Лоцманы и саперы. Когда книжный мир сжимается, как шагреневая кожа

У каждой эпохи свой критик: у 90‑х – Андрей Немзер (интервью с А.Немзером читайте в «УГ» №25 от 19.06.2018 г. – Прим. ред.), у 2000‑х – Лев Данилкин (интервью с Л.Данилкиным читайте в «УГ» №51 от 19.12.2017 г. – Прим. ред.), у 2010‑х – Галина Юзефович. Если же двинуться в глубь веков, окажется, что над всеми нависает тень неистового Виссариона: это ведь он сначала заявил, что «у нас нет литературы», а потом сам же создал ее канон. Но, держа в одной руке желтые страницы виссарионовой критики, а в другой – пахнущую типографией свежую книгу Галины Юзефович, чувствуешь: что-то здесь не так, где-то традиция прервалась, провод искрит… Нет контакта!

Если Немзер и Данилкин еще упражнялись в запатентованном Белинским жанре «годовой обзор отечественной литературы», то уже первая книга Юзефович представляла собой сборник рецензий, объединенных лишь хронологией, и игриво называлась «Удивительные приключения рыбы-лоцмана» – дескать, это не поиски сверхсмысла, который мы привыкли взыскивать у великой «боллитры», а лишь навигационная карта для рядового читателя. В эпоху, когда книг море, статус критика меняется: он уже не «Белинский» и даже не «нано-Белинский» (как называл себя в шутку Данилкин), а навигатор, советчик, консультант, причем ненастойчивый: ведь и одержимых литературой читателей нынче гораздо, гораздо меньше…«О чем говорят бестселлеры» тоже сделана в этом навигационно-рекомендательном формате, хотя степень детализации новой карты изменилась. Подзаголовок: «Как все устроено в книжном мире», среди прочих тем – за что мы любили Эраста Фандорина и чем объясняется феномен Гарри Поттера, почему мы больше не берем толстые бумажные книги в путешествие и за что на самом деле дают Нобелевскую премию, что общего у «большого американского романа» с романом русским и как устроен детектив. Привычный принцип booklist, впрочем, не забыт, большинство эссе сопровождаются рекомендательными списками: лучшее детское фэнтези после «Гарри Поттера», главные новые тексты о русской травме XX века, десять отличных романов «букеровского мейнстрима»… Все, что вы хотели знать о современной литературе, но боялись спросить.Итак, это очень комфортная для читателя книга – да, для того самого «широкого читателя», к которому лукаво любит обращаться каждая вторая аннотация. Ну а для учителя-словесника, далеко не всегда осведомленного о состоянии дел в современной прозе (а часто ее и побаивающегося), книга Юзефович и вовсе незаменима. Читать ее можно хоть с начала, хоть с конца: эссе вполне автономны и на любой вкус. Вы, однако, быстро разглядите «красную нить» всего сборника: книжный мир сужается, как шагреневая кожа, книга сегодня конкурирует с десятком других занятий и развлечений, «возьмемся за руки, друзья», но и не будем горевать: меньше всего Юзефович склонна скорбеть по сложившейся культурной ситуации. Если определять психологический портрет автора этой книги каким-то одним словом, то это слово «доброжелательный». Неспокойный, переменчивый, бурлящий, загадочный Солярис современной русской литературы усилиями автора сублимирован до состояния детского пюре, которое может без особых усилий потреблять читатель почти любой степени адекватности.Вряд ли это можно считать упреком. Просто мы к такому не привыкли. Впервые в истории русской литературы критик ведет разговор с читателем, не пытаясь под литературным предлогом протащить пару заветных идей. Ведет разговор на равных. Не упрекает пресловутый народ в том, что он несет с базара что-то не то. Понимает, что Белинского и Гоголя этот самый народ несет с базара куда реже, чем Донцову и Пикуля. Не видит в этом ничего ужасного.Не случайно, кстати, немало популярности Юзефович добавило фейсбучное сарафанное радио – по меркам конца 2010‑х годов можно даже говорить о «народной» славе.Чтобы почувствовать, как изменилась традиция «писать про книжки», надо вспомнить мрачноватый календарный повод. 150 лет назад, 4 июля 1868 года, на Рижском взморье утонул Дмитрий Писарев. С ним-то и ушла эпоха великих критиков, сходивших с ума по литературе и сводивших по ней с ума других. Да, были потом и выдающиеся критики, и толстожурнальные споры, и корпоративные скандалы, и смертельные обиды, но парадигму определили эти трое: Белинский, Добролюбов, Писарев. В том, что век самых яростных критиков был так короток, видится некая стратегия самоуничтожения, идейный джихад. «Но более учил ты умирать», – недаром сказал Некрасов про Добролюбова. Ныне этот зловещий образ запеленговал Данилкин. «Может быть, во времена Белинского в жизни литературного критика было нечто романтическое, критик был расхристанным, лохматым существом, у которого из всех карманов торчали «идеи», он был обмотан ими, как шахид поясами. Нынешние, – разводит руками критик, – совсем не то. Тут скорее чувствуешь себя персонажем Вудхауса».Я же, вспоминая один из своих годовых обзоров под названием «Прогулки по минному полю» (2012), констатирую: да, современные критики не шахиды, а всего лишь саперы. Один из самых старательных – Галина Юзефович, условно главный критик уже не самой читающей на свете страны.Юзефович Г. О чем говорят бестселлеры. Как все устроено в книжном мире. М. : АСТ. Редакция Елены Шубиной, 2018.