Невозвращенцы

В начале сентября Омский областной суд отказал в удовлетворении коллективного иска к Законодательному собранию и «заинтересованному лицу» – Министерству образования Омской области – по поводу решения отменить компенсации за семейное образование. Родители, обучающие детей в семье, проиграли. Но только ли они?

Решение об отказе от норматива финансового обеспечения на выплату компенсации родителям детей, получающих образование в семейной форме, то есть вне образовательной организации, принято в Омской области в ноябре прошлого года. Его инициатором стала Татьяна Дернова, министр образования региона.
– Обучение в форме семейного образования является добровольным выбором родителей, которые по своему усмотрению отказываются от реализации конституционного права на получение бесплатного образования в муниципальных образовательных организациях и добровольно принимают на себя обязательства по самостоятельному обучению детей в семье, – утверждает она. – Федеральное законодательство, предоставляя родителям право на выбор семейной формы образования, не предусматривает гарантий его реализации в виде компенсаций, это не обязанность, а право региона.
Министр, впрочем, лукавит: конституционное право на получение образования не уточняет его форму и место – в школе или вне школы. Омская область была одним из пяти регионов страны, где «семейников» поддерживали деньгами: если ребенок успешно проходил аттестацию в школе, его родители получали от 7816 до 11724 рублей в месяц за свою работу. С 1 сентября 2019 года выплаты прекратились, несмотря на возмущение родителей, которые весь год ходили по инстанциям, вставали в пикеты, писали петиции, обращались в Администрацию Президента РФ. В то же время в провластных СМИ муссировалась тема «нечистоплотности» сторонников семейного образования. Например, по словам министра, семьи из других регионов частенько регистрировались в Омской области, чтобы учиться по месту жительства, но получать деньги в нашем регионе. Некоторые – пять человек – числились на семейном образовании, а учились в частных школах, что министр тоже сочла нарушением. Кроме того, ее тревожило, что с установлением выплат число не желающих учиться в школе стало расти: если в 2013 году их было всего 7, то к 2018‑му увеличилось до 1200. Экономия на выплатах для регионального бюджета при отмене компенсации должна получиться солидной, по словам министра – 140 миллионов в год. Осталось, правда, неясным, откуда она возьмется, если содержание ребенка на семейном обучении (а большинство таких детей горожане) обходится бюджету от 93 тысяч до 140 тысяч рублей в год, в то время как, по данным Департамента образования Омска, на школьника «уходит» от 30 тысяч до 269 тысяч рублей. Тем более что четкого финансового обоснования отмены компенсации Министерство образования в суде не предоставило, по словам родителей.
– Учебники и пособия мы покупаем сами, льгот на проезд в транспорте у наших детей нет, – не понимает Ольга Чащина, одна из шести родителей, которые подали иск к Законодательному собранию. – Если они вернутся в школы, то эти расходы лягут на муниципалитеты. Кроме того, и педагогам придется платить за дополнительных учеников. Откуда же экономия? Позиция Конституционного суда такова, что Российская Федерация как правовое и социальное государство не может произвольно отказываться от выполнения взятых на себя социальных обязательств. Почему же чиновникам и депутатам кажется, что детей можно лишить ранее предоставленного права, а их самих ­нет? Ведь механизм-то один! Конституция России гарантирует всем детям бесплатное образование, но при отсутствии компенсаций не все смогут себе его позволить, хотя оно разрешено законом. Чиновники все свели к единственной мотивации – деньги. А как же дети? Наш выбор семейного образования обусловлен в первую очередь их физическим и психическим здоровьем, но никакого замещающего механизма нам не предоставлено.
Ольга Чащина, юрист по образованию, забрала сына из школы в пятом классе, когда к концу первой четверти у него обнаружились двойки, а в медицинской карточке – сколиоз. Причем двойки были часто не связаны со знаниями.
– В школе большая текучка кадров, и многие уроки не проводились, географии, к примеру, не было всю четверть, – рассказывает Ольга. – Прежде чем перевести ребенка на семейное обучение, я много училась сама, посещала семинары экспертов из Москвы и Санкт-Петербурга, прокачивала свои родительские умения. Не знаю ни одного родителя, который бы перевел ребенка на семейное обучение, погнавшись за деньгами. Это ведь большой труд, ответственность. Одна из претензий к семейной форме ­- отсутствие социализации. Но понимается она у нас странно: считается, что социализация – это школьные проблемы, которые ребенок должен решать самостоятельно, и чем они сложнее, тем лучше. Вроде готовим к трудностям жизни. Но психологи давно доказали: чем позже возникнут эти трудности, чем дольше с ребенком находится родитель, который помогает в их решении, тем легче ему будет в будущем. Я увидела, что у сына растет страх ошибки – он страшится спрашивать что-то у педагогов, боясь показаться глупым. Нет никакого индивидуального подхода, о котором так много говорят. Переполненные классы – 30‑35 человек, учителя, озабоченные исключительно низкими зарплатами и бесконечными отчетами. Образование – это в первую очередь наставничество, как это было в советской школе, а в современной дети получают услугу, причем некачественную – уроки сводятся к тому, что учитель дает задание найти информацию, которую ребенок ищет дома с родителями. Воспитанием педагоги не занимаются, а родителям при школьной загрузке не хватает на это времени. Происходит разрыв поколений и переориентация на сверстников, а среди них лидерами, увы, становятся не умнейшие и добрейшие, а сильнейшие и моднейшие.
У Александры Анохиной проблема другая – ее дочке всего 7 лет, по логике только в первый класс пора, а она уже сдала аттестацию за четвертый.
– Школа рассчитана на среднестатистических детей, чуть хуже, чуть лучше – все, он выбивается из строя, становится неудобным, – считает Александра. – Я представляю, что было бы, если бы дочь сказала в школе: «Не хочу сейчас заниматься русским, хочу математикой». Да в нее тотчас же гвоздь бы забили! А сейчас она по собственному желанию делает уже третий урок математики. Система выдавливает тех, кто в нее не вписывается. К сожалению, не только детей, но и учителей – лучшие, креативные уходят, остаются равнодушные либо святые.
Святых, как водится, на всех не хватает. Дочь Ирины Коротич, музыканта Омского симфонического оркестра, столкнулась с моббингом – травлей со стороны школьного коллектива. Причем всего лишь из-за того, что учеба давалась ей слишком легко.
– В младших классах дочь собирала победы на всех конкурсах, дети завидовали – им-то было трудно, – рассказывает Ирина. – А педагоги воспринимали как должное, и в конце начальной школы, когда всем раздавали грамоты, она не получила даже устной благодарности: настолько учителя привыкли к ее победам. На следующий год стала часто болеть, что почему-то педагогов задевало – дело дошло до того, что стали грозить опекой, хотя она все наверстывала и прекрасно сдавала. Решили по-простому прессануть, не захотели разбираться. Дети поддержали – травля ведь, как правило, идет либо от учителей, либо при их молчаливом согласии. Не виню ни детей, ни учителей – 36 учеников, разберись-ка в душе каждого. Может, был бы психолог, все пошло бы по-другому… Но закончилось депрессией, и я поняла, что надо что-то делать. О том, что выплачиваются какие-то деньги, я даже не знала. Когда дочь стала учиться дома, нашла свой темп, это оказалось удобнее и ей, и педагогам: те же учителя, что ругали, стали опять хвалить, она прекрасно сдает аттестации, поверила в себя. Вот только в школьный коллектив обратно уже не хочет…
Если в семье один ребенок попробовал семейную форму обучения, то на нее переходят и другие, как в голос говорят родители.
– У меня трое детей на семейном обучении, – рассказывает предприниматель Сергей Шалаев. – Конечно, деньги бы не помешали, но мы справимся и в школу не вернемся – мне не нравится то, что там происходит. Я считаю, что такое решение суда – фиаско правосудия. У нас должно быть право выбора. Но государству не нужны умные, образованные, нравственно полноценные люди, которыми труднее управлять.
В день, когда суд поставил точку в борьбе «семейников», в гимназии №88 на голову одной из учениц во время перемены рухнул только что отремонтированный потолок. И это не единственный случай: школы в большинстве своем построены в 60‑х годах. А через несколько дней после решения суда стало известно, что администрация гимназии №62, которую омская журналистка публично обвинила в травле своего 14‑летнего сына, продолжает развивать конфликт, длящийся почти год. Пока не вмешался мэр Омска, этот конфликт не могли остановить ни департамент, ни Министерство образования – его руководители практически расписались в собственном бессилии. К сожалению, омское образование становится опасным не только для физического, но и для морального здоровья.