“Мое детство

было страданием…”

К 140-летию со дня рождения А.П.Чехова

На входной двери чеховского дома в Москве на Садовой-Кудринской сохранилась табличка “Доктор Чеховъ”… С таким же успехом здесь и на многих других домах могла бы быть табличка “Учитель Чеховъ”!

ще в гимназические годы в своем Таганроге Антон Чехов занимался репетиторством, давал частные уроки по русскому языку, чем и кормился,заканчивая гимназию и проживая один, так как вся его большая семья уже перебралась в Москву. В своих воспоминаниях его младший брат Михаил писал: “Я очень жалею, что, уехав в 1876 году в Москву, был разлучен с братом Антоном на целые три года и что эти три года его жизни так и остались неизвестными в его биографии. А между тем именно в эти годы он мужал, формировал свой характер и из мальчика превращался в юношу…”

21 июня 1877 года отец Чехова писал сыну в Таганрог: “…От тебя получено от 11 июня 5 р. Дай бог, чтобы ты поскорее взял уроков побольше и мог бы получать денег для себя и для нас. Мы очень нуждаемся…”

Позднее, учась в Московском университете, Антон не оставил этого занятия, хотя и учился на медика. Думается, именно эта тропка вывела его впоследствии на широкую дорогу литературы, где его ждал не просто успех, а мировая слава.

Чехов был просто окружен людьми, чьи судьбы слились с профессией учителя. Ближе всего к нему была поверенная во всех его делах сестра Мария Павловна, которая закончила в Москве педагогические курсы г-на Герье, а потом много лет работала в женской гимназии Ржевской. Это она перезнакомила своих братьев чуть ли не со всеми курсистками, а потом и учителями женской гимназии, в том числе с Ликой Мизиновой, Сашенькой Лесовой, Ольгой Кундасовой, француженкой Руссель и другими. “У нас все учатся, – писал Антон Павлович, – но тот, кто берется людей учить, судить и лечить, берет на себя большую ответственность!”

Чехов построил три сельские школы в Серпуховском уезде, используя всевозможные “технологии” сбора средств, в том числе и через лотерею, в данном случае распространяемую в гимназии Ржевской, где работала Мария Павловна. Именно она попросила влюбленного в нее Левитана подарить ей два этюда, которые и разыгрывались в данной лотерее.

Может быть, первым в России Чехов строит сельские школы сразу с квартирами для учителей, причем с квартирами, где были предусмотрены многие удобства, и не снившиеся в городе. В одном из писем, написанных им из Ниццы сестре, он упоминает: “Получил письмо от Забавина Н.И. Он в восторге от школы и от своей квартиры…” Вскоре учитель Новоселковской школы Николай Иванович Забавин получает от Чехова еще одно письмо, где Антон Павлович грозится прислать ему из-за границы… камин для его квартиры.

Официально Чехов был попечителем двух школ, на самом деле он оказывал внимание и поддержку многим школам и библиотекам не только своей Бавыкинской волости, но и города Серпухова. Он дарит свои книги, составляет каталоги, приобретает книги и другие учебные пособия. Например, в декабре 1896 года он пишет другу своему и своих братьев – будущему академику Ф.О.Шехтелю в Мюнхен, чтобы тот взял для него каталоги оптики – о зрительных трубах, телескопах и микроскопах, чтобы по возможности приобрести эти приборы для школ… Недаром Чехова, обремененного обязанностями гласного уездной думы, членством в Санитарном совете, присяжного заседателя окружного суда, делают еще и помощником головы дворянского собрания по образованию!

Своим друзьям Левитану и Кундасовой он поручает собрать книги для сахалинских детей; он шлет книги из-за границы для Таганрогской городской библиотеки, для школьной библиотеки в Тверскую губернию, где работает Сашенька Лесова; для вновь открывающейся в Коломне городской библиотеки…

Чехов строит школы, а не церкви, и спорит с профессором Московского университета С.А.Рачинским, сторонником религиозного образования детей. В письме к своему старому товарищу писателю И.Л.Леонтьеву (Щеглову) в марте 1892 года Антон Павлович пишет: “…таких людей, как Рачинский, очень мало на белом свете. Я, голубчик, понимаю Ваш восторг. После духоты, какую чувствуешь в среде Бурениных и Аверкиевых – а ими полон мир, – Рачинский, идейный, гуманный, чистый, представляется весенним зефиром. Я готов за Рачинского живот положить, но, милый, милый друг… разрешите мне это “но” и не сердитесь – я не отдал бы в его школу своих детей. Почему? Я получил в детстве религиозное образование и такое же воспитание – с церковным пением, с чтением Апостола и кафизм в церкви, с исправным посещением заутрени, с обязанностью помогать в алтаре и звонить на колокольне. И что же? Когда я теперь вспоминаю о своем детстве, то оно представляется мне довольно мрачным; религии у меня теперь нет. Знаете, когда, бывало, я и два моих брата среди церкви пели трио “Да исправится” или же “Архангельский глас”, на нас все смотрели с умилением и завидовали моим родителям, мы же в это время чувствовали себя маленькими каторжниками. Да, милый! Рачинского я понимаю, но детей, которые учатся у него, я не знаю. Их души для меня потемки. Если в их душах радость, то они счастливее меня и братьев, у которых детство было страданием…”

Трогательная забота Чехова об интеллигенции буквально не знает границ. Горький вспоминал: “Однажды он позвал меня к себе в деревню Кучук-Кой (Крым), где у него был маленький клочок земли и белый двухэтажный домик. Там, показывая мне свое “имение”, он оживленно заговорил:

“Если бы у меня было много денег, я устроил бы здесь санаторий для больных сельских учителей. Знаете, я устроил бы такое светлое здание – очень светлое, с большими окнами и высокими потолками. У меня была бы превосходная библиотека, разные музыкальные инструменты, пчельник, огород, фруктовый сад; можно было бы читать лекции по агрономии, метеорологии, учителю нужно все знать, батенька, все!

Вам скучно слушать мои фантазии? А я люблю говорить об этом. Если бы Вы знали, как необходим русской деревне хороший, умный образованный учитель!”

И в 1903 году по инициативе Чехова и при поддержке Горького на собранные пожертвования был открыт санаторий для нуждающихся легочных больных на 40 коек, из которых шесть были бесплатными. Дом же Чехова у подножия гурзуфской скалы еще в 1900 году был подарен О.Л.Книппер-Чеховой, которая принимала в нем артистов московских театров, приезжавших на лечение и отдых. Чехов не оставляет без внимания своих коллег – врачей и учителей Серпухова и уезда. Из письма учительнице Мелиховской школы Марии Федоровне Терентьевой:

“Многоуважаемая Мария Федоровна, пожалуйста, не обращайте внимания ни на Лапшевникова, ни на Галушкина, ни на Ватрушкина. Вас никогда не переведут без моего ведома, и во всяком случае, если кто-либо из сильных мира сего пожелает перевести Вас, то я приму все зависящие от меня меры, чтобы Мелиховская школа не лишилась Вас. Главное лицо в школе – Вы… Теперь просьба. Маша (Ваша попечительница) говорит, что у Вас есть деньги. Если можно, изобретите какой-нибудь способ, чтобы возможно скорее послать 25 рублей А.И.Анисимовой… Весной ждем Вас в Крым, где Вы проживете у нас все лето. Будет дана особая комната с чудесным видом на море и горы… Не волнуйтесь. Если случится что-нибудь неприятное и понадобится моя помощь, то телеграфируйте за наш счет по адресу: Ялта, Чехову. Искренно Вас уважающий, бывший серпуховской помещик, а ныне ялтинский обыватель А. Чехов”.

Несмотря на свое серьезное недомогание, Чехов соглашается на попечительскую деятельность в ялтинской женской гимназии: “Я теперь с важностью хожу по лестницам гимназии, и гимназистки в белых пелеринках делают мне реверанс…” Наконец, он способствует сборам средств на постройку нового здания сельской школы в Аутке.

Пример Чехова по строительству сельских школ оказался настолько заразителен, что сам миллионер А.С.Суворин, с которым Чехова связывала давняя творческая дружба, решил построить сельскую школу, и он дает своему визави ряд полезных советов. Он приветствует другую инициативу Суворина – о пропаганде физической культуры среди молодежи. “Ваше маленькое письмо насчет физических игр для студентов, – откликается Антон Павлович, – принесет пользу, если Вы будете настойчиво и часто говорить на эту тему. Игры положительно необходимы. Это и здорово, и красиво, и либерально, либерально в том смысле, что ничто так не служит слиянию сословий и проч., как уличные и общественные игры. Игры бы дали нашей молодежи, живущей одиноко, знакомых, молодые люди чаще бы влюблялись. Но игры должны быть учреждены не раньше, как студент российский перестанет быть голодным. Натощак никакой крикет, никакие коньки не заставят студиоза быть бодрым…”

…28 декабря 1899 года “нашему потомственному дворянину попечителю Талижского сельского училища Серпуховского уезда Антону Чехову” был пожалован орден Св. Станислава третьей степени за благотворительную деятельность.

…Помните учителя Семена Семеновича Медведенко из чеховской “Чайки”? Его коротким монологом начинается пьеса: “…Мне живется гораздо тяжелее. Я получаю всего 23 рубля в месяц, да еще вычитают в эмеритуру… Я, да мать, да две сестры и братишка… Ведь есть и пить надо? Чаю и сахару надо? Табаку надо? Вот тут и вертись”.

Этот образ Чехов “списал”, что называется, с натуры. Еще в 1894 году, за год до выхода “Чайки”, он писал Суворину, что строит школу в Талеже и встретил учителя, который не может больше ни о чем говорить, кроме как о зарплате, в доме “у него шестеро, а мука семь гривен пуд…”

Образ учителя – один из главных в творчестве писателя. Из-под его пера начиная с 1884 года выходят рассказы, где учитель с его проблемами на первом месте. Это и Лев Пустяков из “Ордена”, и учитель Галкин в “Экзамене на чин”, и домашние учителя Егор Алексеевич Свойкин и Петя Трофимов из “Вишневого сада”… и, конечно, хрестоматийный образ Беликова в рассказе “Человек в футляре”!

Заметное место образованию уделил Чехов в своем фундаментальном труде “Остров Сахалин”: “Сахалинские дети бледны, худы, вялы; они одеты в рубища и всегда хотят есть… В настоящее время дети беднейших поселенцев и каторжных получают от казны так называемые “кормовые”; детям от одного года до 15 лет выдается по 1,5, а круглым сиротам, калекам, уродам и близнецам по 3 рубля в месяц…”.

Приверженец статистики, он досконально сообщает, что на Сахалине 5 школ, не считая Дербинской, в которой, за неимением учителя, занятий не было. Это в 1889-1890 гг. в них обучались 222 человека: 144 мальчика и 78 девочек, что сахалинские школы бедны, обставлены нищенски, “в сущности, школами заведуют начальники округов и смотрители тюрем, от которых зависит выбор и назначение учителей. Преподают в школах ссыльные, которые на родине не были учителями, люди мало знакомые с делом и без всякой подготовки. Получают они за свой труд по 10 рублей в месяц… Среди мужского населения грамотные, считая взрослых и детей, составляют 29%, среди женского – 9%…”

Вернувшись из своей экспедиции, еще не закончив книгу, Чехов встречается с А.Ф.Кони и с документами в руках рассказывает главному юристу России о положении вещей. В своих многочисленных письмах Чехов не оставляет темы Сахалина, в частности пишет Суворину, что “Сахалин подвигается. Временами бывает, что мне хочется сидеть над ним 3-5 лет и работать над ним неистово, временами же в часы мнительности взял бы и плюнул на него. А хорошо бы, ей-богу, отдать ему годика три! Много я напишу чепухи, ибо я не специалист, но, право, напишу кое-что дельное. А Сахалин тем хорош, что он жил бы после меня сто лет, так как был бы литературным источником и пособием для всех занимающихся и интересующихся тюрьмоведением…”

Прошло сто лет. Сахалин не забыл Чехова, не забыл его книгу и его хлопоты. Многое из жизни острова ушло, в частности “тюрьмоведение”, остались память и памятники.

Учителя, врачи, актеры, судейские – вся интеллигенция проступила под пером Чехова. В этом его новаторство, в этом его заслуга перед обществом. Эта, как раньше называли, “прослойка” именно Чеховым была поднята из небытия.

Геннадий СЕМАР,

писатель