границу, объездим весь мир, и все у нас будет хорошо». Тогда я платил зарплату 500 рублей в месяц. Потому что у меня просто не было денег: все мои накопления, собственное жалованье, авторские отчисления уходили на колонки, на фонари, на кресла в зрительном зале. Тогда нас было 10 человек. Но я верил: все непременно получится.- А что такое вообще успех в театре?- Успех в театре? Что бы ни написали газеты, что бы ни показало телевидение, что бы ни пели театральные критики или восторженные театралы, на самом деле все знают, что сколько стоит. Чтобы быть успешным, совершенно не обязательно светиться на экране изо дня в день, тусоваться, заставлять говорить о себе. Мы можем сейчас с вами долго рассуждать о драматургии, а потом я назову имя – Людмила Петрушевская, и все померкнет перед ним. Потому что если кто и сделал революцию в советском театре, так это она. Приятно когда встают, аплодируют, цветы дарят, шоколадки выносят. Но это, поверьте, ровным счетом ничего не значит. Шоколадки – это еще не успех.- Вы как-то шутили, что из Екатеринбургского театра драмы вас выгнали за пьянку.- Был такой счастливый эпизод в моей жизни в 1983 году. Говорю счастливый, потому что, не случись его, так бы и работал провинциальным артистом, в тихую пил горькую, жил бы жизнью не очень яркой, не очень свежей. Большое спасибо тем, кто уволил меня! Это подвигло меня собрать мозги в кучку, приехать в Москву, поступить в Литературный институт и проучиться шесть лет у Вячеслава Максимовича Шугаева. Кстати, пить я с тех пор бросил.- Чем «Коляда-театр» отличается от Екатеринбургского театра драмы?- Есть большие драматические театры, а есть маленькие, которые делают то же самое, только в маленьком масштабе. Там маленькие кулиски, реквизит из папье-маше, парики, носы, приклеенные бороды – все то же самое, только в миниатюре. Зачем это нужно? Мы пытаемся найти новый театральный язык. Пытаемся иначе разговаривать со зрителем, не так, как он привык. Наше творчество многих раздражает, сердит, бесит. А кого-то, наоборот, в восторг приводит. Мне нравится то, чем мы занимаемся.- Вы верите в великую силу искусства?- Как-то приехал я к своей подружке, к бабушке, бывшей артистке Екатеринбургского театра драмы. Привез пенсию. Ей 86 лет. Сидим. Она говорит, что ничего не видит, плохо слышит, жалуется на все. Еле жива. Спрашивает меня слабым голосом: «А что ты сейчас ставишь?» Я говорю: «Маскарад». Пауза. Бабушка вдруг оживает и говорит по-молодому: «А ведь я играла Нину в «Маскараде» в 1965 году. В Нижнем Тагиле! «Ах как новый вальс хорош! В каком-то упоенье кружилась я!» И как давай мне шпарить куски из «Маскарада», и за себя, и за Арбенина, и за Казарина, и… за всех! Я глаза выпучил. Не поверил. А она сияла, смеялась и читала, читала, читала. И что тут скажешь? Вот она, волшебная сила искусства.- Москва заполнена антрепризами, куда приглашают известных актеров. Там есть большие деньги, но нет шедевров. А ведь ваш театр тоже сборная труппа.- Я понимаю, что хочется кушать, а для этого надо «чесать» и «косить» по провинции, но, дорогие наши звезды московские, совесть тоже надо иметь. С другой стороны, как я могу судить об этих спектаклях? Я их никогда не видел и не увижу, потому что в жизни смотреть это не пойду. Меня не затащишь арканом на антрепризные спектакли. Пусть они делают что хотят. Я могу по этому поводу только огорчаться. В Москве одна знаменитая артистка сказала Ирине Ермоловой, исполнительнице главной роли в моем спектакле «Трамвай «Желание»: «Деточка, что ж ты так затрачиваешься?» А когда я ей сказал, что и завтра тот же спектакль еще раз будет, и она так же будет затрачиваться – то эта московская знаменитость пришла просто в недоумение: а как это можно выдержать? Им-то, большим артисткам, чего затрачиваться? Выйди, лицом поторгуй, и вот они – аплодисменты, крики «Браво!», цветы, деньги. Спасибо кинофильмам, что прославили. Ой, беда, беда… Они ведь давно уже не артисты, а морды киношные. И это плохо, потому что в театре надо тратиться!- Доход театру приносит только продажа билетов?- Билеты и мои гонорары. Правда, бывает, что раз в год придет в театр человек, даст 100 тысяч рублей и уйдет. Я даже фамилии его не знаю. Пришла известная волейболистка Елена Година, принесла 10 тысяч долларов, я на них поставил «Вишневый сад». Как-то в Москве после спектакля зашли зрительницы, они и в Екатеринбург ездят смотреть мои спектакли много-много лет. Протягивают сумку большую. А там апельсины, какая-то кофта женская, красивая, из дорогого магазина, коньяк, шоколад и конвертик. Я открываю: 5 тысяч рублей одной бумажкой. Я заплакал, поцеловал эту бумажку, дай Бог вам здоровья, тетеньки. У меня нет шикарной машины, квартиры или дома. Все идет в общую копилку.- Значит, актеров не обижаете, зарплату повышаете?- Повышаю, но совсем чуть-чуть, увы. Конечно, зарплата у ребят небольшая. Прожиточная. Для людей, которые смотрят на ценник в магазине, когда что-то покупают. И вообще для людей сильно экономящих. Но что делать – это все, что я могу пока для них сделать. Но все будет, все впереди…- Есть ли театры, куда вы ходите с удовольствием?- Никуда не хожу, мне все не нравится.- Даже на спектакли по собственным пьесам?- Знаете, какая моя пьеса самая популярная? Инсценировка сказки «Морозко»! Боже мой! За последние десять лет я написал столько пьес, и когда работал над ними, искренне верил, что они удачно впишутся в репертуар любого большого театра. Потому что в них нет мата, нет чернухи, есть развернутая картина жизни, я прописывал характеры, чтобы актерам было интересно играть, прописывал ситуации, резко поворачивая их, чтобы зрителям было интересно смотреть. Я так старался… И что? Никому не надо. Ни один театр не поставил пьесу «Амиго», ни один театр не взялся за «Птицу Феникс» (она идет только в Тюмени, где я ее сам поставил). Один-единственный театр в Челябинске играет пьесу «Тутанхамон». Никто не берется играть пьесу «Большая советская энциклопедия». Никому не нужны «Икар» и «КЛИН-ОБОЗ». Двадцать лет назад я написал пьесу «Букет», где каждая роль, как мне кажется, подарок актерам. И что? Она идет в моем театре. И больше нигде. И список этот скорбный можно продолжать и продолжать. Обидно. Столько сил, мыслей, слез, вывернутой наизнанку души. Такой накал. И все в пустоту… А вот сказку «Морозко», сделанную за полдня, ставит больше десятка театров. И еще хотят. Так, может, ну его все, засесть за «Морозко-2», «Морозко-3», «Морозко возвращается» – буду сыт, пьян, нос в табаке. Печально это, если разобраться. Это ведь не только меня касается, а и многих других авторов, у которых много хороших, но абсолютно никому не нужных пьес.- А читать чужие пьесы, присланные на конкурс «Евразия», вам нравится?- Читаю все, что прислали. Иногда перечитываю некоторые пьесы по второму разу, чтобы понять хоть что-то. И часто задаю себе вопрос: «Товарищи, а вы это серьезно? А вы в своем уме, или нет?»Пишущих для театра сегодня так много, что задаешься вопросом: а вы зачем это делаете, товарищи? Отвечу. Потому что, как мне кажется, знаю зачем. Однажды мне один уральский литературный деятель сообщил доверительно: «Как хорошо, что ты вовремя подсуетился, перестал писать прозу и взялся за пьесы. А я вот маюсь…» Имелось в виду: как хорошо, что ты изворотился, Колька, и стал бабло рубить немереное, не напрягаясь при этом ничуть, а я вот, бедный, пишу свою прозу для вечности, и так и проживу в бедности… Объяснять ему, что я пишу пьесы, потому что без театра жить не могу, что мне это на роду написано, и если бы и не платили – все равно писал бы для театра, было бессмысленно.- Но ведь драматург – профессия штучная.- Вот и я о том же. Оглянитесь хотя бы на XX век. Сколько их было, драматургов, за последние сто лет? Новое поколение, воспитанное на зомби-ящике и мерзопакостной антрепризе, напрочь, если не навсегда, испортило себе вкус. Большинство из них понятия не имеют ни о настоящем театре, ни о литературе. Новое поколение вообще не понимает, что такое работа души. Оттого и плодятся эти пьесы, которые проникают в театр. А чего? По телику и не то показывают. А телик – это планка, это успех. Это востребовано народом, такое надо всем, а потому можно и так писать! И что делать? Ничего. Ниже плинтуса уровень вкуса, уровень культуры. Никаким домкратом его не поднять. Ведь это же катастрофа, если задуматься.- Как вы относитесь к тому, что самые популярные персонажи на сегодняшней сцене – это смех и секс?- Люди должны смеяться, многие за этим в театр и идут. Что касается секса, он тоже должен быть, но измеряться граммами, а не килограммами, не тоннами. Должно быть притяжение между людьми, искры, сполохи молний. На этом вся наша собственная жизнь построена. Но, с другой стороны, не только ведь на этом. Есть еще какие-то радости. И о них на сцене тоже надо говорить.- Вам приятно, когда ваши пьесы хвалят?- Как-то позвонил Валентин Иосифович Гафт. И вдруг попросил для себя пьесу. Я выслал ему «Бенефис», «Носферату» и «Нюня».Герои последней пьесы – два старика. Гафт перезванивает и хвалит «Нюню» так, что я чуть не падаю на пол и не дрыгаю ногами от счастья. Приятно. Не каждый день все-таки тебе Гафт звонит и слова говорит такие приятные, что повторять стыдно. Не знаю, будет он ее играть или нет, мне уже одного этого разговора достаточно.- Каким вы видите будущее своего театра?- У нас будет большое красивое здание. У нас будет много гримуборных, у нас будут свои цеха, у нас будет много хорошей публики, много хороших спектаклей…- Это уже не планы, а фантазии какие-то…- Я вам обещаю, потому что, как я наколядую, так оно и будет.В середине 2000-х годов «Коляда-театр» пережил непростые времена: суды, оккупацию здания, ОМОН, баррикады, ультиматумы и голодовки. Театр выселяли. Театр закрывали. Но популярность его к тому времени уже шагнула далеко за пределы уральской столицы, посему он, как птица Феникс, вновь возрождался из пепла. Но, как говорится, даже страшная сказка может закончиться светло и радостно: по решению властей Николаю Коляде и его труппе выделено новое помещение бывшего кинотеатра «Искра» на улице Ленина. 4 миллиона рублей на проект и 91 миллион рублей на ремонтные работы и новое оборудование обещают выписать из областного бюджета. И уже в конце следующего года театр переедет в свой новый дом. Пока же, как пишет в своем интернет-блоге Николай Коляда, здесь репетируют новый спектакль «Аленький цветочек». И завтра, 19 декабря, состоится его благотворительный показ для ВИЧ-инфицированных детей. «Пятый год для них играем, – уточняет режиссер. – Жизнь продолжается».