Михаил ТУРЕЦКИЙ: Я хочу не надоесть самому себе

Концертами в Государственном Кремлевском дворце Михаил Турецкий отмечает свое 50-летие. Концерты пройдут 27-29 апреля в Государственном Кремлевском дворце. «Хор Турецкого» – легкая добыча для музыковедов. Артистов этого хора и его руководителя кто-то считает предателями высокого искусства. Для музыкального шоу-бизнеса Турецкий и его группа тоже не вполне свои. Но, ломая каноны, они поют оперные арии и эстрадные хиты, «Богемскую рапсодию» Queen и «Реквием» Моцарта. «Мы исполняем только лучшие произведения, которые когда-либо были созданы, и стараемся предложить свое, оригинальное, ни на что не похожее их прочтение», – говорит лидер и создатель хора. Я встретился и побеседовал с ним за несколько дней до его юбилея. Это была вторая наша встреча за последние два года.

Что увидят и услышат те, кто в эти три дня придет в ГКД?- Программа называется «Михаил Турецкий. 50 лет». В ней участвуют два наших коллектива – «Хор Турецкого» и «Сопрано10». И кроме того, звездные гости. Там будут интересные музыкальные номера. Например, в фортепианном сопровождении Дмитрия Маликова группа «Сопрано10» исполнит Рахманинова. Все наши творческие направления найдут воплощение в этой программе.- С какого возраста вы себя помните поющим?- Мне было полтора года, и я уже мурлыкал мелодии, звучавшие из радиоприемника и телевизора. Я это делал неосознанно. А вот сознательно запел в трехлетнем возрасте. По воскресеньям отец был дома, и я прямо с утра садился к нему на колени и говорил: «Пап, давай «Заботу». – «Давай, сынок». И мы начинали: «Забота у нас такая, забота наша простая…» Когда сегодня весь Кремлевский дворец поет с нашим хором эту песню, я говорю в зал: «Посвящается нашей юности и детям сурового времени, рожденным в СССР». Это грандиозная, энергетически заряженная музыка, несмотря на ее идеологическое наполнение. Музыка, рожденная в великой стране, остается великой и по сей день, я убежден в этом.- А заниматься музыкой вы когда начали?- В шесть лет. Мама считала, что я очень музыкальный мальчик, и пыталась обучать меня. Взяли частного педагога. Это было для нашей семьи чрезвычайно накладно, мы были стеснены в средствах, но мама считала себя обязанной инвестировать в музыкальные способности сына, за что ей большое спасибо. Правда, в шесть лет я не мог оценить ее заботу о моем музыкальном развитии. Мне было лень заниматься, я гулял на улице, играл с ребятами в футбол. Поэтому домашние задания не выполнялись. Я обманывал маму – делал вид, будто занимаюсь, а сам просто считал количество нот в этюде, совершенно не понимая, что написано в нотном стане. Чтобы понимать, надо было знать басовый ключ, скрипичный ключ, а я просто считал шестнадцать звуков и играл. Мама слушала эту белиберду, но не могла проверить. Она говорила: «Странная музыка, сынок». А я: «Такой этюд, мама, я не виноват». Через четыре месяца мой педагог – она была все-таки порядочная женщина – сказала маме: «У вас музыкально неодаренный мальчик. Нет смысла его учить – он не растет».- А голос?- А голос во мне рос. И я уже в семь лет без всякого педагога садился за пианино и с него уже не слезал. Мне нравилось играть. Я знал все модные в ту пору песни. Тем самым я завоевывал авторитет у старшего брата. Ему было тогда 22 года, он учился в авиационном институте. Мой звездный час наступал, когда он и вся его компания собирались в комнате. Брат меня вызывал туда, я вставал на стул и пел: «Сиреневый туман над нами проплывает…» Я пел взрослые песни о любви. Это был мой конек. А потом меня отправили в музыкальную школу. Я учился играть на флейте. Так продолжалось года четыре. До момента, когда к нам на семейный обед пожаловал двоюродный брат отца, выдающийся дирижер Рудольф Баршай, создатель Московского камерного оркестра, в те времена очень популярная личность в мире музыки. Он вошел и сказал: «У ребенка грандиозные музыкальные данные. Что он у вас делает?» – «Играет на флейте». Баршай позвонил в хоровое училище Свешникова, сказал: «Посмотрите внимательно на этого мальчика. Если он сможет догнать программу, возьмите его». Педагоги училища в меня поверили. Правда, я отставал, потому что там была программа среднего профессионального образования. А после училища я поступил в Гнесинку. В 23 года с отличием ее окончил. И на какое-то время там остался. Был ассистентом-стажером, занимался симфоническим дирижированием.- Когда мы с вами беседовали два года назад, вы говорили, что хотите создать свою музыкальную школу. Удалось?- Это мечта, и я от нее не отказываюсь. Мы ведем просветительскую работу. «Хор Турецкого» – это, конечно, шоу, но на 50 процентов наша программа состоит из некоммерческой музыки, иными словами – из классики. Людям, которые никогда бы не пошли, и не ходят, ни в консерваторию, ни в оперный театр, ни в филармонию (а на наших концертах таких людей большинство), мы даем музыкальный контент, который им совершенно незнаком. При этом пытаемся разработать доступную форму подачи. Если это, к примеру, Верди, то у нас он исполняется не с оркестром, а с рок-бандом, который помогает не готовым к классике людям услышать эту музыку. Мы думаем, как преподнести «Реквием» Моцарта. Размышляем, как подать музыку самого гламурного композитора Европы XIX века Роберта Шумана. Мы стараемся ознакомить публику с музыкой разных народов. Скажем, с французским шансоном. Или с американским мюзиклом. Я занимаюсь популяризацией не только академической классики – есть ведь и классика рока, классика отечественного джаза, классика российской эстрады, духовная музыка, мировые хиты. Все это входит в репертуар нашей группы. Она была сформирована из получивших консерваторское образование музыкантов, дирижеров, вокалистов. Все они постепенно стали артистами. К работе с моим хором я привлекал хореографов, режиссеров-постановщиков. За это время и сам стал режиссером. У нас, по сути, театр песни.- Детская музыкальная школа, которую вы хотите создать, будет отличаться от обычных музыкальных школ?- Все накопленные нами навыки, которые базируются на фундаментальном музыкальном образовании, я хочу передать талантливым детям. Хотел бы набрать 50-60 человек. Эти дети должны быть не просто музыкально одаренными, но иметь еще и артистические задатки. Я хочу воспитать в них умение двигаться, чувствовать аудиторию, играть на сцене. То есть дать им комплексное образование музыкального артиста.- Как развивается ваш проект «Сопрано10»?- Это дочерний проект «Хора Турецкого». Дочерний – еще и в том смысле, что в нем только девушки заняты. Их десять. Мы искали не просто симпатичных и поющих, а еще и высокообразованных, интеллигентных. Был объявлен кастинг. В нем приняли участие девушки из многих городов. Кроме того, находясь в гастрольных турне, мы после концертов прослушивали местных вокалисток. И в конце концов отобрали очень талантливых. Большинство из них недавно окончили высшие музыкальные учебные заведения. Им от 20 до 30 лет. Мне нравится в этом коллективе то, что помимо пения несколько его участниц на высоком уровне владеют музыкальными инструментами.- Они самостоятельно гастролируют?- Да. Но у них есть директор, администратор, музыкальный продюсер.- Какой у них репертуар?- У них нет никаких жанровых ограничений. Звучат и мюзикл, и опера, и романсы, и эстрадные произведения. Они, например, поют а капелла хиты Элвиса Пресли, Майкла Джексона, Фрэдди Меркьюри. Мужские песни в их исполнении очень интересны. Но им приходится преодолевать стереотипы зрительского восприятия. Ведь репутация женских вокальных групп в нашей стране не очень позитивная. Я не хочу сейчас произносить названия этих групп, замечу только, что там нет и намека на то, что это серьезный коллектив, который занимается настоящим искусством. Все женские музыкальные группы имеют некий полуэротический флер. А у нас – «Сопрано10». Уже из названия ясно, что это профессиональный коллектив. Сопрано – самый высокий женский голос. И у нас собраны все сопрано, какие есть в природе. Это интереснейшее шоу.- Ваш хор существует 22 года. За это время кто-нибудь покинул коллектив?- Я горжусь тем, что в нашем коллективе минимальная ротация. Основной костяк работает со мной двадцать лет. Это как в браке. Мало кому удается сохранить первый брак, но если вдруг этот брак сохранился, то он самый прочный.- Как родилось название – «Хор Турецкого»?- Когда-то это был «Еврейский хор». Мы восстанавливали иудейскую храмовую музыку. Потом стало понятно, что наш репертуар не укладывается в узконациональные рамки. Да и в коллективе собрались люди разных национальностей. Думали, как же назвать. Слово «хор» – некоммерческое. Но я решил, что изменю отношение публики к этому слову. Поэтому «хор» в названии оставил. А потом подумал: если есть ансамбль Моисеева, мастерская Фоменко, балет Эйфмана, то почему не может существовать хор Турецкого?- Почему ваш хор состоит из десяти человек и его количественный состав не меняется?- Я сам не могу дать этому объяснение. Так, наверное, сложилось исторически. Мне кажется, тут важнее другое – то, что эти десять мужчин, а с недавних пор и десять женщин, способны в течение двух с половиной часов удерживать внимание публики. Мы этим составом можем спеть любую музыку. Нет таких произведений, которые были бы нам не подвластны. У нас никогда не будет проблем с репертуаром. Сегодня в нем 500 композиций на 15 языках. В какой-то момент хор начал петь в микрофоны с инструментальным ансамблем. Такого прежде нигде и никогда не было. Нам говорили: это путь запретный, это путь в никуда. Ведь хор – это опера, хор – это духовная музыка. А чтобы хор исполнял эстрадные шлягеры, чтобы там были гитары и рок, и чтобы все это сочеталось – такого просто быть не может. Мы стали первопроходцами. Доказали, что такое очень даже возможно.- Говорят, у вас в хоре жесткая дисциплина. За некоторые провинности вы, я слышал, артистов даже штрафуете.- Дисциплину я действительно стараюсь поддерживать. Что же касается штрафов… Оштрафовать на большую сумму у меня рука не поднимается, а на мелкую штраф уже не работает. Людей сдерживает другое. В коллективе все зависят друг от друга. Это бригада. От того, насколько хорошо ты работаешь, зависят общий успех и в конечном счете твой собственный заработок. Если какой-то артист выходит за рамки правильного поведения, это обязательно отражается на его внешнем виде. Работать приходится в сложных условиях: дороги, перелеты, переезды… И все равно артист должен быть свежим, бодрым, искрящимся.- У вас в хоре сухой закон?- Если на гастролях нас пригласила для неформального общения местная власть, то за здоровье губернатора можно и выпить сто граммов, ну глупо же отказываться. А вот чтобы после концерта кто-то пошел в ресторан и заказал себе водки – это запрещается. Потому что завтра опять концерт и ты должен быть в форме.- Каждый день – в замкнутом круге общения. Это не утомляет?- Нет. Я не устаю от моих артистов. И они друг от друга не устают. Потому что мы объединены одним, общим для всех творческим состоянием.- Они для вас друзья или коллеги?- Что такое друг? Друг – это тот, кто с тобой и в радости, и в горе. В этом смысле мои артисты для меня почти родственники. Хотя все равно я пытаюсь держать дистанцию. Нельзя, чтобы все были со мной запанибрата.- Может ли вообще руководитель художественного коллектива позволить себе дружбу с кем-то из артистов?- В принципе может. Например, с Мишей Кузнецовым я знаком со студенческих времен. Но пока мы репетируем, я для него Михаил Борисович. А вышли на улицу – там я для него Миша.- Человеческие качества артистов имеют для вас значение или все решают вокальные данные?- Да, для меня это важно. Думаю, это важно для любого человека. Вы можете жениться на красивой женщине, в порядочности которой сомневаетесь?- Что вы можете простить своим артистам, а чего не прощаете?- Я могу понять и простить любую человеческую слабость. Каждый человек имеет право на ошибку. Но если весь его жизненный путь состоит из ошибок, то он с нами не будет работать.- Пятьдесят лет – это для вас серьезный рубеж?- Мой папа ушел в девяносто семь. Он говорил: «Если бы молодость знала, если бы старость могла…» Мне кажется, я достиг того возраста, когда молодость уже знает, а старость еще может. У меня маленькие дети. Я хочу быть им нужным. И хочу еще не надоесть самому себе.