Марина Капуро: У меня стойкий иммунитет к пошлости

Тем, что нынешняя эстрада “блещет” безвкусицей и бездарщиной, давно уже нельзя удивить обывателя, еще способного отличать искусство от пародии на искусство. Фигур, стоящих на ней особняком, мало. Одна из них – Марина Капуро. Она обладает чистым, мелодичным голосом. Ее репертуарный диапазон: от русской народной песни до суперхитов “ABBA”, Мадонны, Селин Дион. Но Марина – редкий гость экрана и концертных залов, поэтому для давних поклонников, что побывали в санкт-петербургском концертном зале “Октябрьский”, ее единственный концерт стал настоящим событием.
Через несколько дней после него мы встретились с Мариной Станиславовной в небольшом ресторанчике на Караванной улице. Может, оттого, что название “Учительская газета” говорит само за себя, беседа наша неожиданно коснулась очень важной проблемы. Проблемы воспитания молодежи.

У меня уже взрослый сын, и я, как любая мать, беспокоюсь за него. Алеша воспитан нашей семьей, но ведь вращается он в среде, которая благодаря информационной махине под названием телевидение не знает, как отличить сальность от остроумия, добро от зла. Мне хочется, чтобы у него был светлый взгляд на мир.
Массовая культура сделалась чем-то отстойным, вместо того чтобы поднимать к высоким идеалам. Я не могу согласиться ни с низкопробностью, ни с непрофессионализмом людей, выходящих на сцену и тем более тиражирующихся телевидением. Взять то, что мне ближе всего, – голос. Это “инструмент”, который настраивается с детства. Сейчас получается, что до двадцати лет девушка не пела, а на двадцать первом году стала певицей. Вы были на концерте, слышали песни из репертуара “ABBA”. Это настоящее коммерческое искусство, но оно, согласитесь, высокого уровня. Тот, кто поддерживает идею пошлости массового искусства, играет на невежестве людей.
– Во времена Баха было много более удачливых композиторов, что писали на потребу дня и купались в деньгах и славе. Но кто помнит теперь их имена? Я к тому, что настоящее искусство все равно найдет дорогу к сердцу.
– Да, но все начинается с детства. Я всегда буду помнить своих педагогов, что преподавали сольное пение во Дворце пионеров на Невском, – Раису Григорьевну Борщевскую и Валентину Иосифовну Морену. Высочайшие профессионалы с абсолютным слухом. Они раскрывали индивидуальную природу маленького певца, хотя никогда не говорили, что сцена может стать нашей профессией. Они просто эстетически нас воспитывали. Я ходила на занятия, как на праздник. Такой энтузиазм был в душе! Наверное, благодаря этим воспоминаниям он и сейчас возникает. Я никогда не боюсь концерта, потому что живу той духовной силой, что когда-то в меня заложили.
А сегодняшние ребята, что они видят? Земфиризацию и сплинизацию страны. Нет позитивных стереотипов поведения. Мало того, такие явления, как Земфира, “Агата Кристи” и так далее, – это музыкальное оправдание наркомании. Для девочек-подростков идеалами становятся бесполые существа. Или недавно слышала в “Рождественских встречах” Пугачевой текст песни “Любаши”: “Родинка твоя – это родина моя”. Ничего, кроме брезгливости, это вызвать не может. Неужели чем хуже, тем лучше? Мне кажется, что государство в отношении культуры устранилось от народа.
Музыка по силе воздействия и по массовости занимает первое место среди театра, живописи, литературы. Молодежь воспитывает молодежная культура. Поп-культура. Если кто-то думает, что, сводив один раз ребенка в филармонию, он воспитает его классической музыкой, он заблуждается. Если музыку отдать на откуп темным силам, то завтра из наших детей вырастут монстры. Мы этого хотим?
– Но почему телевидение выступает как пропагандистская машина зла?
– Потому что это приносит быстрые деньги. Потому что кому-то все равно, что целые поколения вырастают нравственными уродами. Знаете, ведь угрозу несет не только текст, большую опасность представляет и музыка. Она абсолютно самодостаточное явление. Само ее исполнение, ее эстетика заключает в себе и “белое”, и “черное”. Ведь симфония не имеет слов, но доносит до нас все. Я могу не понимать языка, музыка выдаст мне всю эстетическую информацию. В 1990 году мы объехали с гастролями всю Америку. 26 штатов. Скажу с полной уверенностью: там существует самая настоящая цензура. На радиостанциях там 90% музыки, несущей доброе начало. Мы выступали для американцев, а не для наших эмигрантов, и почувствовали, что эта аудитория очень хорошо подготовлена к восприятию музыки. Именно потому, что там процветает культ ее позитивного выражения. У нас же потоки денег направляются на то, чтобы ребенок получил негативный заряд.
– Почему не объединяются профессионалы, чтобы противостоять бездарности и пошлости?
– Потому что профессионалов очень мало. Что говорить, если даже такая фигура, как Кобзон, не может пробить закон о запрещении работы под фонограмму. Один в поле не воин.
– Марина, вы редко даете концерты…
– Было бы странно, если бы я без всяких спонсоров часто мелькала на сцене и в эфире. Я выступаю для детей-сирот, для заключенных, но все же чаще выступают те, кто несет отнюдь не настоящую вокальную культуру. Для меня песня – смысл жизни, способ общения с миром на высокой духовной ноте. И я очень благодарна своим родителям за то, что они привили мне стойкий иммунитет к пошлости. У меня четкие эстетические критерии, которыми руководствуюсь.
– Песня – всегда сюжет. Для вас она – сюжет, который можно пересказать или который нужно прожить?
– Последнее – это для драматического актера. Музыкант в меру своего музыкального таланта – существо чувствующее, синтез музыки и слова для него иногда идет в ущерб музыкальному материалу. Драматическое искусство и музыка – разные вещи. Зачем устраивать бурю в стакане воды? Чтобы подняться до уровня музыкального прочтения материала, надо очутиться в эмпиреях и уж оттуда расцветить красками голосовой палитры песенный сюжет. Это, конечно, зависит от мастера, насколько выразительны его средства. А чтобы они были выразительны, нужен нравственный опыт. Музыкальный процесс не совсем земной. Он от Бога. Это таинство, которое иногда неведомо самому певцу.
…Выйдя из ресторанчика, я спустилась в подземный переход. У киоска с компакт-дисками толпились подростки. Из динамика неслось: “Подождем мою маму. – Подождем… твою мать!” Гогот, который извергали из себя дети, походил скорее на рычание, и с мистическим ужасом показалось, не люди рядом, а так, нечто. Потом отлегло. Но через несколько шагов подумалось: а почему мы должны успокаиваться?..

Наталья АЛЕКСЮТИНА