Каждому по его вере. Школа гражданского общества – это среда развития свободы и возможностей нравственного выбора для человека

Ольга МАКСИМОВИЧ, заместитель главного редактора «Учительской газеты»: – Сегодня на «круглом столе» мы обсуждаем опубликованную в «Учительской газете» (№23 от 9 июня 2009 года) Концепцию духовно-нравственного воспитания российских школьников. Это принципиально новый для отечественной школы документ, в котором сформулированы система базовых общенациональных российских ценностей, требования к результату организации и условиям воспитания школьников, структуре и содержанию программ воспитания и социализации гражданина России. И хотелось бы сразу задать вопрос разработчикам, которых здесь представляет Александр Михайлович Кондаков: насколько готова сегодня школа формулировать воспитательный идеал и может ли она реализовать предложенную концепцию?

Александр КОНДАКОВ, генеральный директор издательства «Просвещение»:

– На первый вопрос я бы ответил так: это не функция школы – формулировать национальный воспитательный идеал. Потому что национальный воспитательный идеал – это высшая цель образования, нравственное (идеальное) представление о человеке, на воспитание, обучение и развитие которого направлены усилия основных субъектов национальной жизни: государства, семьи, школы, политических партий, религиозных объединений и общественных организаций.

А вот задача воспитания гражданина, развития и воспитания ребенка изначально присуща школе любого государства, в том числе и России. Другое дело, что на протяжении последних 20 лет мы никак не обозначали этот национальный воспитательный идеал, к которому должны стремиться. К сожалению, мы, наверное, относимся к обществу людей, которые не очень любят читать свои основополагающие документы. В основу концепции положен главным образом один документ – Конституция Российской Федерации.

Я очень благодарен «Учительской газете» за то, что мы смогли обсудить на ее страницах основные положения разрабатываемого образовательного стандарта и серьезно доработать их. Поэтому концепция духовно-нравственного воспитания тоже является «живым» документом, ее главы дорабатываются с учетом вопросов, которые нам задавались. Позволю себе напомнить текст преамбулы Конституции Российской Федерации. Утверждая права и свободы, Конституция Российской Федерации провозглашает основные ценности и приоритеты, соблюдение которых способно консолидировать общество. В их числе: признание соединения многонационального народа Российской Федерации общей судьбой на своей земле; утверждение гражданского мира и согласия; сохранение исторически сложившегося государственного единства; общее признание принципов равноправия и самоопределения народов; сохранение памяти предков, передавших потомкам уважение к Отечеству, веру в добро и справедливость; возрождение суверенной государственности России и утверждение незыблемости ее демократической основы; стремление обеспечить благополучие и процветание России; ответственность за свою Родину перед нынешним и будущим поколениями; осознание себя частью мирового сообщества.

По сути дела, в преамбуле Конституции Российской Федерации сформулирована квинтэссенция того документа, который мы сегодня обсуждаем. То есть концепция духовно-нравственного воспитания гражданина Российской Федерации направлена на реализацию основного документа нашего государства.

С какой степенью успешности нам удалось реализовать эту задачу, покажет в том числе и обсуждение ее с читателями «Учительской газеты», учителями, общественностью, конфессиями, политическими и общественными движениями. Думаю, что этот документ требует еще серьезной доработки и серьезного обсуждения.

Ольга МАКСИМОВИЧ:

– Александр Михайлович, каков статус этого документа? В итоговом варианте он станет рекомендацией для школ?

Александр КОНДАКОВ:

– Нет. Этот документ является методологической основой построения стандарта общего образования второго поколения. Что имеется в виду? В нем заложено несколько моментов, которые определяют саму суть современного школьного образования в России. Во-первых, концепция поликультурности как признание того, что Россия – государство, где все нации, их языки и культуры равны в рамках одной большой российской культуры. Это принципиальное фундаментальное положение. Впервые в концепции сформулирована система базовых национальных ценностей России – это основные моральные ценности, приоритетные нравственные установки, существующие в культурных, семейных, социально-исторических, религиозных традициях многонационального народа Российской Федерации, передаваемые от поколения к поколению и обеспечивающие успешное развитие страны в современных условиях.

Второе. Мы рассматриваем в качестве основного метода познания диалектику. Третье. Существенным моментом является то, что эта концепция – основа построения содержания или конструирования содержания примерных программ и программ воспитания и социализации российских школьников. Таким образом, это методологическая основа построения стандарта, своего рода техническое задание на разработку стандарта общего образования второго поколения.

– К какому сроку появится итоговый вариант концепции?

– Концепция является «внешним» документом по отношению к стандарту общего образования второго поколения и сейчас проходит широкое общественное обсуждение. Мне бы хотелось, чтобы она получила оценку общественных организаций, институтов гражданского общества.

– Концепция представляет некий идеальный вариант духовно-нравственного воспитания. Так или иначе он накладывается на нашу реальную жизнь, в некотором смысле даже контрастирует с ней по многим своим позициям. Александр Григорьевич, насколько с этой точки зрения возможно реализовать сейчас данную концепцию?

Александр АСМОЛОВ, директор Федерального института развития образования:

– Перед нами вариант очередной концепции в духе Кампанеллы. Мы каждый раз строим «Город Солнца» и без этого никак не можем. Кто бы и как ни критиковал утопии (сейчас мы привыкли говорить «программы»), но утопия – это необходимый механизм развития любой общественной системы. Вспоминаются слова Даниила Борисовича Эльконина: школу все время бьют и упрекают за то, что она не так и не по тем или иным канонам воспитывает личность. Но когда общество не знает таких канонов, то почему мы школу делаем заложницей за то, что не родило ни общество, ни государство?

У нас сегодня сложилась ситуация: государство хаотически ищет, куда, к каким идеалам идти, оно мечется между разными моделями тоталитаризма, религиозного государства и хилыми эмбрионами либеральных амбиций. В этой ситуации данная концепция – это еще один из вариантов построения «желаемого будущего». Разработчики берут на себя то, что аморфно делает государство, а именно идеологическую функцию развития общества.

Я считаю сверхнаивностью любые рассуждения о деидеологизации образования. Деполитизация – другой вопрос. Деидеологизации не существует. Государство и общество могут делать выбор между националистскими и фундаменталистскими ценностями или же между коммунистическими и либеральными и/или клерикальными ценностями. Но так или иначе подобный выбор в культуре приходится делать. И эта концепция как попытка такого ценностного идеологического целеполагания уже смелость разработчиков.

Между тем хочу сказать и о рисках разработки этих странных сочетаний – духовно-нравственная культура, духовно-нравственное развитие и воспитание. В чем они состоят?

В массовом сознании концептуализация духовности наталкивается на смысловую подмену. Эта смысловая подмена происходит, когда духовность отождествляется с религиозностью. Но духовность и религиозность – это две большие разницы. С моей точки зрения, первый и серьезный риск, которого пытаются избежать авторы концепции, – это риск монополизации духовности той или иной конфессии. На самом деле и Спиноза, и Сартр, и Толстой, и Омар Хайям – это мастера духовности, независимо от их религиозных убеждений. Вчера показывали фильм, посвященный ушедшему из жизни моему другу Василию Аксенову. Его, как и многих других, называли шестидесятником. Мне было 15 лет, когда мы все сидели за одним столом: Ахмадулина, Аксенов, Трифонов, Тендряков… Для меня эти люди – носители духовности и воспитатели моего поколения. Не важно, были ли Галич или Булат Окуджава духовными чадами Александра Меня, но именно они определяли ценностные ориентиры свободного гражданского общества. И эту духовность я никому не отдам. Она не сводится к духовным ценностям различных конфессий.

Если нам не удастся избежать монополизма на духовный мир личности какой бы то ни было конфессии, то школа может превратиться в территорию религиозных конфликтов, очередных «священных войн» в стиле джихада или средневековых крестовых походов за веру.

Второй риск. В нашей стране все строилось по логике бинарных оппозиций: против кого дружите? Это так называемая черно-белая логика, когда мы в концепции начинаем говорить: мы за те ценности, но против этих. И образ страшного бездушного Запада проступает за теми или иными строчками. Вспомните Киплинга: Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись.

То есть по большому счету, говоря об этих вещах, мы так или иначе выходим на территорию серьезной политики глобализации. И поэтому что нам важнее – стратегия согласия с другими странами на основе общечеловеческих ценностей или путь изоляционизма и отторжения других культур?

Главное, что должна давать любая идеологическая концепция в поликультурной России, – это стратегия накопления согласия. Иначе после ее прочтения представитель ислама скажет, что тут одно православие. Представитель православия скажет, что здесь слишком много ислама. И, наконец, представитель еще одной невинно убиенной группы под названием «атеисты» спросит, почему здесь вообще нет ценностей Альберта Швейцера (благоговения перед жизнью), нет ценностей Спинозы, Эпикура и, не боюсь этого имени, Карла Маркса.

Что такое идеология? Идеология – это формирование и конструирование мотиваций больших и малых социальных групп. Может ли данная концепция сформулировать и задать мотивацию для российского общества? Это серьезный и большой вопрос. Концепция нуждается в том, чтобы ее терминологически почистили. Термины типа «социальное созревание личности» находятся за пределами корректности в методологическом контексте.

В завершение скажу вслед за Михаилом Афанасьевичем Булгаковым: каждому по его вере. В одной из своих статей Дмитрий Александрович Пригов назвал наше время временем «само-иденти-званства», имея в виду, что личность ищет свою идентичность во многих ролях и ситуациях. И нам необходимо четко понимать, что школа гражданского общества – это среда развития свободы и возможностей нравственного выбора человеком выстраданного им мировоззрения.

Алла КУРБАТОВА, директор гимназии «Дмитров», город Дмитров, Московская область:

– Концепцию мы обсуждали с директорами так называемых русских школ и православных гимназий, поэтому я представляю не только свое мнение. Появление этой концепции уже само по себе событие. Но у меня такое ощущение, что она немножко напоминает лоскутное одеяло.

Должна сказать, что некоторым главам я бесконечно душой рада. Есть главы, которые вызывают у меня смущение, отторжение и кажутся инородными в теле всей концепции. Объясню почему.

Очень часто идет ссылка на главную национальную ценность, на основе которой должно возродиться духовно-нравственное воспитание в России. Я думаю, нельзя не согласиться с тем, что 80 процентов граждан России, исповедующих православие, четко и ясно понимают, что вся история государства Российского – это единственная нравственная, духовная и вообще национальная ценность, которую не извратили, – православие. С этим трудно поспорить. Поэтому не принимаю присутствующее здесь некоторое юление на острие ножа – как бы нам понравиться другим этносам.

Я человек, который с огромным уважением относится к этносам нашей страны, но считаю, что именно русский народ является государственно-образующим народом России. Непреходящей культурной ценностью, с помощью которой только и можно возродить Россию, является православие. И эти реверансы, или, как пишет Достоевский, угодничество и лесть хоть перед Западом, хоть перед не нашими ценностями, здесь, в концепции, есть.

Не пора ли нам подумать, почему Владимир Ульянов в свое время отделил церковь от государства, церковь от школы. Можем ли мы на самом деле говорить о духовно-нравственном воспитании, если у нас школа в России отделена от церкви?

Даже в концепции упоминается XIX век, когда в русских школах вернулись к Закону Божьему. Это было необходимо потому, что реформы Петра разодрали общество надвое… А теперь мы пытаемся сказать, что у нас существует много каких-то ценностей. Каких? У нас многонациональная культура, это так. Но какая культура, какое вероисповедание является главным?

Я процитирую роман Достоевского «Бесы». По поводу этой цитаты Розанов писал, что это Евангелие для русского народа. «Если великий народ не верует, что в нем одном истина (именно в одном и именно исключительно), если не верует, что он один способен и призван всех воскресить и спасти своею истиной, то он тотчас же перестает быть великим народом и тотчас же обращается в этнографический материал, а не в великий народ. Истинный великий народ никогда не может примириться со второстепенною ролью в человечестве, или даже с первостепенною, а непременно и исключительно с первою. Кто теряет эту веру, тот уже не народ. Но истина одна, а стало быть, только единый из народов и может иметь бога истинного, хотя бы остальные народы и имели своих особых и великих богов. Единый народ «богоносец» – это русский народ».

У нас в гимназии на протяжении многих лет нет учеников, стоящих на учете в милиции, полное благополучие, все выпускники поступают в вузы. Но не в этом дело. Когда мы стали думать, где духовный стержень, на чем держаться, чтобы деньги не были мерилом ценностей, а дети не поклонялись им, как идолу, мы решили, что существуют только два фундамента, на которых это может состояться: православие и народная культура, несущая в себе традиции и обычаи – уважение к старшим, любовь к семье и Родине.

По поводу концепции я хотела бы еще сказать, что одно мы говорим, а совсем другое делаем. Это КПМО, во главе которого стоят не педагоги, а финансисты-бухгалтеры, уничтожает всю воспитательную систему, которая была наработана в сложнейшие последние 18-20 лет. Все это сделано под предлогом кризиса, конечно. Оставляются часы, но убираются концертмейстеры, хореографы – а это целые детские коллективы! По сути, сейчас уничтожается сеть дополнительного образования с ее специалистами. А в концепции пишут, что надо воспитателей вернуть в школы.

В концепции также говорится о значимости религий. Ребенка надо воспитать в его религии: мусульманской, православной – той, к которой он себя относит. Иначе у детей в голове каша будет. А у них и есть сейчас каша в голове. Мы с плюрализмом и глобализмом себя загнали в угол. Но что скрывать: капитализм, созданный после Второй мировой войны, рушится и тянет за собой нас. А рушится потому, что основан не на тех ценностях. В концепции надо честно сказать, на чем же в самом деле должно быть основано духовно-нравственное воспитание.

Теперь об учителях. Был задан вопрос, готовы ли они к воспитанию духовно-нравственной культуры. Большинство из нас воспитывались в советское время. И если взять Центральную Россию, они как были, так и остались русскими православными учителями. Поэтому не надо спрашивать, готов или не готов учитель. Он кровью своей готов, тем, что он уже в школе. Просто ему нужно немного помочь разобраться в ситуации, при этом не лукавить, а называть вещи своими именами.

Мне кажется, что Владимир Путин был прав, когда сказал года два назад: у нас единственный путь развития – русский. Мы живем не в Китае, не в Иране, не в Израиле, не в Египте, а в России. И с этих определяющих вещей учительство, как наиболее честная часть интеллигенции, и должно поднимать дискуссии в «Учительской газете».

Мне кажется, наступил такой момент, когда надо честно сказать о том, что далее так продолжаться не может. Это уничтожение молодого поколения и внушение ему тех ценностей, которые противоречат нашим традициям. Достоевский сказал, что мы никогда не станем европейцами. Но и русскими наши дети уже не становятся. Они маргиналы, потерявшие корни.

На сегодняшний день, я думаю, концепция хороша уже тем, что она обозначила духовность и нравственность. И я низко кланяюсь авторам, потому что понимаю, как трудно было все это написать. Это огромное продвижение вперед. Но на страницах печатных должны прозвучать голоса сотен, тысяч директоров школ, которые думают именно так.

Мы провели замечательную областную конференцию «Православие – основа нравственного и культурного возрождения русского народа». К нам съехались дети со всей области. Какие у них были исследовательские работы! Дети писали о том, что чувствовали, например, во время праздника Пасхи или посещения Валаама. Желание быть чистыми, высокодуховными проявлялось и у семилеточек, и у старшеклассников.

Мы сделали большой проект «Храмы Дмитровского района». Каждый класс ходил в исследовательские походы и описывал хотя бы один храм. Дети выходили на сцену и говорили правду о том, как в 1917-1925 годах рушили храмы, сдирали золото с икон, расстреливали священников. В моей родной деревне Жестылево крестьяне на собственные средства построили кирпичный заводик и из этого кирпича возвели церковь. Каково им было, когда ее разрушили? И когда дети это видят, встречаются с этими людьми, они начинают понимать, где их корни, истоки и куда надо идти и что делать. И не одной только физической силой и духом народным, а Божьей помощью, помощью Божьей Матери крепка Россия. Об этих вещах надо говорить правду, не пряча голову в песок. Уйти от своих корней легко. Но получится поколение, с которым делай что хочешь, внушай что хочешь, развращай как хочешь, занимай Сибирь, уничтожай армию…

Евгений БУНИМОВИЧ, учитель математики, депутат Московской городской Думы:

– Мы говорим, что в 90-е годы школу отделили от воспитания. Я не могу себе представить нормального учителя, который отделил себя от воспитания. Постановка вопроса заключается в том, чтобы озвучить это право на воспитание, поставить вопрос всерьез, масштабно.

Вопрос отделения или не отделения Церкви от государства – это не вопрос данной концепции. Это гораздо более серьезный вопрос. Я поддержу Александра Григорьевича Асмолова – нельзя писать концепцию «против». Эта бинарность «за» – «против» задевает меня всегда. И, будучи во многом согласным с предыдущими ораторами – потому что так сложно устроена душа, – я совершенно не согласен с нападками Аллы Викторовны Курбатовой на европейский практицизм. Я не изучал его внимательно. Я просто был на пляже в Испании и видел перед собой французскую семью, у которой один ребенок имел восточную внешность и все время сидел на одном месте, другой был чернокожим и явно другого темперамента, потому что он все время носился по воде. Третий был европейского вида. Ясно, что первые двое детей были приемными. Но все они жили вместе, и эта семья не производила на меня впечатления европейского практицизма. Я бы сказал, практицизм там был в другом – не только в словах, но и в реальности. Я не знаю, религиозны эти люди или нет, но если человек духовен и нравствен, то должны, наверное, быть какие-то практические дела, которые для человека жизненно необходимы. Вот, например, благотворительные организации, где, кстати, работают вполне обеспеченные и практичные люди, проводят акцию «Сухая попа»: просто собирают в грузовики подгузники и везут их в детские дома, потому что там их не хватает. Раньше по министерским документам вообще не было такой статьи расходов, теперь есть, но все равно подгузники не того качества и по-прежнему в дефиците. И не важно, сколько раз они ходили в мечеть, синагогу, православный храм. Я считаю, что они воспитаны нравственно, если помогают конкретному детскому дому. Они не верят всяким организациям, куда можно перечислять деньги, они привозят конкретные подгузники конкретным детям.

Мне кажется, что люди определяются не по декларативно-каноническим вопросам, а по гражданским делам и поступкам.

Духовно-нравственное воспитание – серьезная базовая вещь. Но заметьте, у нас есть такая удивительная особенность: мы считаем, что нравственное воспитание и подобные вещи – какие-то дополнительные. Вот прошло шесть уроков в школе, а потом мы дополнительно планируем заниматься нравственным воспитанием. На мой взгляд, эта концепция должна фиксировать, что нравственное воспитание должно происходить не после, а во время уроков. И цель образования (а уж математики-то точно) не поголовное решение уравнений, это попутно. А цель – воспитание грамотного электората, который может отделить разумную, осмысленную человеческую мысль и речь от «лапши на уши» и перестанет верить этой «лапше», перестанет голосовать просто так. Цель образования и воспитания – чтобы человек видел, кто и что перед ним, насколько это внятно, логично, честно… Я считаю, что осознанный выбор из различных вариантов очень важен для любого человека.

Среди других целей я назвал «воспитание патриотизма». Причем естественное, а не притянутое за уши. Оно рождается со страниц учебника великого математика XX века Андрея Николаевича Колмогорова. Остается просто рассказать детям о том, почему эту часть математики в мире называют «русской наукой».

У меня твердое убеждение, что направленное воспитание детей – вещь абсолютно необходимая. Причем мы сейчас говорим о школе, а начинать надо с детского сада и раньше. Сейчас говорилось о многонациональности, о поликультурности… Это ребенку не так уж свойственно. Ребенку свойственно воспринимать чужого как чужого. Если он никогда не видел ребенка с другим цветом кожи, он, естественно, его испугается. Еще очень сложно объяснить ребенку, что если на улице тебе взрослый человек протягивает конфету, ты должен бояться ее взять. Это страшная реальность нашего времени.

Я совершенно согласен с тем, что деполитизация образования – это одно, а деидеологизация – другое. Образование всегда идеологично. Но сказало ли сегодня государство, каким оно само видит это государство? Сказало ли общество, каким оно само видит это общество? И наша полемика здесь – это только часть существующих разногласий. Мы ссылаемся на телевидение, и правильно ссылаемся. Потому что прекрасно знаем: воспитывает сегодня не только и не столько учитель, а вся среда. Поэтому, кстати говоря, нужно учить детей отличать желтую прессу от «не желтой». Мы должны развивать у них «слух» и чутье на это. А чья это задача, разве не школы?

Еще хочу сказать про отсутствие сочинения. Получается, с одной стороны, предлагается Концепция духовно-нравственного воспитания российских школьников, а с другой – русская литература, по выбору. Это означает: хочешь – пиши сочинение, не хочешь – не надо. Давайте вспомним время, когда мы с вами учились. В учебнике истории могло быть написано бог знает что, и сегодня может быть написано бог знает что – пишут их очень разные люди. Но как я учил историю, Пугачева, например? Прежде всего по «Капитанской дочке». Так же, как ГУЛАГ по Солженицыну. Просто потому, что они гораздо лучше написаны, чем учебник. И в ситуации «хотите – выбирайте, хотите – нет» мы лишаемся одной из базовых основ школы. Русская литература выполняла и выполняет многообразные функции. И это одна из духовно формирующих функций нации. Да и весь мир воспринимает Россию, русскую душу по русской литературе! Воспитание должно быть везде и во всем, каждую минуту. Я бы выделил одну фразу Александра Григорьевича Асмолова: «Стратегия накопления согласия». Наши дети не должны становиться полем нашей битвы. Из всех позиций, которые есть (я имею в виду все, кроме крайних, конечно), мы должны вычленить зону согласия, позитива и движения. И чем больше мы найдем точек соприкосновения, тем лучше.

Михаил СТАРОДУБЦЕВ, учитель года России-2008, учитель музыки школы №1060, Москва:

– Я с большим интересом ознакомился с концепцией, и кое-что меня, прямо скажу, задело. Я всей душой согласен с Евгением Абрамовичем относительно школьного курса литературы, но я бы расширил тему школьного сочинения и литературы до школьного курса искусства как такового.

Действительно, мы, по-моему, недооцениваем роль искусства как способа познания мира, равнозначного научному. И что в результате? Предметы художественного цикла находятся на школьных задворках или их отправляют в систему дополнительного образования. В нашей школе, к счастью, дополнительное образование идет в основное время, но это скорее исключение.

По поводу духовно-нравственного воспитания. Человек – неисчерпаемое космическое явление. Можно сказать, что его проявления выражаются тремя большими сферами: это физический мир, к которому мы принадлежим так или иначе, мир душевный, где мы выстраиваем отношения друг с другом, и мир духовный.

Если говорить о мире физическом, то нужно помнить, что все мы разные по рождению и должны учитывать это. Права человека должны быть равными – мы не можем сказать, что один равнее другого. В духовной же сфере, на мой взгляд, мы имеем дело с областью свободы. И сказать, что мы можем кого-то куда-то насильно затащить, невозможно. Никакой ребенок так просто за нами не пойдет – по закону своей самости. Тут все гораздо сложнее.

В связи с этим мне бы хотелось обратить внимание на такую постановку вопроса, когда мы связываем духовность исключительно с религиозностью, о чем уже говорил Александр Григорьевич. Читая текст концепции, я обратил внимание на то, что есть такая опасность прочтения. Этого допустить никак нельзя.

Да, мы тоже как в жизни, так и в своей школе живем, опираясь на ритм, в том числе и церковных праздников – Рождества, Пасхи, потому что это в нашей крови и связано вообще с какими-то космическими законами. Но я вижу опасность в том, что привести всех к некой соборности – это идеальная цель. Еще Григорий Шпет утверждал, что личность человека находится в поиске себя, своей индивидуальности и самости как бы вне собора. Человек, который развивается, должен найти свое отношение к этому. Он может сознательно к этому прийти или не прийти, и здесь мы должны оставлять ему свободу.

Александр СНЕГУРОВ, учитель истории, заместитель директора школы №223, заслуженный учитель РФ, Москва:

– Концепция, на мой взгляд, подводит итог тому позитивному, что уже сложилось, и указывает вектор движения с этим багажом вперед.

Я не увидел в тексте концепции нарушений баланса представленности разных конфессий и внеконфессиональных позиций. Мне показалось, что здесь предоставляется достаточное пространство для выбора. Один из параметров – свобода. Хотите двигаться по этому вектору, значит, увеличивайте его модуль! Хотите – по-другому пути, концепция этому не мешает. В ней не могут быть прописаны все детали и нюансы.

О кадрах, которые, в общем-то, призваны осуществлять воплощение концепции. Здесь противоречивая ситуация. С одной стороны, такие люди есть, они еще не угроблены. С другой стороны, мы видим ситуацию завала и разгрома школы. Не сделать бы так, чтобы концепция усилила бюрократическую чашу весов, которая и так утяжелена неимоверно. Если это еще один из документов, который будет возложен циркулярно на педагога, это страшно. Если концепция в позитивном профессиональном смысле создаст для него турбулентность – это другое. Но это тоже зависит не от самого текста, а от того, какими путями пойдет его воплощение. Может быть и так: прикажут внедрить через месяц одну часть, чрез два месяца – другую, через три месяца – чтобы все были нравственными, а через год – чтобы духовность возросла неимоверно. Имитационный механизм настолько налажен, что все будет сделано великолепно: появятся графики, мониторинг, таблицы, финансирование. И в режиме этого имитационного движения будет все здорово, а подлинное, настоящее останется опять за бортом. И здесь уже, конечно, концепция бессильна. Она вроде бы направляла на другое, а чиновники и люди, обслуживающие бюрократию, ее интерпретируют именно так. И в их интерпретации тоже будет здоровое зерно, потому что многие люди, к сожалению, уже приучены и привыкли ориентироваться на протокол, на формальность, на декорацию. Сейчас достаточно возможностей для того, чтобы формировать нравственный и духовный облик ученика. И было много таких возможностей. Если концепция поддерживает уже существующее, а не предлагает заменить его новым зданием, это здорово!

В нашей школе есть музей Дмитрия Михайловича Карбышева, а по сути, и его времени. Мы исторически реконструировали великую драматичную эпоху: конец XIX века, рубеж веков и еще половину XX века. Дальше добавились другие модули: история образования, история конкретной 223-й школы (она существует с 1938 года), затем еще появился и поликультурный модуль, поскольку наше учебное заведение с этнокультурным грузинским компонентом. И оказалось, что сформировалась удивительная экспозиция российско-грузинских взаимоотношений…

Накопление ресурса созидательности – это я бы добавил в формулу Александра Григорьевича Асмолова. Он в любом случае важен и востребован. Есть концепция, которая помогает этому, – хорошо. Но если бы такой концепции не было, этот процесс все равно бы продолжался. Вопреки многому, но продолжался.

Михаил ДРЕМОВ, учитель русского языка и литературы центра образования №825, старший преподаватель филфака МГПУ, Москва:

– Я учитель, воспитанник 825-й школы Владимира Абрамовича Караковского, которая победила в конкурсе «Школа будущего» в номинации «Воспитательные системы». Поэтому я не могу не быть сторонником того, что школа должна воспитывать, что воспитательный компонент там должен быть актуализирован. Я знаю, что текст концепции обсуждается и корректируется, причем в лучшую сторону. Прежний вариант, который я читал, к сожалению, сильно напоминал мне модернизированный вариант уваровской триады «православие, самодержавие, народность». Здесь, как я успел заметить, крен в такую консервативную традицию исправлен.

Предыдущий вариант, на мой взгляд, предполагал признание в школе основ православной культуры, и вопрос состоял только в том, основы ли это культуры или Закон Божий. Сейчас я вижу, вопрос так все-таки не стоит. И это радует. Вслед за выступлением Аллы Викторовны Курбатовой я хотел бы озвучить точку зрения представителя того «невинно убиенного» – но не думаю, что меньшинства, – которое представляет атеистическую традицию. И я сильно бы поддержал ту точку зрения, что мы не должны отождествлять понятие нравственности, духовности исключительно с вопросами религии, в частности православной.

Я могу сказать, что категорически не согласен с тезисом, что у нас только православные педагоги, и только какие-то темные силы мешают им работать в этом направлении. Я бы сказал, что у нас педагоги разные. Я довольно долго был классным руководителем и с удовольствием ездил с ребятами на экскурсии. Будучи атеистом, я отношусь к тем людям, которые очень любят и интересуются древнерусской культурой, в частности архитектурой и иконописью. Мы с учениками были во многих монастырях, исторических и краеведческих музеях, где хранятся иконы. Как-то мы поехали в Звенигород в знаменитый монастырь. Сам город тоже интересен с исторической точки зрения, потому что для средневековой Руси и Московского княжества Звенигород играл важную роль в конце XIV века – времени собирания русских земель. Там сохранились два храма – образцы московской школы зодчества конца XIV – начала XV века. Мы пошли на экскурсию в Георгиевский собор. Это княжеская церковь, где был сам городок и крепостные валы. Чем она интересна помимо своей архитектуры? Именно там был найден деисусный чин Андрея Рублева. Мы знаем, что фресок и икон Рублева сохранилось очень мало. Этот чин был найден в 1918 году, когда советская власть в голод и разруху решила заняться ревизией и описью культурных ценностей. Туда приехал исследователь, ученый-историк, и в сарае обнаружил доски, служившие поддоном для дров. Потом выяснилось, что эти доски принадлежат Рублеву. Экскурсию нашу вел человек православный, историк по образованию. Он очень неплохо рассказывал исторические факты, и когда мы подошли к одной из икон, он уточнил, что она, по преданию, спасла Звенигород от фашистов. Меня и моих детей это покоробило, потому что буквально за два месяца до этого мы ездили в Снегири – это рубеж обороны Москвы, где расположен военный музей. И дети знают, что Звенигород на самом деле спасли прежде всего десятки тысяч солдат, которые лежат в этой земле, а не икона, которая там висит. И не надо называть все учительское сообщество православным. Тем более что цифра 80 процентов сильно преувеличена. Когда мы заходили в церкви, то в моем классе из почти 30 человек только трое ребят ставили свечи. Причем в классе был только один татарин, а остальные русские.

Теперь о моем отношении к концепции как таковой. Я бы тут вспомнил о таком историческом сюжете. Дело том, что в XVII веке в Европе имела место так называемая правовая юридическая реформа, когда менялось правовое сознание под влиянием Реформации, становления рационалистической философии, появления сначала раннебуржуазного, затем буржуазного сознания, идей либерализма, особенно в английской философии. Как оно менялось? Если в Средние века человек, его жизнь были целиком в руках того, кто стоял над ним на феодальной лестнице, то с появлением раннебуржуазного сознания, вполне прогрессивного в то время, появляется иной принцип – свободы человека, и тогда меняется юридическая система: из предписывающей она становится ограничительной. Человек свободен, но не должен делать того или иного.

Когда Евгений Абрамович, Михаил Леонидович говорили с позиции учителя, то я бы подписался под каждым словом. Повторять эти тезисы я не буду, потому что вижу, что люди, которые работают в школе, в общем мыслят примерно одинаково и одинаково видят проблемы. За меня сказал Евгений Бунимович слова в защиту литературы. Я бы сказал, что учитель, придя в школу, живет полноценной жизнью только в том случае, если действительно реализует себя в воспитании. Как он это делает – на уроке, либо отправляясь с детьми в поездку, либо занимаясь какой-то социально значимой деятельностью, – это уже вопрос его личной творческой самореализации. С моей точки зрения, должно быть сделано все, чтобы убрать препятствия, которые учителю могут мешать воспитывать. Я бы сказал, что концепция могла бы в ее рекомендательной части заключаться только в том, что учитель и школа должны воспитывать. Конечно, педагоги могут учить разным ценностям, и это нормально. Я могу воспринимать то, о чем говорит Алла Викторовна как идеологический оппонент, но я при этом уважаю учителей, работающих в ее школе, будучи сам учителем. Я знаю, что они реализуют себя в своем деле.

Я понимаю, что с этой точки зрения концепцию не переработаешь, но рекомендательная часть (чему и как мы должны воспитывать) должна быть сужена до минимума.

Приведу такой пример. У нас в школе на первом этаже стоял бюст Ленина. На этом идеология заканчивалась. К Ленину у меня, конечно, несколько иное отношение, чем у Аллы Викторовны. Я помню, что в России было 70 процентов неграмотных, но именно благодаря тому делу, в котором он участвовал, была достигнута 100-процентная грамотность. Ленин сказал замечательную фразу об учителе: советский учитель должен быть поставлен на такую высоту, на которой он никогда не стоял и не может стоять в буржуазном обществе. И мы прекрасно знаем, что в советском обществе учитель стоял выше, чем он стоит сейчас. Мне и по сию пору видны и гораздо более понятны другие признаки советской идеологии. Они отражены в типовом школьном здании, которое строилось в 60-е годы: 5-этажная школа, на фронтоне которой четыре барельефа – Пушкин, Толстой, Горький и Маяковский. Это великие писатели и поэты XIX и XX веков. И они совершенно разные люди. С моей точки зрения, в концепции не заявлен полностью главный источник воспитания и нравственности – русская литература. Совершенно верно, что для французов основа – философия, а для нас – русская литература. Об этом многие писали, но я сошлюсь на Лотмана, что русская литература оказалась в XIX веке общественной трибуной. Она, с одной стороны, насквозь проникнута идеологией (поэзия Пушкина связана с темой французской революции, Тургенев – влияние гегельянства, Достоевский – идеология почвенничества и так далее). Но при этом литература очень здорово умеет преодолевать идеологию и дает возможность взглянуть на нее со стороны.

Безусловно, я категорический оппонент того, о чем говорила Алла Викторовна. Но парадоксально, что в ее выступлении был упомянут роман Достоевского «Бесы». А я могу сказать, что Достоевский – один из моих любимых писателей,