На чтение: ≈ 9 мин.Сын Марины Цветаевой, Георгий Сергеевич Эфрон, мог бы дожить до нынешнего дня. 1 февраля ему исполнилось бы 90. Конечно, трудно представить Мура (так называли его дома) в столь почтенном возрасте. Он навсегда остался 19-летним.
На фронт его призвали с первого курса Литературного института. Он был умен, эрудирован, красив. Отличался от своих ровесников. Родился в Чехии, детство провел во Франции. Его окружали люди высочайшей культуры. Георгий писал стихи и прозу, знал иностранные языки, рисовал, вел дневники. Они опубликованы в двух томах. Но я придерживаюсь мнения, что дневники (по крайней мере, большая их часть) должны быть доступны только специалистам. Сохранились его великолепные письма, полные мысли, чувства, острых наблюдений, иронии.
Долгое время считалось, что место гибели Георгия Эфрона неизвестно. Родные знали, что он пропал без вести. Позже, в 70-е годы, его судьбой заинтересовался военный журналист, полковник Станислав Грибанов. В результате кропотливых поисков ему удалось установить, что 27 мая 1944 года Георгий Эфрон был зачислен в состав 7-й стрелковой роты 3-го стрелкового батальона 437-го стрелкового полка 154-й стрелковой дивизии. В книге учета Станислав Грибанов обнаружил запись: «Красноармеец Георгий Эфрон убыл в медсанбат по ранению 7.7.1944 г.» Нашел Грибанов и однополчан Георгия. Те утверждали: «В бою Георгий был бесстрашен…». Но как он погиб, никто не знал.
Станислав Викентьевич получил письмо из белорусской деревни Друйка Витебской области о том, что в деревне была могила неизвестного солдата. И, возможно, именно здесь покоятся останки сына Марины Цветаевой.
Свое расследование журналист опубликовал в журнале «Неман» в 1975 году. Он писал: «Деревня Друйка… Это ведь там в последнюю атаку поднялся Георгий! Умер солдат от ран, поставили ему санитары временный фанерный треугольник со звездой, и ушел полк на запад… А могилу люди сохранили…».
Однако он добавляет: «Может статься, что и не Георгий в ней – другой солдат».
Сейчас на этом месте черный мраморный памятник с солдатской звездой «Эфрон Георгий Сергеевич. Погиб в июле 1944 года». Именно памятник, а не могила. «Воинское захоронение №2199». Памятный камень был установлен местными властями в 1977 году после статьи Грибанова. Памятник поставили на могиле неизвестного солдата. Под Друйкой «выбыли из строя» более 300 красноармейцев.
Это тихое кладбище находится между деревнями Друйка и Струневщина Браславского района. За могилой ухаживают школьники села Чернево.
Между тем, исследователи утверждают, что останки Георгия Эфрона и других бойцов перезахоронили в братскую могилу города Браслава. Но на мемориале фамилии Эфрон нет.
Чаще всего пишут, что Георгий был тяжело ранен в бою, но в медсанбат не попал. Директор Браславского музея Александр Пантелейко в своей книге «Память. Браславский район» сообщает: «Обоз с ранеными могли разбомбить в пути. На основании архивных документов было установлено, что в 437-м полку восемь человек пропали без вести… Может, Эфрон в числе этих восьми?..»
Георгий мог умереть в дороге. В таком случае его бы сняли с обоза и похоронили. Мог умереть и в медсанбате, но это не было нигде зафиксировано. Кроме того, по документам (ими занимался А. Т. Пантелейко), похоронные команды работали с грубыми нарушениями, не выполняли приказы.
Белорусские земли залиты кровью… Бои шли везде. На Браславщине (только в этом районе!) было уничтожено около 10 тысяч мирных жителей, сожжено 97 деревень, четыре из них разделили судьбу Хатыни. 6 июля 1944года с боями 154-я стрелковая дивизия вошла на территорию Браславского района. Двигалась она широким фронтом – от Друи до Слободки по направлению к Браславу. Деревня Друйка, за которую погиб Георгий Эфрон, была освобождена 7 июля. Бои были тяжелейшие, настоящая «мясорубка», лишь с третьей попытки Друйка была взята.
Мы приехали в Браслав в солнечный день ранней весны. В полях еще лежал снег. Леса просыпались от зимней дремы. Вокруг была вода, множество озер, больших и малых, с серебристо-голубой водой. И рыбаки, много рыбаков. А еще храмы, в основном католические, и распятия на дорогах. Бедные старые дома, деревянные и каменные, лошади, тянущие телеги, как и сто лет назад. Основное население Браслава – поляки, в 1922–1939 годах город входил в состав Польши…
«…Теперь вот уже некоторое время, как я веду жизнь простого солдата, разделяя все ее тяготы и трудности. История повторяется: и Ж. Ромэн, и Дюамель, и Селин тоже были простыми солдатами, и это меня подбодряет! Мы теперь идем по территории, находящейся за пределами нашей старой границы; немцы поспешно отступают, бомбят наступающие части, но безуспешно; т.к. движение вперед продолжается. Итак, пока мы не догнали бегущих немцев; все же надо предполагать, что они где-нибудь да сосредоточатся, и тогда разгорятся бои. Пейзаж здесь замечательный, и воздух совсем иной, но всего этого не замечаешь из-за быстроты марша и тяжести поклажи. Жалко, что я не был в Москве на юбилеях Римского-Корсакова и Чехова!» Это слова из последнего письма Георгия от 4 июля.
…Мы не сразу нашли сельское кладбище. Таксист, самый известный в городе (и, как нам показалось, единственный, Юрий Адольфович Богородь) точную дорогу не знал. Спрашивали у людей в деревнях. Никто не слышал фамилий Цветаева или Эфрон. Вспомнила только одна девочка. Видимо, она из той школы, что ухаживает за памятником. Но ВСЕ припоминали «могилу солдата». Верно. Георгий Эфрон. Мур. Мурлыга. Достойный красивый юноша. Сын великого поэта Марины Ивановны Цветаевой был солдатом. С честью исполнившим воинский и человеческий долг.
Остается надеяться на то, что «Воинское захоронение «№2199» переименуют в «Памятник Г. С. Эфрону». И имя 19-летнего красноармейца Георгия Эфрона будет высечено на плите братского кладбища в городе Браславе.
«…Если мне доведется участвовать в наших ударах, то я пойду автоматчиком; я числюсь в автоматном отделении и ношу автомат. Роль автоматчиков почетна и несложна: они просто-напросто идут впереди и палят во врага из своего оружия на ближнем расстоянии… Я совершенно спокойно смотрю на перспективу идти в атаку с автоматом, хотя мне никогда до сих пор не приходилось иметь дела ни с автоматами, ни с атаками. Помните стихи Мережковского «Парки»? Перечтите их, и вы поймете, отчего я совершенно спокоен…» (из письма от 14 июня 1944 года).
Парки – это богини смерти в римской мифологии. А начало стихотворения таково:
«Будь что будет – все равно.
Парки дряхлые, прядите
Жизни спутанные нити,
Ты шуми, веретено.
Все наскучило давно
Трем богиням, вещим пряхам,
Было прахом, будет прахом, –
Ты шуми, веретено…»
Фото Юлия Пустарнакова; imhonet.ru
Выбор читателей
Комментарии