Можно ли воспитать нравственного человека в безнравственном обществе?

Ответ на этот вопрос искали на традиционном «Родительском собрании радиостанции «Эхо Москвы».

Дмитрий СМИРНОВ, протоиерей, первый заместитель председателя Патриаршей комиссии по вопросам семьи и защиты материнства:Простая статистика говорит, что мы впереди планеты всей по разводам, абортам, неплательщикам алиментов, пьянству, наркомании, детскому суициду. Все это следствие потери принципиальных человеческих качеств, которые отличают человека от животного. Если человек теряет стыд и совесть (у животных нет этого), то он делает еще шаг в этом направлении. Человек отличается от животного тем, что у него есть разум, слово, религия, брак. Но сегодня много людей, которые живут, как звери, а считают, что это гражданский брак. Что ж это за гражданское общество, где люди живут в браке, как звери? Когда священник венчает незарегистрированных людей, он совершает церковное преступление. Во всех нормальных странах брак, заключенный в религиозной организации, абсолютно тождественен браку, совершенному в мэрии, но у нас советское наследие, поэтому эти две функции разделены. В наше время, когда даже через мобильные телефоны всякие яды и инфекции проникают в сознание ребенка, если родители действительно озабочены воспитанием, им нужно потрудиться, чтобы создать в семье такую среду, которая будет для ребенка предпочтительнее и авторитетнее. Тогда он может получить некоторые прививки от того, что творится вокруг.Сегодня появилась возможность делать деньги на всем, и в частности на склонности людей к греху, причем эту склонность всячески эксплуатируют. Мы все люди падшие от времен Адама, у нас есть удобопреклонность к греху, поэтому когда нам демонстрируют нечто, у нас головы поворачиваются туда, поэтому все стало привлекательно, начиная от порносайтов и кончая всяческой рекламой, нет никаких авторитетов, все высмеивается, все дозволено, и на этом делаются деньги. Деньги – это нынешний бог, нынешнее все. Людей интересуют только деньги, причем в каком-то таком астрономическом количестве, поэтому они охотно идут на проституцию, на торговлю наркотиками и оружием, на любые подлости. Самая частая история: два партнера учились в одной школе, создали бизнес, потом один другого убил, чтобы завладеть всем. Эти люди не боятся наказания за свои преступления, так как у них Бога-то нет. Человек должен чувствовать свою подотчетность Создателю, Отцу Небесному, а он его не знает и не чувствует, у него какие-то халдейские представления о звездах, которые на него влияют, с утра до вечера, сутками ему промывают мозг, зарабатывают на склонности людей к таинственному, несут всякую околесицу вместо здравого христианского традиционного учения им засевают головы дребеденью. Но это нельзя контролировать: как только кто-то произнесет слово «контроль», его тут же затопчут как фантом цензора.Наказание мало что меняет: известно же, когда четвертовали воров у нас на Красной площади на Лобном месте, в это время другие воры в толпе очищали чужие карманы. Наказание никого не останавливает, останавливает только нравственное чувство, что это грех. А современный человек при слове «грех» начинает хихикать.Сергей КАЗАРНОВСКИЙ, директор центра образования №686 «Класс-центр»:Нравственность – это стыдно или не стыдно, в любом поступке человек определяет именно это. Это чувство, которое может возникнуть, а может не возникнуть, которое надо воспитывать. Бессмысленно человеку, который вышел на хайвей справлять нужду при всем потоке, подходить и говорить: «Как тебе не стыдно!», так как у него это чувство просто не развито. Ломоносов, создавая свою первую школу, говоря сегодняшним языком, такой слоган написал: «Арифметика, грамматика, гимнастика и стыд составляют основу всего воспитания». Самое важное слово «стыд», оно составляет основу всего воспитания!На днях я вспомнил, как мы вышли из детского сада 12 апреля 1961 года, все кричали, размахивали флажками. В этот день мои родители-строители, которые обычно приходили домой поздно, пришли очень рано. Они сели за стол, чего никогда не было, открыли бутылку кагора и пили, у них в глазах стояли слезы, потому что полетел Гагарин. Помню, что я это ощущал как невероятную гордость за себя, за страну. Мой дядька Герой Советского Союза для меня был богом совершенно во всем, что он делал и что говорил. Тут шло одно за другим, начинались олимпиады, спортивные соревнования, в которых наша страна побеждала.Моего отца, который работал на первом московском ДСК, должны были послать в Венгрию, чтобы заниматься сборным домостроением, в котором Россия была первая. Мы должны были поехать в маленький город Сегед, очень хорошо помню: я представлял, как еду в автобусе в совершенно неведомом мне городе Сегеде и меня вдруг спрашивают: «Откуда ты?», а я говорю: «Я из Советского Союза!». Когда я это все для себя проигрывал, у меня слезы стояли в глазах. Мы не поехали в Сегед, ничего этого не произошло, но память об этом осталась навсегда. Мы в целом как страна давно перестали делать что-то такое великое и у себя, и вокруг, чем можно было бы невероятно гордиться. Патриотизм – чувство, которое или возникает, или не возникает, оно возникает как гордость за историю, за литературу, но как ответ на внимание и заботу к тебе своей страны. Одним из неэффективных недавно был назван Архитектурный институт. Поскольку я вхожу в Совет по культуре при Президенте РФ, там это очень детально обсуждали. Один из показателей неэффективности – площадь данного учебного заведения. Какие площади имеет Щукинское училище? Оно выращивает великих артистов уже бог знает сколько лет в малюсеньких комнатушечках, практически без всего, как и ГИТИС.Свобода и вольница – разные вещи. То, что мы иногда хаем, – свод сложнейших договоренностей между людьми, свобода заключается в том, что они знают эти договоренности, знают, что они их выполняют, и тогда они становятся свободными. Все знают о том, что нельзя останавливаться на запрещающем знаке, висящим на дороге, но видим, как каждый день вдоль Калининского проспекта стоит вереница машин, для них этих правил не существует, значит, можно жить как угодно. У нас есть правило – в магазине нельзя продавать детям спиртное. Но продавцы не всегда соблюдают это правило. Я работал в Вашингтоне, делал спектакли. Как-то мы с взрослыми актерами и с детьми шли мимо и зашли в винный магазин рядом с посольством. Наши дети 10-12 лет просто перешагнули порог этого магазина, но когда их увидел хозяин магазина, он весь побелел, потребовал, чтобы они немедленно покинули пределы магазина, и спросил, кто у них старший. Хозяин понимает, что детям нечего делать в этом магазине, он знает, что его могут за это наказать. Кстати, наказание – то, что все же может дисциплинировать.Школа перестала быть гуманитарной, из школы ушло гуманитарное образование, из школы ушло то, что называется культурой. Лотман писал, что определить культуру человека можно по одному признаку – на что ему не наплевать и что его не трогает. Все, что делали Неменский и Кабалевский, для того чтобы сделать человеческое образование, чтобы люди начинали чувствовать, чтобы возникало чувство стыда, все это исчезло, в школе этого практически сегодня нет.В Древней Греции каждый мальчик должен был уметь играть на кифаре. Каждый мальчик – будущий воин, в руки которому давали оружие. Оружие – вещь капризная, с одной стороны, оно создано для того, чтобы защищать землю, идеи, семью, с другой стороны, оно очень легко может стать оружием бандитов. Поскольку эту грань нельзя прописать ни в одном уставе караульной службы, ее можно только почувствовать. Поэтому у греков было обязательное занятие искусством, для того чтобы можно было почувствовать красоту жизни чужого человека, которого можно убить этим оружием, чтобы для себя каждый раз человек задавал вопрос. Все классическое образование всегда учитывало эмоциональную природу человека, все, что касалось искусства, было обязательной частью образования, но у нас это из школы ушло. Поэтому ощущение стыда, что можно сделать, а что нельзя сделать, просто не существует как факт.Сергей ШАРГУНОВ, писатель и отец:Стыд и совесть есть и природно в человеке, но, безусловно, они должны воспитываться, как и представление о чести. Можно видеть, как в ХIХ или ХVIII веке многие люди, которые были аморальны, тем не менее думали о том, как они будут выглядеть в глазах других. Это та самая пресловутая репутация, которая, к сожалению, в наше время меркнет, многие говорят: «Да ладно! Там скажу это, здесь совершу очевидную подлость, но все все забудут через минуту». Мне кажется, что у каждого времени есть свой своеобразный отпечаток. Разные исторические эпохи несли в себе аморальное начало, но всегда это было по-разному, например, обычный среднестатистический человек в советское время мог быть человеком мечты, высоких полетов, и при этом рядом с ним могли совершать тяжелые злодеяния. Однако при этом определенные моральные ориентиры у него могли быть прочнее и очевиднее, чем у сегодняшнего человека. Наше время характеризуется упадком иллюзий, разбитыми надеждами. Люди не верят друг другу, есть колоссальное отчуждение между самыми разными социальными группами, стратами, стаями. Этот колоссальнейший кризис доверия прямо соотносится с высочайшей степенью аморальности, поразившей общество.Можно говорить, например, о прегрешениях прогрессивной интеллигенции в 90-е годы, за которые она расплачивается, потому что зачастую ценности свободы и демократии можно было легко переступить ради очередной целесообразности. Но можно говорить и о специфике нулевых, потому что так называемая корпоративность и так называемые сверхзадачи большой корпорации, ради которых все позволено, на мой взгляд, гораздо ярче высветились именно в этот период. Попрание справедливости – это, пожалуй, один из таких маркеров нашего времени. Мне кажется, что слово «имитация» становится ключевым, есть ощущение бесконечных фейков и симулякров. А человеку хочется свершений, хочется какого-то реального дела, это свойственно любому времени: и античному, и эпохе Византии, и Российской империи. Я согласен по поводу того, что происходит торжество этого самого меркантилизма, страшное слово «эффективность» пронзает все, в очередной раз появляется собственник, который не замечает ни живых душ, ни талантов, а считает, что все должно быть копеечка к копеечке.