Продолжение. Начало в №36, 37, 39, 40-50
«Но я считаю, что прежде всего он должен переживать за своих близких. А это все происходит потому, что в этом жестоком мире действует закон «каждый за себя!» И это не эгоизм, не стремление возвыситься над окружающими, вовсе нет. Это просто-напросто попытка выжить в ситуации, которую мы, люди, создали».
Тут дело не только и даже не столько в школе. Через несколько месяцев после сочинений 2006 года я прочел статью Бориса Дубина. Она ведь все о том же самом. Судите сами: «И нет сегодня границы между гламурным чтением, проблемной литературой и социальной критикой. Граница проходит не здесь. Важно лишь – модная книга или нет. Немодная книга что делает? Она грузит. А если книга грузит – она не попадает в круг модного чтения. Ее последствия не должны быть слишком сильными, слишком длинными, слишком болезненными и так далее: прочел – забыл. Появился другой зритель и другой читатель: не полностью включенный, но и никогда не отключенный полностью. Классика перестала играть роль скрепы для разных культурных групп. Она работает либо как остаточная величина, либо как пособие для школы и вуза. Культура становится более развлекательной». Все так, спорить трудно, но все-таки есть и другое. Оно было и в сочинениях, о которых я сейчас рассказывал.
На втором месте вот уже пятнадцать лет «Преступление и наказание». При этом понимающих роман значительно больше, чем его отвергающих.
В 1997 году в трех классах чаще всего упоминался Достоевский. Из них 22 человека за писателя, 12 – против. 1998 год: Достоевский ведет со счетом 19:14. 2000 год: «Преступление и наказание» – «за» 48, «против» – 9.
Девяностые годы многим открыли «Преступление и наказание», где бедные и униженные и Лужины и Свидригайловы, которым все дозволено. Я тогда получил письмо от учителя из Усть-Баргузина, которое читать было и больно, и стыдно.
Но и сегодня «Преступление и наказание» стучится в наши двери. Так получилось, что в тот день, когда я дописал эту страницу, я закончил чтение книги Олега Будницкого «Терроризм в Российской империи. Краткий курс». Позволю себе пространную выписку.
Весной 1862 года студент Московского университета Петр Зайчневский написал прокламацию «Молодая Россия».
«В ней впервые в России убийство открыто признавалось нормальным средством достижения социальных и политических изменений: «Мы не испугаемся, если увидим, что для ниспровержения современного порядка приходится пролить втрое больше крови, чем пролито якобинцами в 90-х годах».
Был определен и первоочередной объект террора: «Скоро, скоро наступит день, когда мы распустим великое знамя будущего, знамя красное и с громким криком «Да здравствует социальная и демократическая республика русская!» двинемся в Зимний дворец истреблять живущих там. Может случиться, что все кончится одним истреблением императорской фамилии, т. е. какой-нибудь сотни, другой людей…»
Соблазн террористической идеи, кроме того что ее реализация, казалось, вела кратчайшим путем к цели, заключался еще и в своеобразной «гуманности». С одной стороны, истребление «сотни, другой» людей, с другой – если придется издать крик: «В топоры!» – «тогда бей императорскую партию, не жалея, как жалеет она нас теперь, бей на площадях, если эта подлая сволочь осмелится выйти на них, бей в домах, бей в тесных переулках городов, бей на широких улицах столиц, бей по городам и селам! Помни, кто будет не с нами, тот будет против, тот наш враг, а врагов надо истреблять всеми способами…»
Прокламация произвела особо сильное впечатление на современников, поскольку ее появление совпало с петербургскими пожарами 1862 года. Среди них был Федор Достоевский, обнаруживший прокламацию на ручке замка своей квартиры. По поводу «Молодой России» он даже отправился объясняться с Николаем Чернышевским, которого считали вдохновителем радикальной молодежи.
К чему я вспомнил Достоевского и почему фраза из «Преступления и наказания» вынесена в заключение книги? Думаю, что идеи «Молодой России» стали одним из источников теории Родиона Раскольникова, рассуждающего о том, что «необыкновенный» человек имеет право и «даже был бы обязан» в случае необходимости «устранить эти десять или сто человек», мешающих прогрессу. Трудно не заметить перекличку с «какой-нибудь сотней, другой людей» «Молодой России».
Суть теории Раскольникова совершенно точно уловил другой герой «Преступления и наказания», Разумихин, ужаснувшийся тому, что его приятель допускает «кровь по совести»…
Альбер Камю, много размышлявший о метафизическом смысле революционного насилия, полагал, что, взрывая бомбы, русские революционеры-террористы «разумеется, прежде всего стремились расшатать и низвергнуть самодержавие. Но сама их гибель была залогом воссоздания общества любви и справедливости и продолжением миссии, с которой не справилась церковь. По сути дела, они хотели основать церковь, из лона которой явился бы новый Бог».
В то же время он указывал, что «на смену этим людям явятся другие, одухотворенные все той же всепоглощающей идеей, они… сочтут методы своих предшественников сентиментальными и откажутся признать, что жизнь одного человека равна жизни другого… Сравнительно с будущим воплощением идеи жизнь человеческая может быть всем или ничем. Чем сильнее грядущие «математики» будут верить в это воплощение, тем меньше будет стоить человеческая жизнь. А в самом крайнем случае – ни гроша».
Что и случилось на самом деле».
Позволю себе сделать три дополнения.
Топор Раскольникова сродни топору прокламации. «Бей, бей, бей», ведущее к истреблению людей, «заставляет вспомнить сны, которые снятся Раскольникову на каторге. «…никогда, никогда люди не считали себя так умными и непоколебимыми в истине, как считали зараженные… Все были в тревоге и не понимали друг друга, всякий думал, что в нем в одном и заключается истина… Не знали, кого и как судить, не могли согласиться, что считать злом, что добром… Начались пожары, начался голод… Все и всё погибало».
В романе, написанном в XIX веке, мы знакомимся с арифметикой Родиона Раскольникова: «…не загладится ли одно, крошечное преступленьице тысячами добрых дел? За одну жизнь – тысячи жизней, спасенных от гниения и разложения». «Одна смерть и сто жизней взамен – да ведь тут арифметика!» Роман Достоевского опровергает эту самую арифметику. Сны на каторге показывают, к чему она приводит – «все и всё погибло». Альбер Камю увидел, что в XX веке, а мы знаем, что и в XXI веке эту арифметику поднимут до уровня математики.
Я заканчиваю эту часть своих размышлений через неделю после трагедии в Казани. Я хорошо понимаю, сколь важно требовательно решать вопрос о продаже оружия, прекрасно знаю, сколь необходима хорошая служба безопасности в школах. Тем более я такую службу видел в школе, которая недалеко от моего дома. Но я убежден, что все-таки самое главное здесь в нравственно-духовной жизни нашего общества, тем более школы. И беды преподавания литературы воспринимаю особенно обостренно не только потому, что это моя профессия.
Книги, написанные вчера, работают и на нас сегодняшних. Весь вопрос в том, что из них выбирают для изучения в школе и как это самое изучение происходит. Не говорю уже об уровне подготовки учителя словесности в вузе. А в сегодняшней школе очень большую роль в формировании целей и ориентиров играет ЕГЭ. Так что закономерен вопрос, который задал Чацкий: «Что нового покажет нам Москва?» То бишь какова ситуация с экзаменом, с сочинениями в частности?
Вот это самое новое передо мной – «Единый государственный экзамен. Литература. Типовые экзаменационные варианты. 30 вариантов» (Москва, 2021; тираж 22000 экземпляров; цена 579 рублей).
Будем говорить о сочинениях. 30 вариантов по четыре темы в каждом. Всего 120 сочинений. Считаю.
23 темы требуют рассказать обо всем произведении.
В чем заключается гуманизм изучения романа А.С.Пушкина «Капитанская дочка»?
Поединок добра и зла в произведениях М.А.Булгакова (одно произведение по выбору). Ну а если один выберет «Мастера и Маргариту», а другой – «Собачье сердце»?
В чем проявляется гуманизм «жестокой прозы» М.А.Шолохова? (По роману «Тихий Дон».) А вы представляете, как четыре тома этого романа можно втиснуть в 200 слов?
Что такое, по мысли Л.Н.Толстого, жизнь настоящая и кто из героев романа живет такой жизнью? Вопрос у меня тот же самый.
Тема революции и Гражданской войны в романе Б.Л.Пастернака «Доктор Живаго».
30 тем еще масштабнее – по всему творчеству поэта.
В чем своеобразие любовной лирики А.А.Блока? (Не менее трех стихотворений.)
Лирический герой лирики И.А.Бродского. (Не менее трех стихотворений.)
Как в лирике А.А.Блока отразилось прошлое и настоящее России? (Не менее трех стихотворений.)
Чего больше в проблематике произведений Н.А.Некрасова: вечного или злободневного? А вы знаете, что было тогда злободневным? И разве злободневное не становится часто вечным?
В чем необычность изображения мира природы в лирике Ф.И.Тютчева?
Особо о еще 25 темах. Есть незыблемое правило, установленное еще до революции. В формулировке темы не может быть указаний на то, о чем нужно писать. Сплошь и рядом этот принцип нарушался в советских сочинениях. Когда в 1948 году я оканчивал школу, у нас на экзамене было три темы: две по литературе, не помню какие, хотя по одной из них я сам писал, и еще одна – «Всемирной надеждою стала советская наша страна». Так вот в нашем сборнике 25 тем. Подсказки я выделяю шрифтом.
Чем объясняется внутренняя противоречивость Родиона Раскольникова? Как в образе Наташи Ростовой раскрывается убеждение Л.Н.Толстого в том, что «сущность ее жизни любовь»?
Как в изображении народа проявляется неоднозначность авторской позиции?» (По поэме Н.В.Гоголя «Мертвые души».)
Почему автор «Войны и мира» лишает Наполеона права на величие? (По роману «Война и мир».)
Что делает героиню М.И.Цветаевой совершенно одинокой? (Не менее трех стихотворений.)
Все эти 78 тем – перепевы модели канонических тем на экзаменах в советской школе. Они направлены не на мысль, а на воспроизведение выученного. При этом все ухудшено до предела, упрощено и примитивизировано.
На экзамен в советской школе отводилось шесть часов. На сочинительную часть ЕГЭ можно выкроить не больше часа.
Объем экзаменационного сочинения – 5-7 страниц. Объем сочинения на ЕГЭ – не менее 200 слов, но можно и 150. При этом «все же» – это два слова, предлог и союз – одно слово. Возьмите любой текст и отсчитайте там 200 слов. В этот объем втиснуть все темы невозможно.
В советские годы и все годы постсоветские до ЕГЭ на сочинениях можно было пользоваться текстами художественных произведений. На ЕГЭ нет. Так что все, в том числе и нужные цитаты по всем текстам, надо заранее выучивать.
Между тем экзамен по литературе – это экзамен по выбору. И он требует более высокого уровня, чем у всех других учащихся школы.
К тому же в сочинениях 2021 и 2022 годов введено безграмотное новшество: в сочинении авторская позиция не искажена. Но об этом мы уже говорили. Кстати, а судьи кто?
Во введении к пособию сказано: «Принципы отбора содержания и разработки структур КИМов ЕГЭ по литературе соответствуют цели получения объективных и достоверных сведений о готовности выпускников к продолжению среднего специального и высшего образования гуманитарной направленности». Это все пустые слова. Мы не узнаем из этого экзамена даже того, прочитаны ли произведения, включенные в школьную программу, в том числе и те, о которых ученик пишет сочинения. В том же введении сказано, что экзамен дает возможность проверить «аналитическое осмысление художественного текста». Ни одного такого задания нет. Всюду после приведенных текстов требуется прежде всего назвать нужные термины, которые не имеют к тому же никакого отношения к предложенному тексту. Слова о том, что задания позволяют проверить «способность анализировать текст», – тоже пустые слова. Таких заданий попросту нет.
И я больше думаю о том, как у нас происходит отбор и набор в вузы, готовящие учителей литературы. И так уже 12 лет. Одна надежда – на то, что выпускники этих факультетов в школу не пойдут.
Лев Айзерман
Продолжение следует
Комментарии